Столики-дастарханы из архитектурного комплекса Луговое г (VII–XII вв.)

В статье впервые представлена коллекция керамических столиков-дастарханов, собранная на архитектурном комплексе Луговое Г (VII-XII вв.). Находки относятся к разным строительным горизонтам, характеризующим основные этапы существования памятника. Аналогии дастарханам прослежены на средневековых городищах Таласской и Чуйской долин, в Южном Казахстане и Средней Азии. При создании формы и нанесении орнамента дастарханам придавалась особое сакральное значение. Культовые столы встречаются в разных культурах, они известны с глубокой древности. В то же время, в большинстве культур существует почтительное, религиозное отношение к пище. В символическом осмыслении стола определяющим было его уподобление престолу бога. Прослеживается соответствие между обыденной трапезой и жертвоприношением. Переносный столик, как и очаг, служил местом жертвоприношения и пользовался особым почетом. В декоративном оформление дастарханов отражены представления разных религиозных систем и переданы общие представления об организованном пространстве, воплощенном в структуре Мирового древа.

Городище Луговое отождествляется со средневековым городом Кулан, который располагался восточнее города Тараз. В маршрутнике китайского паломника Сюань Цзяня (VII в.) и в истории династии Тан он назван Цзюй-лань. Кулан упоминали арабские авторы: Ибн Хордадбех (IX в.), Кудама и Ал-Макдиси (X в.), Ибн ал-Асир и Якут (XII–XIII вв.). Ал-Макдиси писал, что Кулан находился на большой таразской дороге [1, с. 65, 180-181; 2, с. 230; 3, с. 74,76,82,83].

Исследуемый объект «Луговое Г» представляет собой бугор (тобе), расположенный в 2 км. к юговостоку от центральных развалин цитадели и шахристана городища Луговое, в пределах территории, окруженной длинной стеной. В топографии различаются центральная часть в виде бугра подквадратной в плане формы размерами в основании 45х40 м., высотой 5 м. и примыкающего к нему участка 50х70 м. Раскопками установлено существование трех разновременных построек – первоначальное здание VII-VIII вв., здание второго строительного горизонта IX-X вв. и верхний строительный горизонт X-XII вв. [4, с. 121-128].

Обзор находок. Коллекция керамических столиков-дастарханов, найденных при раскопках памятника

«Луговое Г» насчитывает около 15-ти экземпляров. Целые столики и фрагменты были встречены во всех строительных горизонтах. Они имеют круглую столешницу диаметром 50-60 см., толщиной 2,5-3 см., опирающуюся на подставку в виде перевернутой чаши высотой 5-8 см. Декор наносился до обжига, он  выполнен пальцевыми вдавлениями и полосами, резными линиями, встречаются мелкие отпечатки (овальные, полуовальные или треугольные), налепы. Композиционное распределение узоров относительно центрального круга – радиальное и концентрическое. Бортики столешниц украшались наклонными прямыми или выгнутыми дугой линиями, оттиснутыми или вдавленными кружками.

У трех столиков-дастарханов, относящихся к строительным горизонтам VII-IX вв., сохранились чашевидные подставки и в двух случаях примыкающие к ним фрагменты столешниц. Объединяет эти столики орнаментальный мотив, изображенный на плоскости внутри подставок, – крест, прочерченный пальцем. Два стола относятся к нижнему строительному горизонту, тюрко-согдийскому  периоду.  У одного дастархана толщина столешницы 3 см., высота подставки 6 см., диаметр опорной части 31 см.  (рис. 1,3). Нижняя часть покрыта ангобом светло-охристого цвета, верх краснокирпичного цвета. Судя по обломанным фрагментам, столешница была украшена узором из выгнутых резных линий и круглых пальцевых вдавлений. Опорная часть подставки украшена наклонными резными линиями. Внутри подставки изображен крест, выполненный двумя пересекающимися полосами. Вершина каждой ветви креста обозначена круглым пальцевым вдавлением. В секторах между ветвями креста сделаны круглые вдавления, чередующиеся по два и по три в каждом секторе.

Высота второго стола 13 см. (рис. 1,4). Диаметр подставки снизу 28 см., высота 8 см. Нижняя часть стола покрыта светло-охристым ангобом. Фрагментарно сохранившаяся  столешница  украшена  орнаментом, состоящим из прямых линий, выполненных резьбой, и круглых пальцевых вдавлений. Орнаментальное поле разделено на сектора налепленными валиками с вдавлениями. Опорная часть подставки декорирована резными наклонными линиями, образующими подобие «елочки». В центре подставки пальцем изображено Древо, в основе которого заложен крест. Ветви креста, изгибаясь, тянутся вверх. Снизу и сверху от поперечной перекладины изображены подобные ветви. На ветвях и между ними сделаны круглые пальцевые вдавления.

