Статья посвящена острейшей проблеме взаимосвязей и взаимоотношений философии, философских дисциплин с тем, что принято относить к собственно науке. Автор акцентирует внимание на слабостях современного изучения и исследования историкофилософских аспектов философии и предлагает обратиться при таком изучении, в первую очередь, к поискам алгоритмов и сквозных проблем, что позволило бы более рельефно демонстрировать грани духовной общности и общности многих задач различных философских школ, культур и цивилизаций.
При очерчивании своего видения проблемы автор обращает внимание на дискуссионные вопросы, связанные с развитием и трансформацией современных представлений о философии и науки, о том, насколько сфера философских поисков входит в сферу того, что входит в понимание науки, а насколько – выходит за пределы этого понимания.
Особое значение в статье придается осмыслению современных задач и проблем философии, как таковой, и, прежде всего, таких философских дисциплин, как история философия и религиоведение. Дисциплин, современное состояние которых наглядно демонстрирует острейшую и все возрастающую необходимость интегративных, в том числе и компаративистских исследований, каковые позволяли бы, скажем, историкам философии последовательнее выходить за границы узкоспециальных диссертационных работ, чрезмерная сосредоточенность на которых резко сужает горизонты собственно философии.
Проблема взаимосвязей и взаимоотношений философии, философских дисциплин и того, что принято относить к науке поднималась неоднократно, продолжает подниматься по сей день, и, можно предположить, будет подниматься и будущем, поскольку меняются и сама реальность и, соответственно, попытки ее постижения.
Вполне естественно, что при этом меняются, а периодически и множатся взгляды на саму проблему соотношения того, что мы называем философией и наукой.
Так, в советское время философия и наука практически отождествлялись. Специфика же собственно философии усматривалась в том, что философия расценивалась. как своего рода метанаука -«наука о наиболее общих законах бытия. общества и мышления».
Неудивительно, что в годы перестройки, когда все в СССР забурлило, а многое из того, что еще в самом недавнем прошлом считалось аксиомами, стало ставиться под сомнение, возникли дискуссии о философии. Одна из самых интересных и показательных в этом отношении – начатая в 1989 году в журнале
«Философские науки» дискуссия на тему: «Наука ли философии?»
Дискуссия эта замечательна своей социальной подоплекой и тем, что подавляющее число ее участников вольно или невольно осуществляло подмену понятий: рассуждая о том, наука ли философия, подменяли сам предмет рассуждения другим вопросом: наука ли марксистская философия? То есть, более общую тему подменяли рассмотрением лишь одного из ее сегментов. Такая подмена – явление очень частое, зачастую типичное для дискуссий, развертывающихся в самых разных сферах, когда, употребляя понятия более широкие, затрагивающие масштабные сферы духовной и материальной сторон бытия, по сути дела, концентрируются на достаточно узком их понимании. Так, рассуждая о Боге, религии, морали, добре и зле…, как таковых, сплошь и рядом имеют ввиду совершенно конкретные и при этом зауженные представления о том, что обсуждается. Таким образом, при использовании внешне одинаковых слов, понятий можно иметь ввиду нечто не просто не идентичное, но и совершенно разное. Эту прописную истину здесь можно было бы и не вспоминать, если бы она не игнорировалась даже при самых серьезных обсуждениях…
Если же говорить о сути самого отождествления философии и науки, то сегодня от него в целом отходят.
Второй подход к обозначенной в заглавии проблеме, основан на определенном противопоставлении философских и научных подходов к решению тех или иных масштабных задач. Так на одной из регулярно проводимых в Москве конференций «Ильенковские чтения» одним из маститых российских философов было очень живо обрисовано различие между философом и историком. Обращаясь к изучению Древней Греции, историк спрашивает древнего грека: «Кто ты?», а философ: «Кто я?»
Образ глубокий и эвристически заряженный, но, по своей сути, очень уязвимый. С точки зрения автора этих строк, между историком ли, физиком ли, космологом ли… и философом нет пропасти. Углубленное проникновение в ту или иную сферу реальности или того, что в тот или иной период исторического развития, в тех или иных кругах считается таковою, с неизбежностью выводит многих исследователей на философскую проблематику. Поэтому тот же историк при стремлении осмыслить логику исторических событий, если только он расширяет масштабы своего исследования, просто вынужден быть в определенной мере и философом.
Если же использовать язык образов, то собственно конкретные науки (правда, как мы видим, до определенных пределов) можно сравнить с каботажным плаванием. Подобно совершающим такое плавание судам, эти науки «привязаны» к берегам «фактов» и максимально доступной проверяемости исследуемых объектов. Философия же – тоже судоходство, но с выходом в Океан не просто Неизведанного, но и в тот или иной конкретный исторический период, а то и принципиально (это особая тема и особый вопрос) Непроверяемого посредством логики и доступных в то или иное время методов проверки.
