Риски, вызовы и угрозы, располагающиеся на глобальном уровне, в той или иной мере характерны для всего мирового сообщества и имеют системный характер. В частности можно выделить следующие риски, вызовы и угрозы.
Коллапс международного права. В данном случае, очевидно, что сам по себе сирийский кейс не является причиной окончательного крушения международного права как основы межгосударственных и иных межакторных взаимоотношений. Уместно будет говорить об исполнении роли спускового крючка. Если разрешить ситуацию в русле мирных подходов все же не удастся и в рамках гипотетического допущения США совместно с союзниками осуществят военную операцию, то безотносительно к ее результатам можно будет говорить о принципиальном изменении роли международных норм и правил, которые более не в состоянии гарантировать суверенным государствам их принципиальную неприкосновенность и защиту от внешнего вмешательства во внутренние дела. Более того, международное право в его современном прочтении позволяет государствам использовать отдельные его элементы в целях обоснования собственной политической воли.
Отдельного внимания заслуживает тема присутствия в сирийском конфликте террористического интернационала. По данным МИД Сирии, против правительственных сил воюют наемники из 83 стран. Тактика использования террористами вооруженных конфликтов в качестве полигона для «поддержания формы» и отработки навыков ведения боевых действий не нова, в данном случае примечательны только масштабы присутствия и заявка на роль самостоятельного участника с собственными интересами. Удивляет индифферентность, с которой мировое сообщество к этому факту отнеслось. Создается впечатление, что и системная оппозиция правящему режиму Сирии и ряд внешних по отношению к конфликту игроков воспринимают факт присутствия террористических группировок на территории Сирии как дополнительную силу, присутствие и использование которой позволит реализовать их собственные цели, выражающиеся в стремлении свергнуть правительство Башара Асада. Решение же вопроса о законности присутствия террористических бандформирований на территории Сирии и их целеполагания имеет своего рода «отложенный статус».
Еще одним следствием сирийского конфликта, формирующим вполне очевидные риски и вызовы безопасности, как на глобальном, та и на региональном уровне является ускорение гонки вооружений и стремление все большего количества стран заполучить ОМУ для обеспечения собственной безопасности. С другой стороны, в связи с имевшим место прецедентом применения химического оружия и использованной следом технологией «назначения» виновных и на этом основании готовности к осуществлению наказания, следует ожидать рост интереса к ОМУ и механизмам его использования со стороны террористов. Заполучив и применив ОМУ, любой игрок, в качестве «бонуса» получает возможность возложить ответственность за его применение на своих противников.
Усиление конфронтационных линий в рамках существующего геополитического расклада сил. Предположения ряда экспертов, относительно высокой степени вероятности расширения сирийского конфликта до размеров, меняющих его качество и формирующих глобальный конфликт и мировую войну, скорее всего окажутся ошибочными. Тем не менее, отказ ряда прямых участников конфликта от участия в конференции Женева-2, отказ от прекращения боевых действий на период проведения переговоров, нежелание оппозиции видеть в качестве партнера по переговорам Башара Асада, а также угрозы в адрес потенциальных участников конференции со стороны террористических группировок, в значительной степени формируют опасения относительно дальнейшей эскалации конфликта. Кроме того, достигнутые договоренности по иранской ядерной программе и артикуляция проблемы как «снятой с повестки дня», еще не гарантируют исключение сценария географического расширения сирийского конфликта в сторону Ирана. Опасения, связанные с реализацией данного сценария связаны с вопросом насколько религиозная сфера в целом, и суннитско-шиитские противоречия, в частности, будут вплетены в общую канву сирийского конфликта.
Неудовлетворенность ряда государств Залива, достигнутыми договоренностями по иранской ядерной программе, объясняются в какой-то мере потерей удобного механизма-рычага давления на шиитский Иран со стороны мирового сообщества. В то же время противостояние шиитов и суннитов в регионе никуда не делось и в условиях очевидной близости шиитского Ирана и алавитского правительства Сирии логично предположить, что сирийский конфликт одной из своих сфер развертывания будет иметь религиозную сферу. Определенные риски исходят из неопределенности позиции по данному вопросу Турции, которая традиционно дистанцировалась от антииранской риторики монархий Залива, но в отношении сирийского вопроса является их союзником. Таким образом, в качестве еще одного вызова, который в случае претворения в жизнь безусловно будет иметь негативные последствия для глобальной безопасности является оттеснение в рамках сирийского конфликта геополитики на второй план и значительный рост идеологической составляющей. Формирование в качестве основных узлов, формирующих противоречие, ценностных установок автоматически делает достижение компромисса невозможным.
