Современный мир характеризуется сложностью, динамичностью, пластичностью и плюральностью своих политических форм. Происходит стирание жестких политических границ, усиливаются процессы взаимопроникновения и взаимозависимости разнородных политических систем, налицо размывание и трансформация строго формализованных прежде политических структур. В мировой политический процесс активно включаются новые нетрадиционные политические акторы. Они будут стремиться выстраивать новый мировой порядок, новую политическую архитектуру мира в соответствии со своими специфическими интересами, культурой, традициями, возможностями. Радикальные изменения способствовали ослаблению традиционного социально-политического поля. Формируются новые глобальные и могущественные факторы современной политики. Соответственно возрастает значение адекватного концептуального осмысления этих новых политических реалий.
В современной политике формируется новая информационная парадигма, в центре которой находится идея информации как одного из главных факторов политического процесса. Под воздействием информационных технологий стремительно меняются традиционные политические институты, трансформируются сложившиеся формы политических отношений, ломаются привычные конфигурации политического пространства и времени. Актуализируется новое измерение политического процесса — виртуальное политическое пространство. Реальное воплощение приобретает прогноз Э.Тоффлера, сделанный в 1980-е годы, о том, что новая информационная волна принесет с собой «собственные представления о мире, со своими собственными способами использования времени, пространства, логики, причинности» [1].
Информация как политический ресурс обладает целым рядом принципиально новых качеств, которые особенно эффективно и продуктивно можно использовать именно в политической сфере. Во-первых, информация универсальна. В отличие от других ресурсов политики (природных, человеческих, материальных) информация не убывает по мере ее использования. Ее политическое влияние безмерно. Во-вторых, информация неотчуждаема, так как ее приобретение и использование не лимитируются. В-третьих, уникальность и особая значимость информации проявляется в пространственном измерении. Она мгновенно распространяется, и ее одновременно могут потреблять самые разнообразные политические акторы. С точки зрения политической мобилизации общества информационный ресурс обладает преимуществом всеохватности и одновременности воздействия. В-четвертых, особое значение для адекватного понимания роли информационного фактора в современной политике имеет динамический, временной аспект. Одна и та же политическая информация, представленная за час до выборов и через час после них, может стремительно обесцениться и полностью потерять свое значение. В-пятых, оперативная информация активно используется для систематических нововведений и новаторских изменений в политике. Это делает политические практики нелинейными и дискретными. Как отмечал в этой связи Э.Гидденс, «мы живем в мире, который целиком конституирован через рефлексивно примененное знание, и мы никогда не можем быть уверены, что любой его элемент не будет пересмотрен» [2].
Таким образом, новая информационная парадигма политики призвана реализовать три главные цели:
- - систематизировать и организовать происходящие в мире события таким образом, чтобы их можно было представить в перспективе;
- - осмыслить, интерпретировать и объяснить сущность, детерминанты и логику происходящих событий и сформулировать адекватный прогноз их тенденций в будущем;
- - предложить интуитивно состоятельное понимание того, как и почему должны происходить события.
Формулирование и выдвижение таких масштабных задач определяется характером современной эпохи. Начало информационной эры ознаменовалось существенными изменениями в политической картине мира, которые носят ярко выраженный постклассический характер. Стремительное развитие информационных технологий приводит к тому, что информация становится основным структурным компонентом политической организации, а потоки идей и образов составляют основную логику политической структуры. Технологи по связям с общественностью, многочисленные пиар-кампании являются яркой приметой развивающейся информационной революции в сфере политики. В этом процессе образуется разрыв между информационной метасетью и большинством видов политической деятельности и политическими акторами. Однако ни политические акторы, ни отдельные виды политической деятельности не исчезают. Трансформируется их прежнее структурное значение в поле политики, переходящее в новую логику информационного пространства. Сближение политического процесса с информационными технологиями способствовало созданию виртуального политического пространства.
В современную эпоху средства массовой информации превратились в виртуальную «четвертую» ветвь политической власти, которая по силе, оперативности и проникновению своего влияния зачастую превосходит все три традиционные ветви власти. Политическая борьба стала все больше разворачиваться в виртуальном информационном пространстве и приобретать новые, посттрадиционные виртуальные формы. Мозаичность событий на виртуальной политической сцене, которую каждый телеканал освещает в разных ракурсах, делает восприятие политического процесса все более дискретным и стохастическим. При этом эмоциональное восприятие информации, полученной с экрана, намного выше всех других типов информационного воздействия.