Поскольку же философия и по самим своим поискам путей постижения бытия, и по срезам его духовно-материальных граней многолика и текуча, постольку появился и стал закрепляться и третий взгляд: философияэто и наука, и искусство. Он по своему и логичен, и очень интересен, но поскольку стал базовым в учебных программах, постольку здесь не анализируется.
Правда, нельзя и игнорировать мощнейшие традиции религиозно-мистической философии, а, точнее выражаясь, мистических струй и целых течений в океанах философских исканий. Почему на это обращается внимание? – Да потому, что в религиознобогословской мысли присутствует далеко не только мистика. И дело тут даже не в схоластике в ее относительно общепринятом историко-философском понимании, а в том, что и язык собственно образов, его художественная ткань тоже имеет свою «логику».
Но мы здесь сосредоточим внимание не на мистике и языках образов, а на вещах более простых, но не менее значимых. На чем же? – На проблеме соотношения ряда философских дисциплин и того, что именуют науками, прежде всего, науками фундаментальными.
Здесь лишь ставиться проблема. Проблема содержания философии, ее целей и задач отдельных философских дисциплин. Причем проблема не новая, но обостряющаяся в очередной раз, в том числе и в связи со стремительно возрастающими потоками информации, уследить за которыми не под силу даже специалистам.
Другой фактор, обостряющий проблему – сама организация научной деятельности, включающей и определенные «правила игры» целую систему подготовки и защиты диссертаций, публикации статей в престижных журналах и т.д.
Тут рождается парадокс: собственно философия (прежде всего на уровне магистерских и кандидатских диссертаций, но не только) утрачивает свою философичность. В огромной мере она превращается в разновидность наук, находящихся на стадии сбора материала, первичного материала собираемого в пределах очень ограниченной сферы. Говоря языком Ф.Бекона, современный соискатель ученой степени в сфере философских дисциплин сегодня скорее напоминает муравья, а не пчелу. Сотни и сотни исследователей с головой уходят в свои излюбленные ниши, многие посвящают целые десятилетия тщательнейшему изучению то Хайдеггера, то кого-то из постмодернистов, то трудов иных обладателей то более, то менее известных имен. Их знания глубоки. Но, чем глубже они, эти знания становятся, тем более сужаются горизонты. Философия, как полет мысли над пропастью неизведанного, как путь в океаны Масштабных Проблем от таких исследований все более удаляется – так же, как все более удаляется небо, от погружающегося в недра земли шахтера.
Такие, даже самые замечательные специалисты мне напоминают цирковых лошадей на арене цирка. Как замечателен их ход! Какая обученность и виртуозность! Но движутся-то по кругу, ограниченному ареной, а в приложении к философии – узостью тем.
Бесспорно, и такой труд совершенно необходим. Но это – лишь стадия собирания, стадия подготовки строительного материала. Собственно же Наука с большой буквы, а тем более философия начинается тогда, когда предпринимаются попытки строительства тех или иных сооружений.
И, как не покажется, вызывающе парадоксальным, но, возможно, именно историкофилософские и связанные с ними разделы философского знания и философских исследований в отмеченном отношении наиболее уязвимы. И, прежде всего, история философии.
Невозможно отрицать, что здесь было и есть немало обобщающих работ. В этом плане, к примеру, до сих пор интересен и Гегель. Есть и замечательная учебная литература, один из образцов которой «История философия», подготовленная Г.В. Гриненко (1)
Но в целом, рискну высказать мысль о том, что предлагаемая современному студенту историко-философская составляющая курсов философии (как и многие уже сугубо научные доклады) демонстрирует собой своеобразную преднаучную и ранненаучную стадию освоения и дальнейшего исследования истории философии.
Ведь что такое довольно типичная история философии, предстающая взгляду изучающего? – Это более или менее полный набор сот или ниш, располагаемых в исторической и географической последовательности.
В этом обилии деталей утрачивается главное – направленность и алгоритмы поисков, специфика и общность проблем. Возникает ситуация, когда «за деревьями не видно леса». Таким образом, дробящаяся на детали и напоминающая разбитое зеркало – зеркало, расколовшееся на столь мелкие осколки, что в них трудно разглядеть нечто значительное, история философии начинает представлять скорее супермаркет, а компас в океанах житейских и глобальных проблем.
Таким образом, и в образовательном плане, и в значительной мере в сугубо исследовательском, истории философии, пожалуй, еще только предстоит стать и Наукой и собственно составляющей Философии с большой буквы. Потому что наука всегда требует выхода из частного в общего, от деталей – к закономерностям и законам.