От третьего столика, найденного в вышележащем строительном горизонте, сохранилась только подставка (рис. 1,2). Общая высота его, судя по сохранившемуся фрагменту, 10,5 см., высота подставки 6 см., толщина стенки в опорной части 1,5 см. Нижняя часть стола покрыта светло-кирпичным ангобом. Крест так же прочерчен пальцем двумя накладывающимися друг на друга линиями. В секторах между ветвями креста прочерчены линии, образующие несоединенный в центре знак «Х». Круглые пальцевые вдавления расположены между прямыми линиями и на их концах.

Подобное оформление столика встречается в коллекции VIII-X вв., собранной на территории раннесредневековых городищ Северного Притяньшанья. Здесь в кругу чашевидной подставки расположено нанесенное пальцем изображение креста с овальными ямками по одной в каждом секторе [5].

Еще один столик из Лугового Г представлен 2-мя обломками (рис. 1,11,12). Толщина столешницы около 2,5 см. Нижняя сторона покрыта анбогом цвета топленого молока, верхняя сторона кирпичного цвета. Резной орнамент сочетается с круглыми углублениями, образованными пальцевыми вдавлениями. Невысокий бортик столешницы шириной 2,5 см. украшен двумя рядами орнамента в виде повторяющейся дуги с выемкой-точкой в центре. Возможно, этот орнамент имитирует птичье оперение. Пространство между бортиком и обломком подставки заполнено декоративными изображениями фантастических птиц  с хохолками (павлинов?), крылья и хвосты которых изображены виде растительных элементов – лепестков и цветов. У пернатых длинные шеи, загнутые вниз клювы. Сохранились изображения двух птиц, соприкасающихся распахнутыми крыльями. Головы их расположены ближе к центру и развернуты влево, а тулова показаны фронтально. Создается иллюзия вращения по кругу. Плоскость столешницы внутри подставки украшена резным растительным орнаментом и пальцевыми вдавлениями.

Изображения птиц с подобным поворотом головы, крючковидным клювом, распахнутыми крыльями и волнообразным оперением встречаются на керамике Самарканда – кувшине и донце блюда конца IX-X  вв. [6, табл. L]. Превращение птицы в цветок отмечено на поливной керамике Самарканда X-XII вв. [7, с. 215, рис. 47]. Резной растительный орнамент в центре столика аналогичен узорам, украшающим сосуды с антропоморфными признаками из Таласской долины, в которых воплощены образы авестийских божеств. Время появления этих сосудов – VIII-IX вв. В археологических слоях городищ и поселений Таласской долины они встречаются до XII вв. [8, с. 78-88]. Изображения павлинов, голубей, птиц с хохолками отмечены на дастарханах из Отрара X-XII вв. [9, с. 22].

К вышеописанному столику-дастархану близок по оформлению фрагмент из Лугового Г, показанный на рис. 1,6. Толщина столешницы 2,4 см., ширина невысокого бортика 4 см. Верх столешницы покрыт ангобом краснокирпичного цвета, нижняя часть – ангобом цвета топленого молока. На нижнем поле столешницы изображен узор, состоящий из спирально завивающихся резных линий и круглых пальцевых вдавлений. Бортик украшен резными дугообразно выгнутыми линиями, идущими по две и образующими подобие «плетенки».

В коллекции есть целый дастархан с хорошо отполированной столешницей, покрытой сверху ангобом краснокирпичного цвета, снизу светло-охристым ангобом (рис. 1,7). Диаметр столешницы 63 см., толщина 3 см. Высота подставки 6 см. Край столешницы загнут вниз. Ширина бортика 4 см. Нижняя часть столешницы украшена тремя рядами волнообразных линий, идущими по кругу. По бортику небрежно прочерчена волнообразная линия, которая в некоторых местах прерывается, а иногда идет в два ряда. У чашевидной подставки отогнут нижний край, он украшен вдавлениями, образующими волнистую кайму. Внутри подставки прочерчены две волнообразные линии, с тремя изгибами. Круглое поле обрамлено парными углублениями, переходящими на стенку подставки.