Впервые в истории человечества политическая культура формируется электронными средствами массовой информации, которые в значительной степени ориентированы на максимальные экономические или политические прибыли. Они изменяют систему политических ценностей, что неминуемо изменяет саму природу нашего политического мира.
Развитие информационных структур и появление виртуального пространства актуализировали проблему организации и защиты политического пространства в геополитике. Если классическая геополитика была основана на идеях веры, почвы и крови, то постклассическая картина политического пространства поставила вопрос о трансляции этих символов в виртуальное пространство в виде символического капитала национальной культуры. Таким образом, современная геополитика расширяет границы и масштабы борьбы за политическое пространство, подключая возможности информационного поля. Поэтому особое значение приобретают духовные, цивилизационные и культурные факторы, роль которых усиливается с развитием современной информационной революции.
Особое значение имеет и тот факт, что новая информационная парадигма политики закрепляется на фоне развития процесса глобализации, для которого характерно стирание всех традиционных барьеров между странами, народами, культурами. В третьем тысячелетии изменились все основные параметры международной безопасности. Если раньше они были связаны с балансом военных сил, уровнем конфликтности и угрозой мировой войны, то сегодня на первый план выходит борьба с нетрадиционными угрозами — международным терроризмом, транснациональной преступностью, незаконной миграцией населения, информационными диверсиями и т.д. Если прежде приоритетное стратегическое значение имели военная разведка и контрразведка, то сегодня на первый план выдвигается проблема отслеживания, систематизации и анализа информационных потоков.
Новые реалии современного мира поставили перед геополитиками новую нетрадиционную задачу — анализ роли информационных воздействий на решение проблем геополитического уровня. Это объясняется тем, что информационные воздействия способны «размыть», а в перспективе и изменить главный геополитический потенциал государства — национальный характер, менталитет, культуру. Вопрос о роли символического капитала культуры в информационном пространстве приобретает сегодня не абстрактно-теоретическое, а стратегическое геополитическое значение. Традиционная геополитика не обладала адекватным научным инструментарием для ее глубокого и всестороннего анализа. Стремительное развитие высоких технологий, которые сегодня определяют поступательное развитие любой науки и практики, дало возможность радикально изменить характер научной рефлексии данного проблемного комплекса.
Новая информационная парадигма геополитики означает, что в ХХІ в. судьба пространственных отношений между государствами будет в значительной степени определяться информационным превосходством в виртуальном пространстве. Оно активно осваивается геополитиками, и результаты этой экспансии уже сейчас можно без преувеличения определить как революционные. Ж.Бодрийяр, оценивая современную геополитическую революцию, отмечал в качестве ее ключевых нетрадиционных установок: «.никогда не атаковать сложившуюся систему с позиций силы. В этом заключается революционная идея, плод воображения самой системы, которая не устает вызывать на себя огонь. Но борьба перенесена в символическое поле, где основными правилами являются вызов, реверсия, неуклонное повышение ставок» [3].
В контексте изменившейся парадигмы современной политики высветились новые, непростые аспекты традиционных проблем. Необходимость их нового научного «прочтения» особенно выпукло проявляется при перенесении их в плоскость геополитики. В частности, новая информационная парадигма актуализировала проблему интеллектуального и в более широком контексте культурного превосходства. Политические измерения идеи культурного превосходства намечались в классической геополитике лишь пунктирно. Только после окончания «холодной войны» идея культуры как определяющей детерминанты политики получает широкое распространение в западных геополитических концепциях, прежде всего в рамках цивилизационного подхода. Общеизвестным интеллектуальным символом такого научного видения стала концепция «столкновения цивилизаций» С.Хантингтона.
Однако с развитием информационной революции идея культурного превосходства начинает занимать важное место в постклассических геополитических теориях. В концепции американского глобального превосходства, сформулированной Зб.Бжезинским, культура определяется в качестве одной из четырех наиболее приоритетных областей, формирующих мировую гегемонию (наряду с военной сферой, экономической и технологией). Автор концепции, один из ведущих аналитиков современности, подчеркивает, что культурное превосходство является явно недооцененным аспектом американской глобальной мощи [4]. Другая знаковая фигура современной западной науки Ф. Фукуяма, анализируя наиболее значимые тенденции политического развития современного мира, акцентирует внимание на «главенстве культуры», констатируя, что «вопрос культуры быстро выдвигается на первый план» [5].
