Этносемантическое и стилистическое своеобразие в переводе

Принадлежность человека к той или иной культуре, его ментальные представления выражаются прежде всего в слове, кроме характерных для многих языков таких единиц, как пословицы, поговор­ки, фразеологизмы и др., в которых выражается его этническая сущность, в языке того или иного на­рода существуют особые, специфические формы выражения его ментальных представлений. В казах­ском языке к таким единицам относятся «шешендік сөздер» — ораторские, красноречивые слова. Ка­захский язык в целом отличает яркая образность, метафоричность, наиболее полное выражение это свойство языка находит в ораторских словах. Безусловно, ораторское искусство известно с античных времен и представлено образцами политического и судебного красноречия — как искусство владения словом, зависит во многом от индивида, от способностей и мастерства отдельных личностей. Но должна быть среда, которая взрастила эту личность, которая внимала бы его словам. В традиционной казахской культуре значение слова, уважение к слову, восхищение словом, почитание тех, кто владеет словом, имело огромное значение. В казахском языке есть выражение «сөзге тоқтау» (букв. остановиться перед словом), которое имеет значение: прекращение спора — раздора в связи с веско сказанным словом устами авторитетного человека. Особенно ярко проявлялось такое отношение к слову, сказанному биями. Би — судья, разбиравший спорные вопросы по обычному праву. Как отме­чают составители и авторы энциклопедии «Қаз дауысты Қазыбек би», би — это «структурный эле­мент в казахской культуре, идущий с давних времен, прошедший все ступени длительного развития и превратившийся в институт. В казахском обществе место, занимаемое биями, было огромно». В чис­ле основных требований, предъявляемых к человеку, претендующему на должность бия, было: «зна­ние традиций и обычаев народа, сведения из родословных, умеющего сказать магическое слово, он оратор, острый на язык, могущий извлечь из множества слов главную суть, он умеющий сказать вес­ко (есть выражение «То, что говорит би, может сказать и раб, однако он не может сказать веско, т.е. не обладает магией»), он может в двух словах вынести решение» [1; 224]. Как видим, одно из основ­ных требований, предъявляемых к бию, это владение словом, его ораторское мастерство. Ораторское мастерство биев, таким образом, надо характеризовать как относящееся к судебному красноречию. Но это было бы чисто условно, так как функции биев в казахском обществе намного шире традици­онного европейского: это и советник хана, это и жырау (поэт), это и батыр при необходимости. В ка­ждом случае и вне судебных обстоятельств, слово его значимо, весомо.

Итак, в содержательном отношении слова биев отличаются образностью, афористичностью в сжатой форме передаются глубокие мысли, не случайно многие слова биев, дошедшие до нашего времени в основном в устной форме, сохранились в памяти народа в виде афоризмов, пословиц, по­говорок. М.О.Ауэзов оценивает слова биев как факт литературы, а С.Сейфуллин рассматривает их как особый жанр. Такая спаянность содержания и формы, усиление смысловой значимости через ис­пользование зачастую стихотворной формы со всеми ее характерными особенностями: повторением однокоренных слов с разными аффиксами, что позволяет заострить внимание на содержании этих слов, как правило, в дополнение к этому используется аллитерация. Если слова биев передаются в прозаической форме, то это обычно рифмованная проза. Дар импровизации очень ярко проявляется в

речи биев-ораторов, современные айтысы — это своего рода отголоски айтысов биев. Конечно, все эти этноспецифические особенности смысловой, стилистической организации ораторской речи пред­ставляют, с одной стороны, интерес, а, с другой — трудность при переводе. Приведем пример: в из­вестном споре, обращенном к калмыкскому хану, Каз дауысты Казыбек би говорит:

...Қазак, калмак баласы, Табыскалы келгенмін. Табысуга келмесец Тұрысатын жерінді айт. Сен кабылан, мен арыстан, Алыскалы келгенмін.

Перевод:

... Сын казаха, калмыка,

Пришел помириться.