Подобный дастархан найден на городище Актобе [10, с. 128, рис. 4,2]. Орнамент из трех волнообразных линий встречается в оформлении керамических сосудов X-XI вв. Возможно он отражает представления о трехчастном мироздании и связан с представлениями о сфере воды. Волнообразный орнамент, окруженный точками, на сосудах из Талгара и Алматы служит обозначением змеи. На одном талгарском кувшине орнамент в виде волнистых линий сочетается с оформлением  горловины  зооморфной (змеиной?) головкой [8, с. 86,87, рис. 49]. Выпуклое изображение змеи, окруженное плоскими налепами, имеется на сосуде X-XII вв., найденом при раскопках на Фархадстрое [11, 1959, с. 102-103, рис. 17,3]. В древности со змеей соотносили идею непрерывности жизни, постоянного ее «оживления» после «смерти» (сбрасывания кожи), идею бессмертия и неиссякаемого плодородия.

С образом змеи предположительно связан орнамент, изображенный на фрагменте еще одного дастархана из Лугового Г (рис. 1,8). Толщина столешницы 3,4 см. С верхней стороны она покрыта ангобом светло-охристого цвета, с нижней стороны ангоб светло-кирпичный. Боковая часть бортика украшена резными наклонными линиями, идущими параллельно. На горизонтальной плоскости бортика прорезаны изогнутые линии, образующие повторяющийся мотив, в центре которого – изображение змеи с овальной головкой и круглым глазом. Подобным образом орнаментирована и нижняя часть столешницы, где в окружении выгнутых линий изображены линии со змеиными головками.

Тема воды представлена также на фрагменте, который, судя по параметрам, мог быть частью столешницы (рис. 1,16). Толщина фрагмента 2,2 см., орнаментированная сторона обмазана ангобом светлоохристого цвета, верх стерт, на нем сохранились следы светло-кирпичного ангоба. По невысокому бортику шириной 2,5 см. прочерчены наклонные линии. Основу узора составляют выпуклые прямые линии, идущие параллельно. Между ними пальцевыми вдавлениями вылеплен мотив «падающая волна» с движением справа налево. Объемное изображение волнообразных линий, чередующихся с кружками, встречается в декоративном оформлении крышки котла из Тараза.

X-XI вв. датируется дастархан из коллекции Лугового Г, от которого сохранилось два фрагмента (рис. 1,1). Диаметр столешницы 55 см., толщина 2,5  см.  Подставка  высотой  7,5  см.  снизу  имеет  диаметр 20,5 см. Нижняя сторона стола обмазана светло-охристым ангобом. Плоскость внутри подставки покрыта пальцевыми вдавлениями. С наружной стороны подставки, в месте ее соединения со столешницей, сделаны пальцевые вдавления, напоминающие лепестки цветка. Орнаментальное поле столешницы разделено на четыре сектора полосами шириной около 1 см., которые состоят из повторяющихся изображений –

«бантиков», образованных оттисками двух треугольников, соединенных вершинами. Эти полосы формируют крестообразную композицию. От центра отходят полосы «елочек», выполненные резными наклонными линиями. Низкий бортик столешницы шириной около 3 см. украшен овальными вдавлениями, идущими в два ряда. На дастарханах с городищ Северного Притяньшанья круг часто разбивался на четыре сектора, которые заполнялись различного рода «елочками» и пальцевыми вмятинами, реже вихревыми завитками. Основание чаши с внешней стороны и край дастархана обрамлялись такими же овальными ямками [5]. Центрическая композиция с «елкообразным» орнаментом встречается керамике X-XI вв., например, на поливных блюдах из Тараза и Куйрыктобе.

Представления о земле, женском плодородии воплощены в орнаменте дастархана из Лугового Г, от которого сохранился фрагмент столешницы толщиной 2,5 см. (рис. 1,5). Ширина бортика 4,5 см., высота  2 см. Черепок светло коричневого цвета. Декор выполнен резьбой. На столешнице сохранился узор, составленный из вытянутых ромбов, внутри них – кружки с точками в центре. По бортику проходит полоса, состоящая из ломаных линий.

Дастарханы относятся к часто встречаемым находкам на раннесредневековых и средневековых городищах Средней Азии, Южного Казахстана и Семиречья. В Ташкентском оазисе столики с круглой столешницей на трех ножках обнаружены в слоях III-IV вв., они имели широкое распространение в X-XII вв. Керамические и алебастровые дастарханы на чашевидной подставке занимают исторический промежуток VIII-XIII вв. [12, с. 141]. В Юго-Западном Семиречье фрагмент алебастрового столика с ножкой был обнаружен на цитадели Тараза в слое III-IV вв. К этому же времени относятся столики из глины и алебастра, найденные на шахристане Тараза. Они имеют плоский диск, иногда с загнутыми вниз краями, и три невысокие ножки. В VII-X вв. в Таразе отмечено изменение формы столиков-дастарханов. Наряду со столиками на трех ножках, в том числе и алебастровыми, отмечено появление столиков на чашевидном поддоне с орнаментированной нижней поверхностью. Исключением в этой группе является столик из Джикиля в виде миниатюрного диска на конусовидной подставке с рельефными колонками. Среди находок отмечен также столик с четырьмя ножками [13, с. 36,50, 96-97].