Дальнейшая эскалация сирийского конфликта, как впрочем, и поддержание уже достигнутого градуса напряженности несут в себе серьезные риски для мировой экономики. В связи с усиливающейся напряженностью и опасениями дестабилизации нефтяных поставок с ближневосточного региона следует в первую очередь ожидать роста цен на нефть. Несмотря на кажущуюся «быструю» выгоду от роста цен для нефтедобывающих государств, в том числе для Казахстана, в долгосрочном плане этот фактор будет иметь крайне негативные последствия для национальных экономик. Кроме того, практика показывает, что такого рода конфликты влекут за собой снижение фондовых рынков и увод институциональными инвесторами финансовых средств с развивающихся рынков.
На национальном уровне проблематика сирийского конфликта перешла из русла геополитического анализа в практическую сферу в связи с проблемой вербовки казахстанских граждан в ряды террористических организаций, воюющих в Сирии. Сам по себе факт формирования корпуса наймитов из граждан республики обнажил следующие угрозы национальной безопасности.
Во-первых, уязвимость казахстанского сегмента информационного пространства. Данная угроза имеет свое расширение по двум самостоятельным направлениям. С одной стороны – незащищенность национального информационного пространства от проникновения чуждого контента деструктивной направленности и его воздействия на массовое сознание. Несмотря на предпринимаемые государством меры количество интернет-сайтов экстремистской направленности не уменьшается. В рамках информационной драматургии, откровенным призывам к экстремистской и террористической деятельности предшествует информационная работа по формированию психо-депрессивного восприятия гражданами окружающей реальности. Сопутствующим фактором, в значительной мере усиливающим эффект воздействия, является «пропагандистско-просветительская» деятельность экстремистских группировок, осуществляемая в реальном пространстве.
Другим направлением, в рамках которого актуализируются угрозы, является незащищенность национального киберпространства, как инфраструктуры осуществляющей циркуляцию информационных потоков. В результате повышается вероятность осуществления информационного терроризма на территории государства. В свою очередь информационный терроризм может получить такие формы своей реализации как: «обрушение» критически важной инфраструктуры государства (вероятность возросла с момента создания вируса «Stuxnet») или совершение террористического акта путем распространения угроз применения насилия в случае невыполнения определенных политических требований террористов (например, заявления «Джунд аль-Халифат»). При этом осуществление террористического акта непосредственно в реальности может и не происходить, так как в любом случае государство усиливает режим безопасности, что требует определенных финансовых затрат и, что немаловажно, формируется атмосфера страха.
Во-вторых, создание в стране отлаженной системы конвертации граждан в салафитскую идеологию и рекрутинга в ряды подразделений аль-Каиды. В рамках данной деятельности происходит искусственное нагнетание межмазхабных противоречий и формирование такфиристско-джихадистских настроений. Продвижение института такфиризма происходит, в первую очередь, для обоснования необходимости вооруженного джихада и применения насильственных действий по отношению к мусульманам – алавитам и суннитам, – выступающим на стороне правительства Сирии. В полной мере начинания в этой сфере проявятся в средне- и долгосрочной перспективе, когда такфиристско-джихадистский подход будет имплементирован непосредственно в отношении мусульман-суннитов, придерживающихся ханафитского мазхаба и проживающих на территории Казахстана.
В фокусе внимания, очевидно, окажутся и представители других религиозных конфессий. Одним из условий реализации данного сценария является возвращение боевиков из Сирии на родину. Возвращаясь в Казахстан под видом мирных граждан, работавших, обучавшихся или просто отдыхавших в Египте или Турции, боевики создают на территории страны боевые джамааты, объединенные в сеть террористического подполья. По данным КНБ РК в 2012 году на территории Казахстана было выявлено 24 таких джамаата.
В-третьих, рост финансовых ресурсов этноподразделений ИДУ, базирующихся на севере Афганистана. Ни для кого уже не секрет, что деятельность аль-Каиды подверглась глубокой коммерциализации. Именно на Исламское движение Узбекистана ложится основная нагрузка по поиску и вербовке граждан Центральной Азии в ряды террористических группировок, воюющих на территории Сирии. В настоящий момент боевики ИДУ оттачивают свои навыки в Сирии, получая «зарплату», а также проценты за каждого завербованного боевика. В преддверии вывода войск международной коалиции из Афганистана в 2014 году, логично предположить, что представители ИДУ ищут новые возможности для приложения своих умений. Расширение финансово-ресурсной базы ИДУ впоследствии может быть использовано для организации террористических операций непосредственно на территории государств Центральной Азии.