В данной статье поднимается проблема возникновения в странах Востока таких специфических форм как доминантные партии, личностные ориентации, стремление к консенсусу, иерархичность, приверженность харизматическим лидерам.
Современное казахстанское общество развивается в условиях глобализации демократических процессов. Избирательные циклы показывают процесс выстраивания партиями предвыборной стратегии и тактики, выдвижение новых лозунгов, определение союзников и противников, закрепление и расширение своего электората. В результате политических реформ партии стали важнейшим субъектом политического процесса. В данной статье попробуем разобраться, почему в восточных демократиях преобладают доминантно-партийные, или государственно-партийные системы, а в странах Западе с самого возникновения политических партий складываются или двух партийные, или многопартийные системы.
Партии представляют собой главные структуры политики в современных обществах. Они являются выразителями интересов и целей определенных социальных групп. Партии принимают активное участие в функционировании механизма политической власти, играют важную роль в формировании политического сознания.
Прежде всего, политическая партия возникает тогда, когда функции политической системы достигают определенного уровня сложности или там, где политическая власть приходит к убежде- нию, что население должно привлекаться к участию в жизни государства или контролироваться. «Так же как бюрократия появляется, когда общественное управление не может более осуществляться из княжеского дворца; и политическая партия формируется, когда задача организации политической власти и осуществления политических мероприятий выходит за пределы возможностей узкого круга лиц, несведущих в народных чаяниях»[1].
Итак, политическая партия возникает на определенном этапе существования общества, когда оно ощущает потребность в ином, помимо бюрократического канале, соединяющем массы с государственной властью, или, когда сама государственная власть убеждается, что не может, далее достаточно адекватно понимать и реагировать на потребности управляемого ею народа. Однако эти общие для любой возникающей партийной модели предпосылки реализуются по-разному в восточных и западных обществах. В одном случае они приводят к принципу разделения власти, в другом - к ее фактической консолидации.
Внедрение институтов представительной демократии в странах азиатского континента началась во второй половине прошлого века. При этом она порождает такие специфические формы как доминантные партии, личностные ориентации, стремление к консенсусу, иерархичность, привержен- ность харизматическим лидерам. Анализ показывает, что в партийных системах восточных парламентских государств существуют так называемые доминантно-партийные модели, где одна и та же партия, сросшаяся с административным аппаратом, постоянно побеждает на выборах. При этом не следует недооценивать консолидирующую роль сильных и крупных общенациональных партий, способных дать мощный толчок развитию страны. Яркими примерами являются, достигшие колоссального эволюционного успеха, Япония, Швеция, Малайзия, Сингапур и Индия, в которых лидирующие партии на протяжении нескольких десятилетий находились у власти, обеспечив бурный рост национальных экономик.
В этом смысле, можно согласиться с экспертами, считающими, что эта модель вполне подходит и для Казахстана. Например, Социал-демократическая рабочая партия Швеции доминировала практически 40 лет, получая в ходе выборов в парламент, больше мест, чем любая другая партия страны. Соответствующий опыт нахождения у власти имеет и Либерально-демократическая партия Японии. В Сингапуре, Малайзии и Индии на протяжении полувека лидируют в политической жизни, соответственно, Партия народного действия, Объединенная малайская национальная организация, Индийский национальный конгресс (с небольшими перерывами). Всем этим странам удалось достичь впечатляющих успехов в таких сферах, как экономика, социальное обеспечение, здравоохранение, образование, профессиональное обучение, жилищное строительство.
Основу доминантных партий в Японии, Индии, Малайзии по существу составляют иерархические патрон-клиентские отношения.Такие партии –это образ личности своего основателя, лидера или популярного политика. В связи с этим, возникает вопрос: почему в странах Запада с самого возникновения политических партий, еще даже не на массовой, а на элитной основе, сразу же складывались или двухпартийные, или многопартийные системы, но при этом в истории европейского буржуазного парламентаризма доминантно-партийные системы неизвестны. Напротив, в восточных демократиях сразу же возникают или доминантно-партийные, или государственно- партийные системы, а парламентские модели с двумя или более партиями, попеременно приходящими к власти, не получили распространения. Проанализируем особенности формирования таких политических партий.
На востоке существует такая специфичная форма, как доминантная партия. Доминантно- партийная система с незначительными национальными особенностями характерна для целого ряда восточных стран, расположенных в разных культурных ареалах Азиатского континента. Это Индия представляющая индуистскую Южную Азию, где доминантно-партийная система характерна для большинства штатов как арийского севера, так и дравидского юга. Япония – дальневосточный конфуцианско-буддийский ареал монголоидной большой расы, Малайзия – страна периферийного ислама. Думается, что доминантно-партийная система является не национально - и не этнокультурно специфическим явлением, а более общая форма, присущая Востоку в целом, хотя не всем его общностям, но практически всем культурным ареалам.