В Чуйской долине в VIII-X вв. оформление столиков отличается разнообразием орнаментальных мотивов и техникой исполнения [14, табл. LXXI, LXXII, LXXIV,1,6]. А.Н. Бернштам сопоставил декор с искусством резьбы по дереву у кочевников, которое затем через среду оседлого населения распространилось в Семиречье и Средней Азии. Этим же временем датированы дастарханы в виде дисковидной столешницы на чашевидной подставке и трех ножках, найденные на городищах Илийской долины, но по количеству и разнообразию орнаментации они значительно уступают изделиям из Чуйской долины [15, c. 77].

На Северных склонах Каратау находки дастарханов отмечены на городище Баба-Ата в VIII-IX вв. [16, с. 192, рис. 55].

В слоях X-XI вв. на городище Отрар выявлено много столиков-дастарханов на цилиндрической или чашевидной  подставке.  Эти  изделия  украшены  штампованным,  резным,  налепным  орнаментом растительного, геометрического и зооморфного содержания, а также узорами, выполненными пальцем. Штамп применялся при отделке небольших кусочков глины, наносимых на внутреннюю поверхность столика. Обнаружены также небольшие дастарханы на трех низких ножках. К комплексу XII – начала XIII вв. относятся фрагменты дастарханов на полых цилиндрических ножках. Основание ножки оформлено широкой площадкой с пальцевыми вдавлениями по краю. На городище Каршыгалык были найдены дастарханы, опирающиеся на чашевидную подставку. С нижней стороны столики украшены резным, штампованным и налепным орнаментом. Среди них есть почти целый экземпляр, датированный X-XI вв. Внутренняя поверхность столика украшена налепным и штампованным орнаментом. В декоративном оформлении отражены представления о земле, плодородии [17, с. 101, 156, 157].

К вопросу о функциональном назначении дастарханов. Столики-дастарханы неоднократно привлекали внимание исследователей. Рассматривались формы, технические приемы изготовления и декорирования. Некоторые считают, что целью декорирования являлось украшательство. С их точки зрения, функция дастарханов была двоякой: утилитарная – стол и декоративная – украшение интерьера, поэтому их оборотная сторона орнаментирована [18, с. 41-42; 19]. Предполагалась также связь дастарханов с жертвенными столами более раннего времени, в том числе с бронзовыми жертвенными столами саков, найденными в Семиречье. Столики на трех ножках, по мнению специалистов, берут начало от столиков сарматского времени. Находки их во втором слое Тараза (III-IV вв.) позволяют говорить о генетическом родстве с предшествующей культурой [13, с. 96,97]. В захороненнях Кенкольского могильника (II-IV вв.) среди сопутствующего инвентаря обнаружено два типа деревянных столиков. Столики, служившие, по мнению А.Н. Бернштама, для изготовления мучной пищи, сделаны из одного куска дерева. Столешница эллипсоидной формы слегка вогнута и имеет следы соскабливания ножом. Подобные столики были встречены у уйгур в Алматинской области. Другой тип столиков сохранился во фрагментах. Столешница  с едва заметным бортиком, на оборотной стороне – призматические выпуклости с пазами, куда вставлялись шипы ножек. На столиках сохранились следы раскраски коричневой краской [20, 1940, c. 18-19]. Продолжая линию сопоставлений, можно отметить, что низкий круглый столик служил традиционным обеденным столом у казахов.

В орнаментике дастарханов VIII-X вв. из Чуйской долины виделся смысл, доказывающий их использование в ритуале, «носителями которого являлись племена с идеологическими представлениями круга Авесты, а в целом – индоиранской культуры» [21]. Предполагалась также связь керамических столиков с алтарями-престолами [22; 8, с. 158].

