Чем, собственно, определяется роль и место не только Кыргызстана, но и любого другого государства в локальной и глобальной системах государств, или, иными словами, какие именно параметры и каким именно образом определяют роль и место какого-либо государства в названных системах? Безусловно, это его экономическая мощь, если, разумеется, таковая имеется, его геополитическое положение и не в последнюю очередь военная сила, если опять-таки таковая имеется.
Невозможно, на наш взгляд, определить место и роль любого государства в какой угодно системе, не представляя, какого рода правила организуют межгосударственные отношения. Речь, разумеется, в данном случае идет не об известного рода предписаниях, не об международных этических нормах и тому подобных вещах, а принципах, имеющих объективный характер. Безусловно, другие принципы, то есть необъективного свойства, не представляют интереса для позитивной науки, однако всегда могут возникнуть сомнения, как в правомерности самих ссылок, так и в том, что принципы, на которые ссылаются, действительно имеют объективный характер.
В отечественной гуманитарной науке еще достаточно свежи воспоминания о монопольном обладании «истиной» с позиций «абсолютно объективной» марксистко-ленинской научной теории, но, как выяснилось впоследствии, во многих своих принципиальных положениях псевдонаучной и догматичной.
Преимущества данной теории, серьезно упрощавшей действительное положение вещей и предоставлявшей исследователю-ортодоксу иллюзию обладания истиной, носили главным образом психологический характер, что, конечно, несовместимо с честным и бескорыстным поиском научной истины. Поставив во главу исторического процесса и собственных теоретических изысканий классовую борьбу, марксизм пренебрег рядом существенных компонентов, определяющих развитие реальных наций и государств.
Реальные национальные интересы, определенные этнические ментальные свойства, религиозные черты народов, почвенно-климатические условия, ресурсная база, конкретное географическое положение и исторические условия развития реальных народов и многие тому подобные вещи, которые, собственно, и формируют реальный исторический процесс, были, по сути, преданы забвению в пределах ортодоксального марксизма, который во всех своих выкладках вполне искренне ссылался на объективность исторических законов, что ставит под сомнение не сам объективный характер законов, а точность определения истинности данных законов, их соответствия действительному положению вещей и правомерность самих ссылок. Собственно, истинность исторических законов или, иными словами, их формальное соответствие реальности и правомерность ссылок на них, а не объективный характер данных законов, являются принципиальными моментами исторической науки или любой другой науки, оперирующей принципами историзма, историческим материалом и законами, которые носят объективный характер, т.е. определяются, по сути, не чертами и особенностями отдельных личностей, пусть даже и весьма значительных самими по себе, а самой человеческой природой, наиболее значимыми врожденными его чертами.
Собственно, именно их объективный характер, строгая подчиненность определенного рода закономерностям и позволяет выстраивать относительно стройные теории, и проблема в нашем случае сводится главным образом к тому, чтобы обнаружить и воспользоваться той, которая наиболее точно отражает истинное положение вещей в системе международных отношений. Из всех существующих теорий или, вернее, направлений теоретической мысли, имеющих отношение к рассматриваемому нами предмету, наше внимание привлекают положения и принципы, сформулированные в пределах современной геополитической науки, поскольку, как мы считаем, с помощью них можно получить наиболее достоверное и полное представление о взаимоотношениях государств, с точки зрения сути этих отношений. Однако в силу того, что геополитика является относительно молодой научной дисциплиной, направлением, многие ее положения не всегда бесспорны.
Вообще, «молодость» геополитики с неизбежностью порождает множество различных проблем. Те или иные авторы отличаются между собой даже в определении основного предмета изучения этой научной дисциплины и главных методологических принципов, что обусловливается не только краткостью ее истории, но и тесной ее связью с мировой политикой, проблемами власти и главенствующими идеологиями, а также синтетической ее природой, включенностью в поле ее интересов, осмысляемых явлений действительности в области географии, истории, демографии, стратегии, этнографии, религиоведения, экологии, военного дела, истории идеологии, социологии, политологии и т.д. Имея в виду данное обстоятельство, а также то, что многие из вышеназванных дисциплин сами по себе имеют множество школ и направлений, говорить о какой-то строгости и однозначности в геополитике не приходится.
