Проблема бедности в контексте задач социальной модернизации Казахстана

Среди ученых всю вторую половину ХХ века не прекращалась дискуссия о наилучших мето­дах измерения бедности. Которая была, в каком-то смысле, продолжением глобального противо­стояния, противоборства сторонников двух диа­метрально противоположных подходов к оценке бедности - прежде всего, как нравственно-ре­лигиозной (а не социальной, психологической или экономической) характеристике индивида. Дихотомия всего нескольких понятий, в ряду которых находится бедность (добро и зло, бо­гатство и бедность, святость и порок...), состав­ляет базовую ценностную основу человеческого общества, нашедшую своё отражение в системах христианских и исламских духовных ценностей (а также всех прочих религий мира).

Среди всевозможных объектов, которые из­учает наука, бедность относится к категории са­мых сложных, обозначаемых термином «фено­мен» - явление, данное нам в опыте, чувствен­ном познании. Полностью научными методами феномен в принципе непознаваем - разумом постигаются (и изучаются наукой) только его отдельные внешние проявления, «ноумены» [2, c. 560]. Бедность - «сложный многофакторный феномен, теоретико-методологические основы изучения которого представлены в различных отраслях знания» [3, c.16]; причём содержание понятия «бедность» далеко выходит за рамки не только экономической науки и других научных дисциплин, но и науки вообще.

Поэтому «до сих пор и для специалистов, и для широкой общественности открытым остает­ся вопрос о том, что такое бедность, каковы ее причины и что может наиболее эффективно спо­собствовать ее преодолению» [4]. Т. е. получа­ется, что любой учёный (как и любой политик), произнося слово «бедность», по сути, не говорит ничего определённого, если только не уточнит, что именно он имеет в виду; выбор у них весьма обширный.

Помимо общепринятой в настоящее время классификации М. Ревельона, когда бедность может быть абсолютной (невозможность либо крайняя затруднительность для индивида или его семьи физического воспроизводства, жизнь ниже уровня прожиточного минимума), отно­сительной (когда уровень жизни ниже среднего, принятого в данном обществе), субъективной (т.е. «психологической», связанной с невозмож­ностью реализации своих талантов и способ­ностей и получения, вследствие этого, соответ­ствующего материального положения), бедность - это: 1) сложная система неравновесных про­цессов самоорганизации, проявляющихся в по­стоянной перестройке материальной и духовной культуре общества, в результате которых скла­дывается и воспроизводится устойчивый соци­ально-психологический стереотип и образ жизни всех социальных групп; 2) один из сущностных смыслов базовой системы ценностей общества, глубоко укоренённый в природе человека, в кол­лективной памяти народа; 3) угроза социальной безопасности и источник страданий и лишений многих миллионов людей; 4) такое состояние специфической социальной группы, при кото­ром она потенциально способна принять уча­стие в свержении существующей власти.

А ещё бедность - очень субъективная и по­литизированная оценочная научная категория. В «Методических указаниях по анализу бедности» Всемирного Банка мы читаем о «масштабе по­литических дебатов», о том, что «при анализе бедности /.../ специалисты уделяют основное внимание /.../ анализу влияния политических реформ на благосостояние различных основных заинтересованных групп». В числе «десяти ос­новных элементов, которые необходимо учиты­вать тем, кто осуществляет или консультирует по вопросу анализа уровня бедности» - «стиму­лирование политических дебатов и обеспечение обратной связи для выбора политического кур­са» [5, c. 44]. 

Специалисты вполне единодушно признают, что «в настоящее время, по общему признанию, оценка бедности происходит по множеству кри­териев, типовая методология анализа бедности и социальных последствий отсутствует» [5, c. 32]; «при использовании любого из подходов к из­мерению бедности невозможно быть точно уве­ренным в абсолютно корректном установлении черты бедности» [6, c. 147]. «Время собирать камни», время обобщения обширного массива зачастую противоречащих друг другу методов оценки бедности, в науке ещё не настало .