На городище Канка в слое VI-VII вв. был обнаружен фрагмент столика в виде круглой столешницы диаметром 42 см. на трех конических ножках. В центре нижней стороны оттиском ребра ладони и пальцевыми вдавлениями изображен след правой стопы. Выше штампом отпечатана маленькая розетка, составленная из кружков. Следы стоп на Канке входят также в систему знаков, маркировавших кирпичи кладок стен. Один след был поставлен на сырцовом кирпиче обкладки крепостной стены шахристана IV-V вв.  н.э. Три изображения зафиксированы среди знаков на кирпичах обрушившейся верхушки стен храмового комплекса V-VI вв. [23, 2004, с. 288]. Изображения отпечатков двух человеческих ног можно увидеть на керамическом столике с городища Бурана. Следы расположены в центре подставки, внутри круга, составленного из семи ямок-вдавлений. Изображения следа имеются и на других дастарханах с раннесредневековых городищ Чуйской долины, датированных периодом VIII-X вв. [5; 21, с. 147, рис. 1,6,9,10, 2].

След стопы с точкой на пятке присутствует среди элементов штампованного орнамента  на керамике  III в. до н. э. – II в. н. э. с бакрийского памятника Кампыртепа. Несмотря на распространенное мнение о буддийской атрибутике и индийском происхождении этого вида орнамента в Бактрии, О. Цепова считает, что истоки следует искать в греческом мире, и лишь со временем в Бактрии эти изображения могли приобрести буддийскую символику [24, с. 103,105]. Отпечатки стоп встречаются на памятниках с глубокой древности, значение этих изображений неоднократно рассматривалось исследователями, в том числе  в связи с жертвоприношениями [21].

Использование культовых столов отмечено в разных культурах. Они рассматриваются как престолы (земные троны богов). На престолы помещали символы богов, что означало их участие в ритуале, и,  возможно, предназначенные богам жертвы.

На серебряном кувшине V-VII вв. из Слудки в медальоне воспроизведена женская фигура с нимбом и царскими лентами, ее обнаженные ноги опираются на орнаментированное подножие – престол, под которым находятся два павлина. В одной руке женщины птица, в другой она держит обнаженного ребенка. Слева от центральной фигуры еще один обнаженный ребенок с овцой на плечах («мосхофор»), под базами колонн – обращенные вправо и влево фигурки обнаженных детей. В.Г. Луконин предположил, что женское изображение на кувшине может быть воплощением синкретического образа Анахиты-Девы Марии [25].

На чаше из Бартыма представлены изображения двух павлинов с лентами на шеях, в фантастических образах птиц переданы представления о трех сферах мироздания. Жертвенник, находящийся между павлинами, показан в виде невысокого столика с постаментом и ровной доской. По мнению исследователей, местонахождение привозной посуды связано со святилищем, существовавшем на Урале до VII-VIII вв. [26]. К.В. Тревер отметила, что павлины в христианской символике олицетворяют жизнь (в языческой – смерть), чем, по ее мнению, объясняется появление их на памятниках христианского времени [27]. Воспроизведения павлинов отмечены на керамических столиках из Лугового Г (см. рис. 1,12) и Отрара.

В центре керамического столика на трех ножках из Тараза, хранящегося в фондах Института археологии им. А.Х. Маргулана, имеется отпечаток ладони. Отпечатки и изображения ладоней встречаются на широком круге памятников. Их можно увидеть на стенах древних святилищ и среди наскальных рисунков, миниатюрные воспроизведения кисти руки использовались в качестве амулетов. Изображения раскрытой ладони присутствуют на стенах подземных мечетей Казахстана, например, скальной мечети Шакпак-Ата в Манкыстау. Они сопровождаются надписями (мистическими формулами-стихами, изречениями из Корана) [28, с. 104]. В исламе раскрытая ладонь – «панджа» символизирует «пятерицу», «семью пророка», которой, по учению шиитов, принадлежит божественное право на руководство мусульманской общиной (имамат). Для шиитов «панджа» является наглядным символом веры [29].

Согласно представлениям христиан, церковный престол знаменует собой также  небесный  престол, трон Бога, на котором «таинственно присутствует сам Господь-вседержитель». В народной традиции восточных славян для символического осмысления стола определяющим было его уподобление церковному престолу («стол – это престол» или «стол – это престол Божий»). Сам церковный престол представляет собой исторически стол, алтарь, на котором совершается жертвоприношение, принявшее в христианстве облик евхаристии. Не разрешалось помещать на стол посторонние предметы, так как это  место самого Бога, стучать по столу, ибо стол – это ладонь Бога или Богоматери [30].