Если не хочешь мириться,

Укажи место, где будем биться.

Ты кабылан, а я лев,

Пришел с тобою драться. Особый, отрывистый ритм отражает содержательную особенность: в данном случае — не дать опомниться врагу, напор и натиск. Нам представляется наиболее подходящей грамматической фор­мой, передающей в определенной степени авторский замысел, является использование неопределен­ной формы глаголов взаимно-возвратного значения: инфинитив в полной мере выражает значение глагола, а взаимно-возвратный залог говорит о включенности в действие обоих субъектов.

На первый взгляд, не обладают особым семантическим своеобразием шежире — родословные, знание которых, как мы отметили ранее, необходимо претендующему на звание бия. Однако они об­ладают особой ценностной характеристикой, это своего рода ценностные ориентиры в истории наро­да, поскольку казахи всегда исходили из того, что историю делают личности, поэтому шежире — это не просто перечисление имен предков, это события, эпоха:

Төрт арыс — Орта жүздіц шын баласы,

Арканыц толган елге сары даласы.

Қаракожа бабамнан Аргын туып,

Дэулетке сонда толган айналасы. Мейрам сопыныц балалары бесеу болгандыктан, БесМейрам аталады.

Онан соц Мейрам сопы бабам өткен,

Қуандык, Сүйіндік, Бөгендік, Шегендікпен.

Бес бала Мейрам сопыдан туган екен,

Қаракесек — анасы баска тектен.

(со слов Баттал аксакала).

Перевод:

Четыре опоры — настоящие сыны Среднего жуза,

Широкая степь, что зовется Аркой наполнена народом:

От предка нашего Каракожи родился Аргын,

Вот тогда наполнилась счастьем степь. Поскольку у Мейрам суфия было пять детей, то их звали Пять Мейрамов.

После них прошел мой предок Мейрам суфий,

А с ним Куандык, Суйиндик, Бегендик, Шегендик.

Пять детей родилось от Мейрама суфия,

Мать Каракесека из другого рода. Таким образом, шежире — это историческая память народа, уважение к людям, которые созда­вали историю, культуру, оно само — памятник культуры. Бии прекрасно знали шежире, не только свою родословную, но и хранили в памяти имена батыров, их подвиги, т.е. в широком смысле они знали родословную народа.

Названные нами ценностные ориентиры казахского народа: слова биев, шежире, исходя из ие­рархии культурных ценностей, предложенных Г.Г.Молчановой [2; 13], можно отнести к культурно-специфическим, т.е. принадлежащим только конкретной культуре — культуре казахского народа. Собственно перевод имен в шежире, которое передается прозой, иногда в стихотворной форме, ино­гда идет совмещение, не представляет трудности, но чтобы понять смысл того, что скрывается за именами, необходим определенный лингвокультурологический комментарий, так как осознание ее культурной ценности остается вне понимания для представителя другой культуры: у него не возника­ет ценностных ассоциаций, связанных с тем или иным именем предка — батыра, бия, акына и т.д.

Импровизация — неотъемлемый дар биев. В статье, посвященной Бухар жырау, приведен при­мер испытания Каз даусты Казыбек бия Бухар жырауом: «Расскажи мне о значении чисел от одного до десяти», на что Казыбек би тут же ответил таким образом:

Бір дегеніміз — бірлігі кеткен ел жаман.

Екі дегеніміз — егесіп өткен ер жаман.