В своей социальной политике каждое госу­дарство выбирает несколько подходов к мони­торингу, определению и снижению уровня бед­ности, отбрасывая и игнорируя все остальные рекомендации учёных. Выбор методов оценки бедности и мер по сокращению неравенства до­ходов населения определяет политическая целе­сообразность; вопрос оценки бедности - поли­тический, это не «наука», а «искусство дости­жения возможного», компромисс, возникающий в результате многофакторной оптимизации раз­нонаправленных интересов и усилий различных групп политической и финансовой элиты.

Обстоятельный анализ подходов, практикуе­мых в разных странах, представлен в статье В.Н. Бобкова и Е.В Одинцовой [7]. Какой из них наиболее эффективен? И можно ли вообще считать достигнутые результаты удовлетворительными?

Прежде всего - не только индивиды, но и страны делятся на «бедные» и «богатые» - при­чём глобальное неравенство в мире намного больше, чем неравенство граждан в любой от­дельно взятой стране [8]. Кроме этого, следует выделить два принципиально разных вида бед­ности: «сытая» - в развитых странах и «голод­ная» - в беднейших развивающихся.

«Сытая» бедность - реальная угроза соци­альной стабильности в развитых странах Запада. «Специалисты из ведущих исследовательских центров США, Франции и Великобритании, считают, что растущее социальное неравенство и разрыв в доходах, а также обрушение средне­го класса, приобретают все большее значение в политической и экономической жизни Европы, США и других стран. Они являются угрозой для демократии и построенного на консенсусе обще­ства», читаем мы в подзаголовке редакционной статьи Financial Times [9].

За 60 лет производительность труда в запад­ном мире выросла в 5 раз, а реальная зарплата практически не росла. Т.е. вся прибыль от техни­ческого прогресса уходила владельцам предпри­ятий, и именно их уровень жизни рос быстрыми темпами, а вот уровень жизни наемных рабочих, инженеров, офисных работников - стоял на ме­сте (точнее, падал из-за нескомпенсированной инфляции) [10]. В США и ЕС на питание тратит­ся сравнительно немного. Основные траты идут на оплату жилья, страховок, кредитов, учёбы и медицины, зубное протезирование и прочих ус­луг.

Разрыв между богатыми и бедными гражда­нами США достиг наивысшего уровня со вре­мен Великой депрессии прошлого века. Такого разрыва не наблюдалось с 1928 года. Доходы 1% богатейших американцев выросли с 2009-го по 2012 год на 31,4%. У остальных 99% населения страны данный показатель за аналогичный пери­од увеличился лишь на 0,4%. При этом на долю 10% наиболее обеспеченных домовладений при­ходилось 48,2% всех заработков и прибылей. По­пасть в эти заветные 10% могли в прошлом году американцы с доходом выше 114 тыс. долларов (на домовладение). А семьи с годовым доходом свыше 394 тыс. долларов относились уже к 1% богачей. Только 47% работающих граждан име­ют полный рабочий день, в то время как офи­циальный уровень безработицы составляет 8%, 43,2 млн американцев получают талоны на еду, -это более чем каждый пятый житель США: если на иждивении у большинства американцев нахо­дится по два человека, то получается, что треть Америки питается за счет социальных программ. Вместо высокой реальной зарплаты, как это было до 1970 г., американские семьи с 80-х годов были принуждены пользоваться кредитами для поддержки приемлемого уровня жизни, т.е. фак­тически жили в долг. В результате, общий долг американцев по банковским кредитным карточ­кам составил 2,4 триллиона долларов, но чтобы погасить его вместе с набежавшими процента­ми и пени, американцам придется выплатить банкам около 10 триллионов долларов, в 4 раза больше суммы долга - финансовая прибыль при­ватизируется (банками и корпорациями), а фи­нансовые убытки социализируются (т.е. за них расплачивается население). Что касается уровня бедности, то он подсчитывается по-разному для разных целей и в разных штатах. Федеральные власти США считают бедной семью из четырех человек с доходом до 23 тыс. 550 долларов. На каждого «дополнительного» члена семьи пола­гается прибавлять по 4 тыс. 20 долларов [11].