Крестообразные фигуры, расположенные в центре подставок из Лугового Г, сопоставимы с символикой Мирового древа или «пупа земли». Чашевидная, конусообразная подставка столика соотносится с представлениями о горе. Из Яшта Авесты, посвященного Митре, известно, что его обитель создана Ахура-Маздой «над Харою высокой» (Яшт Х, Михр-яшт 50, 51). Мировое древо маркировало центр – точку развертывания мира из жертвы. Алтарь являлся эквивалентом Мирового древа, в том числе с фиксацией мировой оси, то есть канала связи, по которому осуществлялся контакт с божественными сферами. Орнамент на столиках иллюстрирует понятия об организованном космосе и сферах мироздания. В авестийской религии у каждой сферы (неба, земли, воды) свои божества-покровители. Не исключено, что некоторые столики были связаны с определенными богами. В.Г. Ардзинба в исследовании ритуалов древней Анатолии упомянул об использовании столов-престолов для каждого бога отдельно и престолов, предназначенных для всех богов [31, с. 66]. В греческих храмах в целле стоял один жертвенный стол, но известны и особые случаи, когда ставили несколько алтарей для родственных или связанных своей генеалогией божеств. Обычно алтарь посвящался одному божеству. Если божество имело несколько ипостасей, то оно могло почитаться на нескольких алтарях. В то же время, на одном алтаре  могли почитать несколько родственных божеств, но каждое имело свое жертвенное место [32, с. 361].

На столиках VIII-X вв. из Чуйской долины встречаются изображения петухов [21, рис. 1,8, 2,2]. Согласно тексам Бундахишн, петух и собака созданы Ормаздом, они помогают авестийскому  богу  Сраоше уничтожать силы зла – демонов и колдунов (Бд, 8).

Декоративное оформление дастарханов иллюстрирует представления разных религиозных систем. В качестве примера можно привести дастархан VII-VIII вв. из Тараза. Диаметр столешницы 48 см., толщина ее 2 см. Орнамент выполнен круглыми штампами и резными полосами-лучами. В одном штампованном изображении представлена женская головка с горизонтально расположенным серпом луны. Образ женщины не без основания соотносился с представлениями манихейства – Девой света [33; 34]. Если сопоставить орнаментальную композицию на дастархане с манихейской идеей об устройстве Вселенной, то девять круглых оттисков, образующих одну из окружностей, соответствуют представлению о девяти эонах. Восемь раз нанесено штампованное изображение с крестообразным растительным  орнаментом, один раз – с женским образом. Согласно манихейским учениям, изначальные эоны света или Величия – суть порождения Отца величия, его окружение в царстве света. Они представляют собой божества, олицетворенные небесные силы или светлые миры, населенные этими божествами. Из девяти престолов чести, пребывающих во внешних эонах, восьмой престол  Иисуса-Сияния  – освободителя  и спасителя всех душ. Дева света, эманация Третьего посланца, обитает вместе с Первочеловеком и Иисусом-Сиянием на Луне [35, с. 140-141, 178, 436].

Еще  один  дастархан  из   Тараза,  датированный  VII-VIII  вв.,  имеет  столешницу  диаметром  48  см., диаметр чашевидной подставки 29 см. Орнамент, украшающий внутреннюю часть подставки и столешницу, выполнен чередующимися окружностями, составленными из оттисков круглых и прямоугольных штампов с воспроизведениями сидящих львов и винограда (по 10 и 20 в каждой окружности). В центре – 4 оттиска с изображениями львов [36, с. 70-71]. Композиция, представленная на столике, сопоставима с дионисийской обрядностью. В эпоху античности закладывались основы позиционной системы счета набором единиц (4, 5, чаще десятками – 10, 20). При подсчете большого количества одинаковых предметов применялся так называемый групповой счет.

На столиках-дастарханах XII в. из Отрара отпечатан штамп с изображением шестиконечной звезды [9, с. 72-73], относящейся к символике ислама, и, возможно, значение этих столиков следует соотносить с представлениями о престоле Аллаха, Суллеймана.

В ряде исследований прослеживается соответствие между обыденной трапезой и жертвоприношением. В изначальной форме жертвоприношение – это кормление сверхъестественных сил. Трапеза предстает как обмен с Богом. В благодарность за дарованную пищу, сотрапезники обращают к нему молитвы [37, с. 198]. В.Н. Топоров отметил этимологическую связь между словами «жратва» и «жертва» [38, с. 23]. Стол рассматривается как сакральный центр жилища. Переносный столик, как и очаг, мог  служить  местом жертвоприношения и пользовался особым почетом. В большинстве культур существует почтительное, религиозное отношение к пище. Угощение приобретает ритуализированный характер. Так, у многих народов, занимающихся скотоводством, существует связь между статусом участников застолья и определенными частями подаваемой к столу мясной пищи. Коллективная трапеза с расчленением туши животного восходит к древним ритуалам. В мифологической традиции человек или животное, приносимые в жертву, воплощают в себе космос и служат материалом для его создания [30; 39, с. 43].