Каковы особенности доминантных партий? Исследователи отмечают, что доминантная партия не похожа на жестко организованную многоуровневую политическую машину, скорее она напоминает феодализированную систему отношений средневекового государства. Разные степени вассалитета, равноправные и неравноправные связи, независимые, полузависимые и всецело подчиненные группы, достаточно быстро перестраивающиеся в своих отношениях с премьер-министром, с кругом его «личных приверженцев», создают нестабильную, текучую, пребывающую, с точки зрения стороннего наблюдателя, на грани распада, но в действительности весьма прочную систему.
Стабильный тип доминирующей партии имеет место и в политической культуре Европы. В этом отношении можно отметить баварский Христианский социальный союз. ХСС с момента образования неизменно получал абсолютное большинство голосов баварцев, как на федеральных, так и на земельных выборах. Но специфика этой партии в том, что она, во-первых, представляет вместе с ХДС католиков Западной Германии в противовес протестантам, голосующим главным образом за социал- демократов и свободных демократов, а во-вторых, – весьма своеобразную баварскую народность. ХСС – партия и региональная, и конфессиональная. Даже равнодушные к христианству выходцы из католических семей чаще всего поддерживают в Баварии ХСС, а живущие в этой земле протестанты не голосуют за нее. Как региональная партия с историческим католическим субстратом ХСС может и не утратить позиции в процессе секуляризации баварского общества в условиях биконфессиональной и культурно-гетерогенной Германии. В Западной Европе там, где имеется доминирующая партия, она доминирует в политике постольку, поскольку в обществе данной страны или области преобладает группа населения, выразителем которой эта партия является и на голоса которых она ориентируется. Другие влиятельные группы имеют собственные партии, свои политические предпочтения. Доминирующая европейская партия является таковой не из-за склонности к ней большинства в большинстве общественных групп, но из-за ориентации на нее наибольшей группы.
Электорат доминантных партий восточных демократий формируется иначе. Так Индийский Национальный конгресс даже при падении популярности в 1967 г. располагал очень близкой долей поддержки практически во всех референтных группах. Исследователи отмечали, что в любой достаточно крупной и представительной совокупности индийцев около половины предпочитают Индийский Национальный конгресс, остальные же распылены между иными партиями и независимыми политиками. Таким образом, доминантная партия Индии доминантна потому, что она главенствует практически во всех общностях индийцев. То же самое можно сказать и о других доминантных партиях. Подавляющая часть и малайцев, и китайцев, и индийцев Малайзии ориентируются на свои этнические партии, входящие в Барисан Насионал.
В японском обществе распространена практика суйсенсей, когда все члены группы голосуют в соответствии с рекомендациями лидеров. Суйсенсей строится на традиционном для Японии принципе принятия коллективных решений, который требует общего согласия, а не просто большинства. Признанные руководители группы проводят дискуссию, и когда обнаруживается основа для соглашения, а возражения обсуждены и отброшены, они объявляют решение, с которым согласны все члены группы.
Доминантная партия и оппозиционные партии образуют целостную систему, в которой постоянно движутся отдельные личностно-ориентированные группы, отдельные малые политические патронаты. Они перемещаются из партии в партию, меняют «основное течение» на «контртечение», иногда выступают самостоятельно. Каждая из них представляет интересы какой-то общности, конфессии, клана или нескольких общностей, чем-то объединенных в данный момент. Отдельные лидеры некоторых общностей могут иметь и идеологические убеждения, которые будет осознанно разделять круг личных приверженцев и неосознанно принимать вся общность, но в общей деидеологизированной атмосфере ценностных ориентаций такие личные воззрения будут лишь в малой степени влиять на формирование структур власти.
Но что, же в действительности позволяет собраться воедино всем этим многочисленным и разрозненным сообществам, что организует массу разнонаправленных политических сил в единую систему? Где тот центр, относительно которого, как звездные системы относительно неподвижного центра галактики, движутся патрональные группы, фракции доминантной партии, оппозиционные группировки? И есть ли вообще такой центр в современной восточной политии, более определенный и оформленный, чем суммарный вектор многих частных сил? Хотя формально парламент любой азиатской демократии объявлен верховным законодательным органом страны, в действительности он скорее напоминает только собирающиеся более регулярно и имеющие упорядоченное и всеобщее представительство, т. е. оказывается органом законосовещательным при высшей исполнительной власти. Составленный из многочисленных патронатов, соединенных в иерархические системы, парламент становится элементом единой власти, а не одной из «властей», как в западной политии.
