Опыт этнической идентификации на примере корейцев в Японии, вступающих в межнациональный брак

Предметом рассмотрения данной статьи яв­ляются опыт этнической идентификации, усло­вия существования, восприятие окружающей среды, изменения в этнической идентичности и культурной интеграции. Объектом изучения стали корейцы, проживающие в Японии и всту­пающие в межнациональные браки, а также их потомки.

Само введение термина «идентификация» («identity») в связи с работами В. Тернера и Э. Эриксона по теории идентичности придало новое звучание исследованиям по национально­му самосознанию и проблемам этничности [1]. В последние десятилетия в США и Европе пре­имущественное внимание уделяется проблемам мультикультурализма и связанным с ней вопро­сам смешанных браков. Однако это явление чаще всего рассматривается как межкультурное взаи­модействие, включая межконфессиональное, ме­жэтническое, межрасовое [2]. В последние годы внимание ученых стран СНГ также стали при­влекать проблемы мультикультурализма и но­вые аспекты изучения межэтнических браков, а также межрасовых и межконфессиональных от­ношений, которые в СССР почти не изучались и др. [4]. Так, многие ученые указывают на вполне очевидный факт, что смешанные браки способ­ствуют упадку этничности [3]. В ряде случаев ис­следователи говорят не просто о смешанной или двойственной идентичности, но об идентично­сти ситуационной, вкладывая в это понятие при­менительно к смешанным бракам особый смысл. На примере браков белых и афроамериканцев, смешанных еврейских, японских, филиппин­ских семей П. Спикард представляет настоящую «панораму межкультурных взаимодействий» в Америке [5]. M. Гордон в своей ставшей клас­сической работе, посвященной ассимиляци­онным процессам в США, выделял культур­ный и структурный аспекты ассимиляции [6]. Среди других исследований следует выделить труды M. Бермана, А. Гордона, Г. Кретсера и Дж. Леона, Дж. Крона, У. Джонсона и Д. Уор­рена, Д. Романо, Р. Брегер и Р. Хилл и др. Боль­шинство этих исследований написано на кон­кретном материале с применением различных методов, где смешанные браки рассматриваются в рамках мультикультурного взаимодействия.

Автором был выявлен обзор историографи­ческой литературы, который поставил необходи­мость более подробного рассмотрения данного вопроса, так как в современной обществовед­ческой науке почти нет работ, специально по­священных особенностям самоидентификации корейцев в межнациональных браках, а также потомков смешанных браков. Более того, не­смотря на то, что в разных странах появляются конкретные исследования отдельных аспектов смешанных браков, в науке явно ощущается недостаток концептуальных трудов по изуче­нию самоидентификации людей, родившихся в межэтнических браках. На уровне индивида этническая идентичность выступает как осоз­нание принадлежности к определенной этниче­ской группе [7]. Говоря о процессе этнической идентификации, одними из наиболее очевидных признаков существования этнической общности выделяются этноним и язык [8]. Таким образом, очерчены критерии уровня этнической иден­тификации корейцев, вступивших в межнацио­нальный брак в Японии.

История появления корейцев на Японских островах уходит в начало ХХ века. Однако хро­нологические рамки рассмотрения данного во­проса очерчивают границы, начиная с 1945 года. Основная масса корейцев в Японии в этот период - это результат японской колонизации Корейского полуострова, начиная с 1910 года. После Второй мировой войны число корейцев в Японии было равно 2 млн. Большинство тех, кто был насильственно привезен в Японию в качестве трудовых ресурсов, было репатрииро­вано в конце войны. Те, кто остались, в 1948 г. были оценены приблизительно в 590 тысяч че­ловек. Послевоенная система управления имми­грацией была установлена в период между 1847 и 1952 гг. Закон об иностранной иммиграции предусматривал, что корейцы должны быть рас­ценены как иностранцы. Дополнительный пункт далее требовал, чтобы в Японии не японцы реги­стрировались как иностранцы. Японское прави­тельство в 1949 г. сообщало, что вызванная ре­патриация «нежелательных иностранцев» была применима к корейцам, которые нарушили усло­вия иностранного регистрационного закона, не­зависимо от продолжительности их пребывания в Японии. Так как закон расценивал корейцев как иностранцев, для японского правительства было реальным репатриировать людей, которые фор­мально все еще обладали японской националь­ностью. В 1951 году был объявлен закон о кон­троле иммиграции. Он был разработан с целью управления путешественниками в Японию и из Японии, регулирования их статуса проживания. Когда M^mm договор Сан-Франциско вступал в силу в 1952 году, закон 1951 г. был официально применен к корейцам, хотя долгосрочные жите­ли были освобождены от необходимости визы. Тем временем, в 1950 г. вступил в силу Закон национальности, который сохранил патрилиней­ный принцип. Принцип крови и принцип почвы (приписывание национальности местом рожде­ния) были законными принципами в свете меж­дународных юридических норм. Следовательно, контроль иммиграции американского стиля, пер­воначально разработанный для страны с прин­ципом почвы, был объединен с системой стро­гого принципа крови. Это мешало иммигрантам приобретать японскую национальность.