Труды многочисленных представителей геополитических школ, несмотря на все их различия и зачастую противоречия, тем не менее складываются в одну общую картину, которая и позволяет говорить о самом предмете, как о чем-то законченном и определенном.
Введение в научный оборот термина «геополитика» связывается с именем шведского исследователя и политического деятеля Р. Челлена (1846-1922), который, решая проблему создания сильного государства, писал о необходимости органического сочетания в практической политической деятельности пяти взаимосвязанных элементов политики: экономики, политики, демополитики, социополитики, кратополитики и геополитики, под которой он понимал «науку, которая рассматривает государство как географический организм или феномен в пространстве». На момент формирования новой научной дисциплины традиционные представления о международных отношениях основывались на трех главных предпосылках – территории, суверенитете, безопасности государств. С точки же зрения основателей геополитики, центральное место в ряду, детерминирующем межгосударственную политику, отводилось географическому положению государств – участников реального политического процесса, при этом смысл геополитических выкладок виделся ими в выдвижении на первый план пространственной, территориальной составляющей.
Первое время геополитика осмыслялась всецело в плоскости и, соответственно, терминах завладения прямого (военного или политического) контроля над определенными территориями, то есть в плоскости практической силовой политики, апологетами которой, по сути, выступали основоположники, а в дальнейшем последователи геополитического учения. В этом отношении весьма показательно суждение представителя американской геополитической школы Н. Спайкмена, который писал следующее: «В мире международной анархии внешняя политика должна иметь своей целью, прежде всего улучшение или, по крайней мере, сохранение сравнительной силовой позиции государства. Сила, в конечном счете, составляет способность вести успешную войну, и в географии лежат ключи к проблемам военной и политической стратегии. Территория государства – это база, с которой оно действует во время войны, и стратегическая позиция, которую оно занимает во время временного перемирия, называемого миром. География является самым фундаментальным фактором во внешней политике государств потому, что этот фактор – самый постоянный.
Министры приходят и уходят, умирают даже диктатуры, но цепи гор остаются непоколебимыми». Такой взгляд может представляться вполне естественным и типичным для представителя теоретической мысли, который недвусмысленно и последовательно отстаивал тезис о том, что Америке суждено сыграть особую роль в мире, или, иными словами, старался подвести определенную теоретическую базу под конкретную внешнеполитическую практику и потребности государства. Но какова бы не была данная практика и каковы бы не были реальные потребности государства, совершенно очевидно, что данные практика и потребности нуждаются в теоретическом осмыслении и соответствующей интерпретации, которая имеет прямую и обратную связь с целенаправленными политическими акциями и политической стратегией. Как пишет известный российский геополитик А. Дугин, геополитика – это «мировоззрение, и в этом качестве ее лучше сравнивать не с науками, но с системами наук. Она находится на том же уровне, что и марксизм, либерализм и т.д., т.е. системы интерпретаций общества и истории, выделяющие в качестве основного принципа какой-то один важнейший критерий и сводящие к нему все остальные бесчисленные аспекты человека и природы». Геополитика, по мнению А. Дугина, не стала «собственно идеологией или, точнее, “массовой идеологией”.
Ее выводы и методы, предметы изучения и основные тезисы внятны лишь тем социальным инстанциям, которые занимаются крупномасштабными проблемами – стратегическим планированием, осмыслением глобальных социальных и исторических закономерностей и т.д. Пространство проявляет себя в больших величинах, и поэтому геополитика предназначается для социальных групп, имеющих дело с обобщенными реальностями — странами, народами и т.д.». Геополитика, по А. Дугину, это «мировоззрение власти, наука о власти и для власти… дисциплина политических элит», наконец, это – «наука править». Думается, что такое существенное ограничение функций и задач геополитики российским ученым связано с его желанием найти полезное практическое зерно в соответствующих теоретических изысканиях, то есть те моменты в теории, которые были бы в состоянии «оправдать» определенную политическую практику и курс, выявить наиболее значимые цели и идеалы и т.д., сосредоточить свое внимание, а вернее, внимание политической элиты, ее власть, волю, ресурсы и энергию на выполнение определенных внутри- и внешнеполитических задач. Российский политолог
Э.А. Поздняков придерживается мнения, что геополитика направляет свое главное внимание на раскрытие и изучение возможностей активного использования политических факторов физической среды и воздействия на нее в интересах военно-политической, экономической и экологической безопасности государства.