Так, сосуществуют в парламентском государстве Востока бюрократия и доминантная партия. Причем наличие оппозиции, постоянное соперничество за власть и статус на местах не позволяет доминантной партии полностью слиться с бюрократией, превратиться в ее «орган-дублер», хотя такая тенденция и присутствует.
В доминантных партиях обычно забывают проводить выборы руководства или проводят их сугубо формально. Такие соглашения с оппозицией, иногда явные, чаще тайные – норма парламентской жизни. И эта норма открывает возможность постоянного балансирования между анархией безвластия и тоталитаризмом всевластия государства в обществе, построенном на принципах иерархии и подчинения авторитету.
Объяснить, почему в одних восточных парламентских государствах сложились доминантные партии, в иных же, несмотря на многочисленные попытки властей, они так и не возникли, объяснить сложно. Генезис доминантной партии восточного типа еще ждет своего тщательного и всестороннего исследования. Однако, там, где доминантные партии отсутствуют, но элементы парламентаризма уже внедрились в общество, постоянно присутствует, так называемая «нестабильная стабильность».
Ядром, доминантно-партийных, и государственно-партийных моделей является сама верховная власть. Через партии власть собирает волю земли и с помощью бюрократии она же организует эту землю. Власть – это цель движения голоса избирателя и начало деятельности чиновника. Какое же место занимает в системе восточного парламентаризма центр власти, каким он представляется избирателю?
Следует отметить, что восточная полития обычно локально ориентирована, т. е. нужды своей общности каждым субъектом ставятся на первое место, а национальные, помещаются на второй план, если не отбрасываются вовсе. Причины прочности местнических и корпоративных ориентаций в восточных обществах весьма глубоки, и они активно препятствуют распространению светского национализма, на который возлагают столько надежд идеологи национального строительства.
Восточные местные социальные структуры исторически хорошо организованы, иерархизированы и объединены в патронаты. Главной простейшей общественной единицей является здесь не малая семья, но община, как правило, в течение многих столетий сохраняющая свое родовое и территориальное преемство. Именно эта специфика местных сообществ определяет своеобразие восточного локализма.
Европеец, организовавшись на земле в территориальное сообщество, начинает с опаской относиться к центральной власти, предполагая, что он все или почти все может сделать для себя сам. Специфика рационально-материалистического видения мира позволяет ему уверенно полагаться на собственные силы и пребывать в счастливом убеждении, что он нужнее государственной власти, чем она ему. А коль он потребен власти, то она и будет стараться установить над местным сообществом эффективный контроль, который самому сообществу не столько необходим, сколько для него опасен. Исследователи отмечают, прежде всего, различное отношение к власти на западе и на востоке. На Востоке отношение к власти сложилось как к дару, дару божественному, одновременно формируя, чувство уважения и страха по отношению к тому, кто таким даром располагает, и кто при этом распоряжается им в соответствии с общепринятой этикой власти. Любой мелкий чиновник оказывается личностью более уважаемой, чем зажиточный торговец и даже промышленник, так как на служащего непосредственно государственной власти переходит хоть малая толика того неземного света, который, в представлении обитателей восточных обществ, осияет правителя страны. Восточный избиратель мало интересуется партийными платформами и идеологией соперничающих партий, его интерес сконцентрирован на личности кандидата и на личности национального или регионального партийного лидера, которого, по мнению избирателя, этот кандидат представляет. Избиратели на Востоке не воспринимают своего депутата «слугой народа». Борьба за парламентское кресло на Востоке это борьба за статус в обществе, и статус весьма высокий. Победивший становится в глазах большей части населения вождем, и на него переходят те права и обязанности, которые традиционно имел вождь в восточном обществе.
На Западе управление государством представляется своего рода ремеслом, сопряженным с большой ответственностью и немалыми возможностями, для злоупотребления имеющимися в руках управляющих средствами. Власть у европейца вызывает подозрение и довериться ей до конца европеец боится. Вся система законодательной власти в западных парламентских системах призвана контролировать исполнительную власть. Выборы, партии, парламент оказываются, прежде всего, институтами контроля над властью, находящимися вне нее, но в то же время через себя ее реализующими. Партия приходит к власти и через некоторое время уходит от нее, не превращая ее в свою «вотчину». Власть как бы на время соединяется с нею, но затем, так же легко, разъединяться и сочетаться с иной партией.