Мнение некоторых исследователей об использовании столиков-дастарханов в качестве украшения интерьеров, вероятно, предполагает их переворачивание, так как орнамент, расположенный на нижней стороне стола, невидим в обычном положении. Следует заметить, что переворачивание предметов, в том числе столов, в некоторых традициях имеет ритуальное значение, символизирует переход в другое состояние. Подобные действия, например, совершаются в славянском погребальном обряде [40, с. 121]. В дионисийском культе опрокидывание священных столов – оргиастический обряд, связанный с омофагией и составлявший древнейшую мистическую часть богослужения дионисийских менад [41, с. 23].

При создании формы и нанесении орнамента дастарханам придавалась особое сакральное значение. Пространство вещи, будучи идентичным космическому, имело и его качественные характеристики [42, с. 1981, с. 18].

Несмотря на то, что столики, а чаще их фрагменты, встречены в разных строительных горизонтах, большее число находок относится к караханидскому времени – X-XI вв. В это время в здании с дворовой композицией отмечено отсутствие парадной зоны и секционная планировка, что предполагает его возможное назначение – комплекс гостиничного типа [43]. Коллекция керамических столиков-дастарханов, собранная археологами на Луговом Г, дает возможность познакомиться с искусством и религиозным мировоззрением жителей Казахстана в VII-XII вв.