В странах Евросоюза бедным считается че­ловек с доходом меньше 60% медианного дохо­да по стране. Исходя из этого критерия в 2011 году в странах ЕС было 84 млн бедняков; 24% населения (более 120 млн человек) подвергалось «риску бедности или исключения из социума», при этом сюда входило 27% всех детей Европы, 20,5% пенсионеров старше 65 лет и 9% имею­щих работу; около 9% населения жило в усло­виях тяжёлой материальной недостаточности, не имея возможности купить стиральную машину, автомобиль, телефон, обогреть дом или нести не­запланированные расходы; 17% населения жило на половину средней заработной платы своей страны; 10% населения жило в домохозяйствах, где ни у кого не было работы. Статистику за 2012 год в ЕС решили не публиковать, ограничившись заметкой об ухудшении показателей [12].

В условиях неолиберальной экономической модели (финансового капитализма) реальными, а не декларативными задачами социальных про­грамм является создание таких социально-эконо­мических условий, при которых бедняки должны: а) не иметь возможности и повода бунтовать, б) как можно меньше зарабатывать, в) как можно более производительно работать, г) как можно больше тратить на потребление. Т.е. цели борьбы с бедностью, мягко говоря, весьма противоречи­вы. Поэтому «в последние годы мир столкнулся с кризисом политических систем, в которых правит торжествующая и в то же время некомпетентная технократия. Проводимая ими политика нацеле­на только на одно - чтобы электорат был спокоен. Краткосрочные задачи политического выживания оказываются гораздо важнее, чем задачи развития страны. Налицо кризис государств, весело и легко практиковавших покупку голосов избирателей за счет взятых в долг денежных средств - задолжен­ности, которую будут выплачивать следующие поколения» [13, c.17].

И нам действительно придётся «оставить в прошлом утопические идеи либеральной на­правленности»; отказ же от идей «социалисти­ческой направленности» обусловлен тем, что они в условиях глобального насыщения потре­бительского рынков и обусловленного этим пер­манентного экономического кризиса оказались несовместимы с неолиберальной экономической моделью.

О масштабах этой бедности свидетельствует, например, последний доклад Продовольствен­ной и сельскохозяйственной организации (ФАО) ООН, согласно которому каждый восьмой жи­тель земли голодает: 842 миллиона в 2011-2013 годах испытывали хронический голод. Большин­ство голодающих живут в Африке к югу от Саха­ры (223 миллиона) ив Южной Азии (295 милли­онов); в развитых странах эксперты ФАО ООН насчитали 16 миллионов голодающих [14]. Мно­гие независимые эксперты считают эту оценки излишне оптимистичной; по их мнению, мето­дики ФАО ООН устарели и голодающих в мире куда больше.

В последнем докладе Центра глобального развития под бедными понимаются люди, кото­рые живут менее чем на $2 в день [15]; по оценке специалистов Всемирного Банка, за 1981 - 2005 гг. в мире число лиц с доходами до 1.25 долл. в день сократилось с 1899 до 1370 млн., а с дохо­дами до 2.15 долл. в день - выросло с 2607 до 2730 млн.

Поскольку многие развивающиеся страны из-за ограниченности ресурсов, слабости госу­дарственных институтов и/или плохого управле­ния не могут самостоятельно успешно бороться с нищетой, бедностью и голодом, им необходи­мо внешнее содействие [16, c. 36]. На «Саммите тысячелетия» в Нью-Йорке в 2000 году мировые лидеры взяли на себя обязательства по достиже­нию «Целей в области развития на рубеже тыся­челетия», включая снижение наполовину уровня нищеты к 2015 году.

Сейчас уже можно с уверенностью утверж­дать: цель эта достигнута не будет. Не только потому, что общий объем помощи сравнительно невысок (официальный ориентир, установлен­ный ООН на Саммите тысячелетия, - 0.7% ВВП; у стран ЕС в 2006 г., при благоприятной эконо­мической конъюнктуре, он составил 104.4 млрд. долл., или 0.31% [16, c. 32]).