Үш дегеніміз — үш бұтакты шідерден шошынган ат жаман. Төрт дегеніміз — төскейге шыгып алмаган кәрілік жаман. Бес дегеніміз — білікті адамнан белгілі азамат тумаган жаман. Алты дегеніміз — аймагын билей алмаган хан жаман. Жеті дегеніміз — жетем деген максатына жете алмаган жаман. Сегіз дегеніміз — серкесіз бастаган кой жаман. Тогыз дегеніміз — толганганыцыз. Он дегеніміз — өткеніціз, о дүниеге жеткеніціз. Перевод:

Един говорим — плоха та страна, где нет единства,

Два говорим — плох тот мужчина, который постоянно враждует,

Три говорим — плох конь, испугавшийся трехножной треноги,

Четыре говорим — плоха старость, что не может взобраться на четверть горной возвы­шенности,

Пять говорим — плохо, когда от знающего человека не рождается известная личность, Шесть говорим — плох тот хан, который не может руководить страной, Семь говорим — плохо, когда не можешь достичь желаемой цели, Восемь говорим — плох тот баран, который начинает без серке, Девять говорим — долгое раздумье,

Десять говорим — значит отошел, дошел до того света.

Как видим, импровизированный стиль изложения избегает сложного синтаксиса, слова словно льются один за другим, создавая некий поток. На русском языке передать эту особенность сложно. Смысл излагаемого предполагает использование сложноподчиненных предложений, причастных, деепричастных оборотов. «Из «коллекционности» словоформ агглютинативных (казахского) языков и «селекционности» флективных (русского) происходят различные способы описания действитель­ности. «... для русского языка неудобны сюжеты, содержание которых трудно подвести под разряд развивающихся актуальных событий». ...эти формы (причастные, деепричастные обороты и др. — Ш. Т.) русской языковой системы можно характеризовать . как возможность передать динамику и континиум развития действия. Они-то и наиболее приспособлены для выражения казахской «стати­ки» и «расцветки», «фотогеничности» данного языка, как определяет ее Г.П.Мельников» [3: 56-57].

Би должен быть красноречив всегда, даже если речь не идет о решении спора. Часто люди при­водили к ним детей для благословения. Бата биев — это тоже образцы красноречия, например, так благословил своего племянника Жанибека Каз даусты Казыбек би:

Жол баскарсан, жолыц киелі болсыц, Ел баскарсан, колыц киелі болсын. Көк бөріц колдасын.

Перевод:

Возглавишь вышедших на дорогу, Пусть дорога твоя будет священной, Возглавишь свой народ, Пусть рука твоя будет священна. Пусть поддержит тебя твой серый волк. Торжественный момент благословения в переводе передается аналитической формой повели­тельного наклонения глагола пусть будет. Здесь также отмечаются повторы для создания ритма.

Очень своеобразной этносемантической особенностью, на которую следует обратить внимание при переводе, являются сложные слова в казахском языке. Применительно к русскому языку — речь идет о словах, образованных способом чистого сложения существительных, компоненты сложных слов объединяются без интерфикса: это слова типа диван-кровать. В казахском языке способ образо­вания идентичный, однако компоненты этих слов в смысловом отношении совершенно отличные. Если в русском языке это в основном названия многофункциональных предметов, выражаемых кон­кретными именами существительными: диван-кровать, т.е. диван, который может служить и крова­тью, вагон-ресторан, платье-костюм и т.д., то в казахском языке это в основном отвлеченные имена существительные синонимичные по своему значению: сана-сезім, зейін-зерде, кадір-касиет, күш-кайрат, күш-жігер, ар-ұят, ар-ождан, ар-иман, тәлім-тәрбие, акыл-кецес, әдет-гұрып, дау-дамай, салт-дәстүр, багыт-багдар, өсиет-накыл, сенім-таным, ел-жұрт, міцез-кұлыщ, іс-әрекет, үлгі-өнеге, тыныс-тіршілік и т.д. Например: сана-сезім. Компонент сана в казахско-русском словаре под редак­цией Р.Т.Сыздыковой и К.Ш.Кусаина [4; 705] переведено как сознание, сезім — чувство, сана-сезім — сознание, соображение и второе значение как самосознание. Қадір-касиет: кадір — уважение, почет, авторитет, престиж, касиет — хорошее свойство, качество, достоинство, а кадір-касиет с указанием на собирательность значения — достоинство, репутация, престиж.