Практическая геополитика, изучает все, что связано с территориальными проблемами государства, его границами, с рациональным использованием и распределением ресурсов, включая и людские. Как бы не разнились формально мнения различных геополитических школ и направлений, в каких бы государствах не развивались данные школы и направления, вполне очевидно то, что все они так или иначе сосредоточены на проблеме обеспечения национальной безопасности, которая оценивается в контексте пространственно-географической детерминанты, поскольку каждый реальный этнос, нация существует только в границах определенного пространственно-временного континуума, и его интересы, которые почти всегда определенным образом противостоят интересам другого (или других) этноса, могут воплощаться только в пределах конкретных физических пространств, что побуждает теоретиков уделять особое внимание географическому или, вернее, геополитическому фактору. Именно данное обстоятельство заставляет согласиться с точностью следующей краткой дефиницией: «геополитика – это наука, система знаний о контроле над пространством».
Геополитика, таким образом, рассматривает пространство с точки зрения политики (государства). Собственно, геополитика, как не раз подчеркивали ее представители, не претендовала и претендует на всеохватность и исчерпывающую глубину. Она преследует вполне определенные практические цели, и ее ценность оценивается на деле именно практической пользой, которая, разумеется, нетождественна истине. Однако поскольку истинное суждение, в отличие от ложного, неверного, имеет большую вероятность принести максимальный позитивный результат, то ясно, что практическая ценность и истинность становятся явлениями одного порядка, во всяком случае с точки зрения положительного результата. По иронии судьбы, как раз по отношению к геополитическим истинам срабатывает один из основных марксистско-ленинских тезисов, принципов, что критерием истины является практика.
Ценность геополитических теорий или просто выкладок измеряется в первую очередь положительными практическими результатами, которых добиваются реальные политические деятели, руководствующиеся в своей деятельности какими-либо конкретными положениями позитивной геополитической науки. Само собой разумеется, политик может и не руководствоваться указанными положениями и при этом добиваться определенных положительных результатов, но, во-первых, как говорил в свое время Маркс, никогда еще невежество никому не помогало, и, следовательно, реальные знания никому не помешают, а только помогут, и, во-вторых, геополитические принципы и истины, как одна из форм научной истины, представляют определенный интерес не только для политической практики, но и для академической науки, которая фиксирует и интерпретирует действительность под определенным, свойственным только ей углом. Словом, истина может интересовать нас сама по себе, вне ее связи с определенной политической практикой. Как можно легко увидеть, в геополитической науке нет даже единого мнения относительно дефиниции самой геополитики, не говоря уже о том, что существуют определенные трудности в связи с использованием инструментария геополитики, который отличается относительным разнообразием при отсутствии у исследователей единства подходов и оценок при рассмотрении и решении характерных проблем.
Выход из данной ситуации видится в определенного рода предпочтениях, в выстраивании доводов на основе главных принципов, выдвинутых наиболее значительными представителями геополитической науки, в частности, одним из основателей школы «политического реализма» Г. Моргентау, который предложил при оценке международной политики и ситуации опираться на шесть принципов так называемого политического реализма.
Список литературы
- Гаджиев К.С. Геополитика. – М., 1997. – С. 6
- Дугин А. Основы геополитики. – М., 1997. – С. 12.
- Поздняков Э.А. Геополитика. – М., 1995. – С. 42.
- Нартов Н. Геополитика. – М., 2004.- С. 10.
- Анненков П.В. Литературное воспоминание. – М., 1960. – С. 304