И тут перед нами, то есть не только перед когортами ученых и философов, но и фактически перед всем человечеством встает животрепещущая задача выявления Общего в деталях, Стержневого в кажущихся беспорядочными и уникальными лабиринтах человеческих размышлений и чувств, Алгоритмов решения бессчетного числа разнообразных внешне задач.
Иными словами, сегодня одна из насущнейших и сложнейших задач – это задача не просто выявления, но и наглядной демонстрации Переклички, а то и Общности социальноэтических, эстетических, аксиологических и познавательных поисков человечества в целом.
Такие поиски совершенно необходимы. Ведь в условиях глобализации (со всеми ее перехлестами) сама философия не вправе отставать от жизни. Одна из сегодняшних ее задачискать общее, просвечивающее сквозь многообразие терминов и течений, ибо, если элементов этого общего нет, то никакого диалога между культурами и цивилизаций и быть не может. Однако реальная жизнь многообразна, и она не сводится лишь к «столкновению цивилизаций»…
Можно поспорить, но порою создается впечатление, что в поисках этой общности мы, живущие на постсоветском пространстве, откатились и от того, что было достигнуто в советское время.
Конечно, тогда была масса штампов, стереотипов, условностей и неточностей. Например, используя понятия «материализм», «атеизм», «диалектика» и ряд иных невольно нивелировали специфику того или иного региона или той или иной эпохи. Хотя совершенно понятно, что те же Фалес, Гераклит или Демокрит видели мир совершенно иначе, нежели европейские материалисты и атеисты 18го века или ученые и материалистически ориентированные философы двадцатого – двадцать первого веков.
Сражаясь со штампами и упрощенностью, особенно в годы начатые с Перестройки, многие исследователи и педагоги попытались отринуть стержни вообще, так что стало доходить до крайностей. Один из наглядных примеров – экзамен по философии в МГУ, когда следующий интеллектуальной моде преподаватель снизил экзаменационную оценку студентке, употребившей слово «материализм» при разговоре о древнекитайской философии.
«Да какой же там мог быть материализм? – Это все псевдомарксистские штучки!»
Примерно так можно было бы охарактеризовать настроение «продвинутого» экзаменатора.
Может быть, этот экзаменатор и был знаком с вышедшей еще в 1971 году книгой «Материалисты, атеисты, диалектики Древнего Китая», но счел ее название абсурдным и несоответствующим действительности. Не говоря уже о том, что различие во взглядах не должно быть основой экзаменационных и прочих оценок, этот преподаватель игнорировал очень важный момент: момент поисков общности в философских исканиях представителей самых различных философских направлений, которые, к тому же, могли жить в разные эпохи и даже на разных континентах. Так, то, что китайцы были великими диалектиками, бесспорно, как и очень интересно то, что материалистические тенденции могли и могут прослеживаться в самых разных и, в том числе, религиозных сочинениях.
Можно, конечно, искать новые, уточняющие термины, но нельзя отказываться от поисков общего, в том числе, когда речь идет об алгоритмичности корней специфики, своеобразия той или иной культуры, тех или иных философских и религиозных традиций. Что же касается исторической изменчивости феноменов и того, что определяется теми или иными терминами, так и современные христиане, и мусульмане, даже те, кто позиционирует себя, как приверженцев фундаментализма, воспринимает мир совсем не так, как те, кого именовали христианами и мусульманами сотни лет назад… Здесь перед нами целый частокол задач, которые предстоит решать уже современным религиоведам, которым приходится учитывать и специфику различных областей изучения, и изменчивость самих реалий, и искать общее во внешне разнородном.
Как представляется, в поисках алгоритмов предстоит очень и очень много сделать и в области религиоведения, несмотря на то, что особенно религиоведческая школа МГУ им.Ломоносова, начиная с советских лет, сделала здесь очень много. Достаточно вспомнить работы Ю.Ф.Борункова, Д.М.Угриновича и целый ряд разделов в учебных изданиях, выходящих под редакцией И.Н.Яблокова.
Очень интересны и интегративные поиски в области теории познания и теории науки, один из образцов которых – «Философия науки» В.С.Степина (3) Ее упоминание в качестве примера не означает бесспорность позиции автора. Такого работы интересны именно поисками алгоритмов и в этом, уже методологическом плане могут быть полезны для серьезного переосмысления центральных задач целого ряда философских дисциплин.
ЛИТЕРАТУРА
- Гриненко Г.В. История философии. 2- е изд. – М.: Юрайт – Издат, 2007. – 688 с.
- См., например: Угринович Д.М. Введение в религиоведение. – М.: Мысль, 1985.270 с.
- Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. – М.: Гардарики, 2006. – 384 с