Дело в том, что в США каждый год соби­раются  миллиарды  долларов пожертвований на продовольственную помощь - но по амери­канским законам гуманитарная помощь должна производиться в США. Европейский союз также принял директивы «Стратегия по сырьевым ма­териалам» и «Стратегия интегрированной про­мышленной политики», где четко сказано, что «ЕС должен обеспечить интересы своих компа­ний в Африке любыми средствами». Т.е., оказы­вая гуманитарную помощь, США и страны ЕС «попутно» решают и другую задачу - обеспечи­вать работой своих сельхозпроизводителей. Ког­да продовольственная помощь попадает в Афри­ку, то она не раздается нуждающимся бесплатно, а выставляется на рынок по очень низкой цене, с которой не могут конкурировать местные кре­стьяне. В результате, они разоряются. По мне­нию ряда экспертов, в Африке проблема голо­да связана именно с большой зависимостью от импорта продовольствия, дающего немалую прибыль компаниям развитых стран (Похожий процесс идет в последние годы и в странах Вос­точной Европы).

Меры воздействия на «голодную» бедность на практике всегда были организованы так, что­бы: а) стимулировать спрос на определённых отраслевых рынках, б) организовать в развиваю­щихся странах с «неправильными институтами» [17] протестную активность тех специфических социальных групп, «возрастание нужды и бед­ствий которых», по словам В.И. Ленина, являет­ся одним необходимых условий возникновения «революционной ситуации».

При переходе к неолиберальной («рыноч­ной») модели экономики в Казахстане возник­ли специфические социальные группы «новых бедных» как структурные элементы общества. «Голодной» бедности по меркам Африки в Ка­захстане нет. Однако нет и «сытой» бедности развитых стран Запада. По данным Националь­ного банка РК, 50% от суммы всех депозитов приходится на долю всего 0,1% вкладов; другая половина средств на депозитах также распреде­лена весьма неравномерно - их имеют только 17 % населения, причем суммы вкладов у пода­вляющего большинства совсем небольшие. Как отмечают казахстанские экономисты, средняя заработная плата в стране всего в 2-2,5 раза пре­вышает реальный прожиточный минимум, рас­чётная величина которого сильно занижена [18, c.8]. Притом, что степень эксплуатации наемных работников в Казахстане в два раза выше, чем в развитых странах. Поскольку доля заработной платы наемных работников в развитых странах составляет порядка двух третей ВВП, а в Казах­стане удельный вес фонда оплаты труда в ВВП вдвое ниже [19].

В структуре казахстанского общества наи­более массовыми являются, в терминах Всерос­сийского центра уровня жизни под руководством В.Н. Бобкова, два социальных слоя: «низко обе­спеченных» и «с материальными условиями жизни ниже среднего уровня» [20]. Известно, что повышение индивидуальных доходов не­возможно без использования социальных кон­тактов; однако, круг таких контактов в этих со­циальных слоях, как правило, не выходит за их границы - именно поэтому они и попадают в «ловушку бедности».

Субъективная бедность трёх четвертей на­селения Казахстана - это, преимущественно, бедность работающих людей, которые не могут повысить свой доход за счет повышения своей трудовой активности, социальная проблема, не связанная с личными качествами и трудовыми усилиями индивидов. Низкий уровень оплаты труда работников, рост неустойчивости заня­тости в ряде секторов экономики стал главным фактором бедности, которая в принципе «не лечится» с помощью программ адресной соци­альной помощи. Высокий уровень социального неравенства и поляризация общества по имуще­ственному признаку оставляет слишком мало возможностей для развития среднего класса. Наблюдается дефицит социально-трудовой мо­бильности, который сочетается с узостью соци­ально-трудовой мотивации.

Особо остро стоит эта проблема для молодё­жи - связанная с демографическим ростом («мо­лодёжный бугор») и низким уровнем жизни / со­циальной неустроенностью сельской молодёжи, мигрировавшей в крупные города в поиске ра­боты. Поскольку всплеск молодежной безрабо­тицы может иметь «особо мощный политически дестабилизирующий эффект, создавая армию потенциальных участников всевозможных поли­тических (и в том числе революционных) потря­сений» [21, c. 340].

Бедность стала питательной средой форми­рования специфических механизмов воспроиз­водства бедности: в терминах Агентства РК по статистике это «самозанятое население» и «ненаблюдаемапя экономика» [22, c. 311], которые стали основой устойчивой самоорганизующейся системой застойной бедности, которая изменила поведение населения и состояние материальной и духовной культуры общества. 