Еще одним большим вопросом является вопрос о числе партий в политической системе. В политологической науке много работ, где обсуждается оптимальное число партий в политической си- стеме. Наиболее известны, Зигмунд Ньюмэнн рассматривавший двухпартийные модели как наиболее стабильные и «чистые» [2]. А.М. Дюверже, полагавший, что двухпартийная система самая естественная природе вещей [3]. Дж.Сартори писал, что для стабильно функционирующей парламентской модели требуется не более трех-четырех партий, а с пяти партий начинается «крайняя многопартийность», опасная для благополучия государства [4]. Роберт Даль, предлагая двухпартий- ные системы в принципе наиболее естественными, выделял и трехпартийные, и квадропартийные, и полипартийные модели, считая, что каждая из них в одних ситуациях будет гарантом стабильности [5]. При этом следует отметить, что основным для всех этих теоретических позиций, оказывается убеждение в принципиальной разделенности партий и власти. Отдельные силы общества, представленные партиями, борются за власть, попеременно приходят к власти, уходят от власти, остаются еще на один срок у власти, но властью не становятся.
Таким образом, возникает вопрос, в чем же причина такого своеобразия – в формационной отсталости или же в цивилизационной специфике? Ответ на этот вопрос крайне сложен. Думается, что на специфику влияют и формационные и цивилизационные факторы. Однако их влияние все же неодинаково. Среди восточных государств, адаптировавших институты парламентаризма, можно обнаружить и те, что находятся на государственно-монополистическом уровне, например Япония, и те, где буржуазные отношения являются доминирующими,это Турция, Ливан, и те, в которых развитые капиталистические отношения в качестве анклавов вторгаются в иную формационную целостность. Это Индия, Таиланд, Малайзия. При таком широком спектре формационной развитости, адаптация политических институтов протекает во всех этих обществах весьма своеобразно.
Резюмируя, следует отметить, что власть на Востоке имеет мощную историко-культурную подкладку, поэтому, скорее можно говорить о воздействии на формы адаптации представительной демократии на Востоке специфически цивилизационных моментов, нежели, формационных. Авторитет, который имеет в восточных демократиях власть, является продолжением давней традиции, имеющей свое внутреннее развитие и проявляющееся в виде личного лидерства, харизма- тического наследственного правления, доминантно-партийной или государственно-партийной системы. Поэтому, если речь идет о формировании «продукта» внутреннего социального развития, имманентного синтеза, лишь принявшим «западно-образный» облик и стимулированным европей- ской колониальной экспансией, то тогда по мере ослабления культурного неоколониализма и возрождения национального самосознания западнообразность восточной парламентской политии, постепенно будет растворяться в мощном источнике автохтонной культуры.
Воспринятый как система институтов с Запада, парламентаризм в Азии внешне имеет пока большое сходство с заморскими образцами, хотя содержание все очевиднее перестает соответство- вать заданной форме. В будущем своеобразие политической организации, надо думать, существенно возрастет, о чем свидетельствует пример Западной Европы, где сложились во многом альтер- нативные системы организации власти.
В Казахстане на процесс формирования полновесных партий влияет как отсутствие традиций многопартийности, так и долгие десятилетия однопартийности [6]. Партийное поле – это огромный пласт гражданского общества, которое в Казахстане, да и практически во всех государствах постсоветского пространства, находится в состоянии перманентного формирования, переживая череду бесконечных изменений и даже распадов Массовую сильную политическую партию нельзя вырастить в короткий срок. Возникновение двухпартийной системы и в европейских государствах является результатом длительного времени. В странах развитой демократии партии существенно влияют на формирование власти, активно участвуя в процессах управления, присутствуют в законодательных и исполнительных ветвях власти. Анализ показывает, что партийно-политическая система является одним из наиболее ярких проявлений политической культуры общества, восходящая, в конечном счете, к особенностям историко-культурного бытия народа. Доминантные партии, личностные ориентации, стремление к консенсусу, иерархичность, приверженность харизматическим лидерам являются лишь некоторыми из таких проявлений своеобразия адаптации парламентской демократии на современном Востоке.
- 1 Laрalombara, М. Weiner, Political harties tnd political development. 1966 а, С. 3-4.
- 2 S. Newmann, Modern political parties. 1956. - С. 402-403.
- 3 М. Duverger Рolitical parties. 1959. - С. 215.
- 4 G. Sartori, 1966. - С.153.
- 5 М. Duverger, 1959. - С.234-239
- 6 Матакбаева Л.Х. Об уровне легитимности политических партий в РК//Саясат. - Алматы, 2008. - №7. - 33-37.