1. 1 Ибн Хордадбех. Книга путей и стран. Пер. с арабского, комментарии Н.Велихановой Баку: Элм, 1986 428 с. 2 Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. // Соч., т. II, ч. – М.: Изд-во восточ. лит-ры, – C. 169-546.
2. Волин С. Сведения арабских источников IX-XVI вв. о долине р. Талас и смежных районах // ТИАЭ, т. –Алма-Ата, 1960. – С. 72-92.
3. Байпаков К.М. Средневековые города Казахстана на Великом Шелковом пути. Алматы: Ғылым, 216 с. 5 Мокрынин В., Плоских В. Технические приемы орнаментирования средневековой керамики (к культурным связям Киргизии в VI-X вв.) // Вопросы естествознания и техники в Киргизии. Мат-лы 11-й среднеазиат. науч. конф-ции историков естествознания и техники. – Фрунзе: «Илим», 1969.
4. Шишкина Г.В. Глазурованная керамика Согда (вторая половина VIII – начало XIII в.). – Ташкент: «ФАН», 1979. – 74 с.
5. Пугаченкова Г.А., Ремпель Л.И. История искусства Узбекистана (с древнейших времен до середины девятнадцатого века). – М.: Искусство, – 688 с.
6. Байпаков К.М., Терновая Г.А. Религии и культы средневекового Казахстана (по материалам городища Куйрыктобе). МОН РК, ИА им. А.Х. Маргулана. – Алматы: Баур, – 236 с.
7. Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б. Керамика средневекового Отрара. – Алма-Ата: 8нер, – 212 с.
8. Аyымбек Е.Ш. Ортағасырлыy Аyтøбе yаласыныy yыш ыдыстары // Изв. НАН РК. Сер. общ. наук. – –№1(254). – С. 124-128.
9. Пещерева Е.М. Гончарное производство Средней Азии. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, – 396 с. 12 У истоков древней культуры Ташкента. / Шишкина Г.В. (ред). – Ташкент: «ФАН», 1982. – 199 с. 13 Сенигова Т.Н. Средневековый Тараз. – Алма-Ата: Наука КазССР, 1972. – 218 с.
10. Чуйская долина. МИА. Вып.14. / Сост. под рук. А.Н. Бернштама. – – 158 с.
11. Байпаков К.М.,  Савельева  Т.В.,  Чанг К. Средневековые города  и поселения  Северо-Восточного  Жетысу. –Алматы, 2005. – 188 с.
12. Агеева Е.И.  Общий  обзор  находок  //  Археологические  исследования  на  северных  склонах  Каратау. /ТИИАЭ, т. 14. – Алма-Ата, 1962. – C. 188-219.
13. Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б. Древний Отрар. – Алма-Ата: Наука Каз ССР, – 216 с.
14. Кожемяко П.Н. Раннесредневековые города и поселения Чуйской долины. – Фрунзе: Изд-во АН Кирг. ССР, – 259 с.
15. Синенькая Н.И. К вопросу о технике изготовления и приемах оформления дастарханов из Отрара (X-XII вв.) //Прошлое Казахстана по археологическим источникам. – Алма-Ата: Наука Каз ССР, 1976. – 122-129.
16. Бернштам А.Н. Кенкольский могильник. Археологические экспедиции Государственного Эрмитажа. Вып. II. –Л., 1940. – 34 с.
17. Ведутова Л. Архаичные представления в раннесредневековой художественной культуре Кыргызстана в свете восстановительных ритуалов // Древний и средневековый Кыргызстан. – Бишкек: Илим, – С. 144-159.
18. Терновая Г.А. Реконструкция некоторых обрядов по археологическим материалам городища Куйрыктобе (вторая половина VII – первая половина IX вв.). // Известия МОН РК, НАН РК. Сер. общ. наук. – – №1(224). – С. 169-182.
19. Богомолов Г.И. К вопросу о культе ступни в Средней Азии // Transoxiana. История и культура. Академику Э.Ртвеладзе в честь 60-летия. – Ташкент, – С. 287-290.
20. Цепова О. Керамика со штампованным орнаментом из Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции. Вып. Археологические исследования Кампыртепа. – Ташкент: «SAN®AТ», 2001. – С. 101-112.
21. Луконин В.Г. Древний и раннесредневековый Иран. Очерки истории культуры. – М.: ГРВЛ, – 296 с.
22. Бадер О.Н., Смирнов А.П. «Серебро закамское» первых веков нашей эры. Бартымское местонахождение. /Тр. ГИМ. Памят. культ. Вып. XIII. – М., 1954. – 25 с.
23. Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании IV в. до н. э. – VII в. н. э. – М.;Л.: Изд-во АН СССР, – 391 с.
24. Байпаков К.М. Исламская археологическая архитектура и археология Казахстана. – Алматы: Казахстанское археологическое общество, – 284 с.
25. Стецкевич Т.А. Символика «раскрытой ладони» в шиизме // Символ в религии. Материалы VI СанктПетербургских религиоведческих чтений. – СПб., – С. 87-88.
26. Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета. – Л.: Наука, – 164 с.
27. Ардзинба В.Г. Ритуалы и мифы древней Анатолии. – М.: Наука, ГРВЛ, – 252 с.
28. Литвинский Б.А.,  Пичикян  И.Р.  Эллинистический  храм  Окса  в   Бактрии  (Южный  Таджикистан).  Т. Раскопки. Архитектура. Религиозная жизнь. – М.: Восточная литература РАН, 2000. – 503 с.
29. Сенигова Т.Н. Иконографическое изображение из г. Тараза // Изв. АН КазССР. Сер. истории, археологии и этнографии. – – Вып. 3 (4). – С. 97-102.
30. Сенигова Т.Н. Вопросы идеологии культов Семиречья (VI-VIIIвв.) // Новое в археологии Казахстана. –Алма-Ата: Ғылым, 1968. – С. 51-67.
31. Смагина Е.Б. Манихейство по ранним источникам. – М.: «Вост. лит.» РАН, – 519 с.
32. Сенигова Т.Н., Бурнашева Р.З. Изобразительный мотив льва в прикладном искусстве древнего Казахстана // Археологические исследования Древнего и Средневекового Казахстана. Алма-Ата: Наука Каз ССР, 1980. – С. 65-81.
33. Топорков А.Л. Структура и функции сельского застольного этикета у восточных славян // Этнознаковые функции культуры. – М.: Наука, – С. 190-203.
34. Топоров В.Н. Из славянской языческой терминологии // Этимология 1986-1987. – М., – С. 3-50.
35. Сагалаев А.М., Октябрьская И.В. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. – Новосибирск: Наука, сиб. отд., – 209 с.
36. Толстой Н.И. Переворачивание предметов в славянском погребальном обряде // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Погребальный обряд. – М., 1990. – С. 119-128.
37. Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. – СПб.: «АЛЕТЕЙЯ», – 344 с.
38. Антонова Е.В. Орнаменты на сосудах и знаки на статуэтках анауской культуры (к проблеме значения) //Средняя Азия и ее соседи в древности и средневековье (история и культура). – М.: Наука, ГРВЛ, 1981. – С. 5-21.
39. Ternovaya A. Medieval city Kulan in Kazakhstan on the Great silk way // Global Science and Innovation. Materials of the international scientific conference. Vol. I. December 17-18th, 2013. – Chicago, USA 2013. – Р. 261-266.