Сформировался поведенческий стереотип за­стойной бедности, который сохраняется даже в случае роста благосостояния индивида. Стерео­тип этот заключается в том, что к наиболее рас­пространенным стратегиям улучшения своего ма­териального положения относятся: самообеспече­ние некоторыми продуктами питания, разовые и временные приработки, заем денег, сверхурочная работа или совместительство по основному месту работы или в нескольких местах на постоянной основе. Причём существуют значительные ин­ституциональные ограничения и даже барьеры, не позволяющие формировать на микроуровне эффективные стратегии выхода из бедности. В результате в казахстанском обществе (как и в рос­сийском [23, c. 68]) развивается аномия - отказ членов общества совершать действия, которые поддерживают социальный порядок.

Вклад социальных трансфертов в доходы на­селения достиг исторического максимума, од­нако, система социальной защиты не является эффективным институтом содействия сокраще­нию бедности. Пришедшие из прошлого и закре­пленные в законодательстве и практике органов социальной защиты традиция предоставления помощи лишь людям, находящимся на грани фи­зического выживания, стали причиной слабого влияния адресной помощи на процессы социаль­ной модернизации;

Экономический рост перестал оказывать позитивное влияние на неравенство, уровень, и особенно, на структуру бедности. При высоких социальных расходах и общей положительной динамике экономического прогресса наметился тренд ухудшения социального самочувствия и роста социальной напряженности

Результатом данного исследования являются следуюшие выводы:

1.  Бедность в современном обществе (как бы мы её не определили) - это непременно ре­зультат отсутствия доступа индивида/ спец­ифической социальной группы к «социальным лифтам» вследствие нехватки возможностей и навыков социального взаимодействия: неуме­ния/неспособности доверять окружающим и вы­зывать у них доверие. Процессы социального взаимодействия внезапно в самых неожиданных сочетаниях объединяют людей и организации в группы, достаточно активные и влиятельные, чтобы оказывать определяющее влияние на раз­витие общества. Отсюда вытекает идея нового похода в оценке бедности через оценку дове­рия. Как «внутри» специфических социальных групп, между их членами, так и «извне»: дове­рия группы по отношению к другим группам и различным социальным институтам.
2.  При оценке бедности в условиях экономи­ческого кризиса следует отказаться от обработки баз данных с использованием математических моделей, основанных на методах линейного про­граммирования. Следует также отказаться от вы­явления закономерностей на основе анализа вре­менных рядов (экономических показателей про­шлых периодов); информационной базой оценки бедности в современных условиях становится не анализ баз данных (тенденции и тренды про­шлых лет в условиях кризиса в любой момент могут изменить свою направленность), а про­гноз будущего, основанный на оценке рисков.

По нашему мнению, для Казахстана вполне справедлив вывод, сделанный российским ис­следователем Л.Н. Овчаровой: в настоящее вре­мя возможны две стратегии сокращения бедно­сти. Первая: «от политики низкой безработицы

•  к политике эффективной занятости, и от деше­вых и неквалифицированных рабочих мест - к рабочим местам с достойной заработной платой и высокой квалификацией труда». Вторая - «от социальной защиты отдельных категорий насе­ления - к приоритетной поддержке бедных до-мохозяйств на различных этапах жизненного цикла» [24, c. 84].

Исходя из этого подхода, следует признать нецелесообразным дальнейшую разработку спо­собов выявления особо уязвимых групп населе­ния, и сведение к минимуму (пересмотреть) дей­ствующих программ адресной социальной помо­щи в РК. Необходим переход к новой концепции

•  реструктуризации бедности, суть которой в смене приоритетов экономической и социальной политики: переходе от адресной социальной по­мощи особо уязвимых групп к государственному стимулированию программ повышению уровня жизни населения, которое находятся «в зоне ри­ска» над чертой бедности. Потому что именно эта социальная группа в РК - наиболее много­численная сегодня, и именно от неё зависит со­циально-политическая стабильность казахстан­ского общества.