Такая исследовательская позиция представляется правомерной применительно и к политическим реалиям современного мира, и в историко-теоретической ретроспективе. Уместно отметить в этой связи, что одним из базовых измерителей качества политической организации является легитимность, т.е. добровольное признание большинством граждан существующей системы властных отношений. Мировая история демонстрирует исключительную устойчивость и перманентную повторяемость этой закономерности. Политическая гегемония неразрывно связана с культурным превосходством. Римская империя обеспечивала свое геополитическое могущество не только с помощью более совершенной, чем у других народов, военной системы, но и с помощью культурной гегемонии. Высокая притягательность римской культуры, высокие стандарты жизни, высокий статус римского гражданина обеспечивали особую геополитическую мощь империи. Китайская империя также укрепляла систему имперского господства посредством сильно развитой идеи культурного превосходства. Британская империя, под знаком гегемонии которой прошел ХІХ в., опиралась в значительной степени на идею культурного самоутверждения английской нации. Наконец, в ХХ в. СССР, возглавивший мировую систему социализма, в основу своего геополитического могущества положил идею идеологического господства. Очевидно, что впервые в мировой истории идеологические конструкты оказались политически весомее идеи культурного превосходства. Вероятно, поэтому старые империи существовали веками, а советская — едва достигла 70-летнего рубежа. Уникальная советская цивилизация добровольно признала свое идеологическое поражение в «холодной войне». Закончилась эпоха великого идеологического противостояния двух миров, двух альтернативных политических проектов. Таким образом, можно констатировать, что все мировые империи исчезали с геополитической карты мира, исчерпав свой символический капитал, т.е. утратив идею культурного (идеологического) превосходства.
«Холодная война» стала первым и, может быть, пробным сражением в мировой геополитической истории, когда в борьбе за пространство доминировали и определяли победу не военные, а культурно-информационные технологии. Их цель — лишить противника символического капитала его власти над пространством. Значение символического капитала в геополитике связано с признанием высокого престижа ценностей и принципов, на которых организовано пространство власти. Именно эта система ценностей объединяет разрозненные массы людей в народ, уважающих сложившуюся систему геополитических сил. Но если духовно обезоружить элиту, заставить ее отказаться от национальной системы ценностей, то она превратится в «пятую колонну» для собственного народа, критикуя, третируя и высмеивая национальные символы, идеалы и святыни как «исконно-почвенническую отсталость». Закономерным следствием этого являются складывание и закрепление такой общественной позиции, при которой народ будет дезориентирован, духовно сломлен, морально подавлен. Так начинается распад политического организма.
Информационная революция открыла перед человеком политическим новую сферу действий — виртуальное политическое пространство. Оно позволяет охватить максимально большую политическую аудиторию, поэтому политическое действие в таком пространстве необычайно результативно, масштабно и зрелищно. Аудиовизуальные информационные технологии позволяют значительно усилить эмоциональное воздействие на политическую аудиторию благодаря использованию разнообразных сценических эффектов, качеству съемки, музыкальному оформлению и другим возможностям современных высоких технологий. Но вместе с тем формирование новых информационных технологий способствовало колоссальному росту рисков — экономических, политических, социальных, культурных и др. Прежде всего, они изменили саму природу политического действия и условия его реализации. Пожалуй, самым деструктивным последствием информационной революции стал кризис самодостаточности политического действия.
Новые информационные технологии изменили не только мир политики, но и самого человека политического. Чем больший объем информации стал использоваться для осуществления политических действий, тем больше человека стала интересовать только информация о политике, но не опыт непосредственного политического действия. Информация о политике постепенно все больше замещает реальное политическое действие и реальный политический процесс.
Информационные технологии опосредуют личностные отношения с политическими институтами и акторами, и при этом сознательно и бессознательно искажают политические реалии. Политическое действие, становящееся объектом информационных технологий, снимается на пленку, записывается, тиражируется, воспроизводится в виртуальном пространстве. Таким образом, политическое действие теряет главное качество классической эпохи — свою самодостаточность. Оно комментируется и интерпретируется многочисленными аналитиками, комментаторами, политтехнологами и пр. В результате этого особое значение в политике приобретает феномен, который в современной науке определяют как манипулирование общественным сознанием. Его особенность состоит в том, что оно не только побуждает человека делать то, что желают другие, оно заставляет его хотеть это сделать.