Литература 

1. Назарбаев Н.А. Социальная модернизация Казахстана: двадцать шагов к Обществу Всеобщего Труда // Казинформ, 10.07.2012 inform.kz/rus/article/2478336 /Дата обращения: 15.10.2013
2. Конт-Спонвиль А. Философский словарь / пер. с фр. Е. Головина - М.: Этерна, 2012. - 752 с.
3. Теодорович М. Л. Проактивная стратегия снижения бедности в России: партисипаторный механизм реализации: Ав-тореф. дисс. ... д. соц. н. - Нижний Новгород, 2010. -49 с.
4. Тихонова Н.Е. Российская бедность: масштабы, причины, перспективы // Индекс -2005. -№ 21. /www.index.org.ru/ journal/21/tihon21.html /Дата обращения: 09.09.2013
5. Методические указания по анализу бедности и социальных последствий / Группа стратегии сокращения бедности (PRMPR) и Департамент социального развития (SDV). Международный банк реконструкции и развития / Всемирный банк. -Вашингтон, 2003. - 122 с. wprldbank.org/psia/ Дата обращения: 11.10.2013
6. Воронкова О.В. Подходы к определению и измерению бедности // Экономический вестник Ростовского государствен­ного университета - 2007. - Том 5. - № 3. - С. 147-154.
7. Бобков В.Н., Одинцова Е.В. Международная практика снижения относительной и абсолютной монетарной бедности и задачи для России //Уровень жизни населения регионов России. - 2012. - № 10-11. - С. 3-58
8. Milanovic В. Global Income Inequality in Numbers: in History and Now. Global Policy, Volume 4, Issue 2, May 2013, 198-208 pp.
9. Financial Times 24. 02. 2013 ft.com/home/uk /Дата обращения: 17.10.2013  Wolff R. D. Capitalism Hits the Fan: The Global Economic Meltdown and What to Do about It. Olive Branch Press. 2009. - 256 р.
10. Сайт Управления экономики и статистики США Economics and Statistics Administration ( ESA) esa.doc.gov/ Дата обращения: 17.10.2013
11. Сайт Eurostat /ec.europa.eu/eurostat Дата обращения: 21.10.2013
12. Коробка Д.С. Политическая онтология современности: новые смыслы, новые стратегии: автореферат дисс. ... к. пол. н. - М., 2010.- 26 с.
13. Доклад Продовольственной и сельскохозяйственной организации (ФАО) ООН The State of Food Insecurity in the World, 2013 fao.org/docrep/018/i3434e/i3434e00.htm / Дата обращения: 21.10.2013
14. Сайт Центра глобального развития (Center for Global Development) cgdev.org/ Дата обращения: 19.10.2013
15. Иванов Н., Гоффе Н., Монусова Г. Глобализация и бедность // Мировая экономика и международные отношения (МЭ-иМО). - 2010. - №9. - С. 29-42.
16. Acemoglu D., Robinson J. A. Why Nations Fail: The origins of Power, Prosperity and Poverty First Edition. New York: Crown Business. 2012. - 529 р.
17. Кошанов А. Индустриально-инновационные вызовы глобализации и новые императивы социализации общественного производства в Казахстане // Экономика: стратегия и практика. - 2012. - № 2 (22). - С. 6-11.
18. Economic and social survey of Asia and the Pacific Pursuing shared prosperity in an ERA of turbulence and high commodity prices. - United Nations, 2012.-236 р. // apec-center.ru/ Дата обращения: 17.09.2013
19. Бобков В.Н. Неравенство материальных условий жизни населения // Всероссийский центр уровня жизни (ВЦУЖ), 15. 07.2011 Дата обращения: 21.10.2013
20. Моделирование и прогнозирование мировой, региональной и национальной динамики. /Руководитель проекта акад. В.А. Садовничий. Отв. ред. А. А. Акаев, А. В. Коротаев, Г. Г. Малинецкий, С. Ю. Малков. - М.: Либроком URSS, 2011. -580 с.
21. Методологические положения по статистике. 3-е издание, доп. / Под общей ред. А.А.Смаилова. - Астана, 2009.- 580 с
22. Кара-Мурза С.Г. Аномия бедности // Аномия в России: причины и проявления. - М.: Научный эксперт, 2013. - 264 с.
23. Овчарова Л.Н. Предложения для стратегии содействия сокращению бедности в современной России //Уровень жизни населения регионов России». - 2012. - № 10-11. - С. 78-88.