Манипулирование в виртуальном пространстве состоит в том, чтобы распространить такую информацию, которая создает стимулы для необходимых политических реакций. Таким образом, распространяются не идеи, а стимулы, призванные вызывать определенные чувства, эмоциональные порывы и соответственно политические действия.
Размывание феномена самодостаточности и подлинности политического действия и его замещение искусственными виртуальными конструкциями — тревожная тенденция в современной политике, чреватая опасными саморазрушительными последствиями для общества. Виртуальное действие, заменяющее реальную картину политической жизни, может привести к искажению и мутации политического пространства. Политическое действие в информационном обществе становится искусственной конструкцией, целиком и полностью манипулируемым и манипулирующим действием. Осмысляя эти реалии современного мира, У.Бек выдвинул концепцию «размывания границ политики» в информационном обществе [6]. Л.Туроу отмечал в этой связи: «Средства массовой информации становятся светской религией, в значительной мере заменяющей общую историю, национальную культуру, истинную религию, семью и друзей в качестве главной силы, создающей наши представления о действительности» [7].
Современные информационные технологии, по мнению Э.Фромма, усиливают «анатомию человеческой деструктивности». Исследователь отмечал, что самым страшным для человеческой психики является потеря системы исторических и ценностных координат — своеобразной «карты» его природного и социального мира. Без нее он может утратить способность действовать целенаправленно и последовательно [8]. Человек, лишенный исторической памяти, утрачивает самое главное — он отрывается от своих цивилизационных «корней», от социокультурных традиций и моральных норм, освященных памятью предков. По мнению Э.Гидденса, кризис идентичности проявляется и в том, что виртуальный мир средств массовой информации разрушает «связь времен», навязывая человеку сенсации сегодняшнего дня, заставляя его при этом забыть о прошлом и не думать о будущем. Таким образом, прошлое утрачивает свое значение, настоящее приобретает гипертрофированное значение, а будущее попадает в непосредственную зависимость от настоящего. Человек перестает активно и осознанно участвовать в том, что делает. Он эмоционально живет в другом измерении — «виртуальном зазеркалье» (Ф.Бегбедер). Необязательность, случайность, эпизодичность и дискретность отношений, которые складываются в виртуальном пространстве, человек начинает переносить на личные и политические отношения в реальном мире. Возникает риск того, что человек перестанет стремиться к самовыражению в политической сфере.
Это не означает, что человек политический и политика исчезают в современном мире. Развиваются новые формы политического. Они нуждаются в адекватном осмыслении и понимании, так как старые теоретические схемы и традиционные политические решения к ним неприменимы. Кризис легитимности традиционных политических институтов под влиянием манипулятивных информационных технологий привел к становлению «самобытного сопротивления» (М.Кастельс) [9]. В его состав входят новые общественные движения — экологисты, феминистки, антиглобалисты и т.д. Их деятельность зачастую трудно оценивать однозначно. Но они строят свою политическую позицию, основываясь на таких традиционных ценностях, как уважение национальных традиций и исторического прошлого, приверженность семье и локальной культуре, сохранение экологии и среды обитания. Участники «самобытного сопротивления» сознательно стараются восстановить статус культуры, традиции и самодостаточности в политике. Они актуализируют «могущество самобытности» (М.Кастельс), утверждают значение своих ценностей в политике, выступая против виртуализации, коммерциализации, маргинализации и, таким образом, распада материи политического, мутации ее подлинного человеческого смысла.
Список литературы
- Тоффлер Э. Третья волна. — М.: ООО Изд-во АСТ, 2002. — С. 34.
- Гидденс Э. Последствия модернити // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л.Иноземцева. — М.: Academia, 1999. — С. 106.
- БодрийярЖ. Дух терроризма // Геополитика террора. — М.: Изд-во ЭКСМО, 2002. — С. 103.
- См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. — М.: Междунар. отношения, 2000.
- Фукуяма Ф. Главенство культуры // americanworld.ru/
- См.: Бек У. Общество риска на пути к другому модерну. — М.: ООО Изд-во АСТ, 2000.
- Туроу Л. Будущее капитализма. Как экономика сегодняшнего дня формирует мир завтрашний //Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред.В.Л.Иноземцева. — М.: Academia, 1999. — С. 220.
- См.: Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. — М.: Аспект-Пресс, 1996. — С. 302-303.
- См.: Кастельс М. Могущество самобытности // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред.В.Л.Иноземцева. — М.: Academia, 1999. — С. 292-308.