Статус национальности корейцев был далее усложнен вследствие разделения Корейского полуострова на два отдельных государства. В 1948 г. оба корейских государства определили своих граждан по критериям. В Южной Корее закон национальности 1948 г. принял принцип крови и поэтому расценил заграничных ко­рейцев как своих подданных. В соответствии с регистрационным законом подданных 1949 г., Mиндан - корейская организация в Японии - ре­гистрировал корейцев в Японии. Северная Ко­рея не имела Закона о национальности до 1963 г., хотя система свидетельств гражданства 1946 г. лежала в основе членства в государстве. Из-за отсутствия дипломатических отношений не было официального признания корейской наци­ональности со стороны японского правительства до 1965 г., когда Япония восстановила диплома­тические отношения только с Южной Кореей. Первоначально японские правительственные чиновники были готовы дать корейским жите­лям право выбора относительно японской наци­ональности. Важное изменение политики про­изошло, когда японское правительство узнало, что Высшее командование союзнических сил (SCAP) определенно не требовало, чтобы пункт права выбора национальности был включен в Соглашение мира Сан-Франциско. В то время, как Соглашение о праве выбора обяжет японское государство принять выбор, сделанный корей­цами, его отсутствие позволило бы государству выборочно разрешать натурализацию. 19 апреля 1952 г., за девять дней до того, как мирный до­говор в Сан-Франциско вступал в силу, японское правительство выпустило положение №438, ко­торое предусматривало одновременную потерю японской национальности корейцами и тайвань-цами в результате мирного договора, независи­мо от места жительства. Критерием использо­валась регистрация места жительства: те, кто имел регистрацию в колониях, теряли японскую национальность, даже если они жили в Японии.

Кроме того, положение заявляло, что корейцы были обязаны проходить процесс натурализа­ции так же, как и другие иностранцы, если они желали приобрести японскую национальность. Японская правительственная мера не следова­ла современным международным юридическим нормам: те люди, которые не приобрели новую национальность, фактически не имели граждан­ства. Одностороннее урегулирование проблемы национальности было оправдано в соответствии с предположением, что M^mm договор Сан-Франциско, к которому ни одно корейское пра­вительство не присоединилось, подразумевал со­гласие об изменении нации. Логика заключалась в том, что, так как соглашение гарантировало конец японского контроля над корейской терри­торией, корейцы не были теперь независимы и, следовательно, были японскими подданными. В 1961 г. Управление Верховного Суда поддержало это официальное представление. Период между 1945 и 1952 гг. имел некоторую параллель с ко­лониальным периодом относительно отношений между японским государством и корейцами в оба периода, проблемы общественной безопас­ности формировали японскую государственную политику.

В отношениях между национальностью и гражданством произошли изменения. В колони­альный период корейцы испытывали неравен­ство в гражданском статусе вследствие статуса колонизированных, несмотря на то, что они име­ли статус общей национальности. В послевоен­ный период статус национальности оправдал их неравенство. Последняя система была основана на логике национального государства: равенство в гражданстве зависит от общей национально­сти. Закон предотвращал свободный доступ к японской национальности. Претенденты на на­турализацию подлежали административному контролю. Для предоставления натурализации были выработаны критерии в 1958 г. В критерии входило принятие японской культуры. Натура­лизация тесно связана с регистрацией места жи­тельства. Кто бы ни получил японскую регистра­цию - японский соотечественник. В результате японская национальность передавалась следую­щему поколению через регистрацию.

Следующие постулаты налагают особен­ности на опыт идентификации корейцев в Япо­нии, вступивших в межнациональный брак. Во-первых, корейцы в Японии, имеющие опыт принудительной вербовки периода военного вре­мени, отчетливо идентифицировали свое буду­щее с Кореей, однако все еще составляли не до­минирующее меньшинство. Во-вторых, именно семья выполняла строгую функцию психологи­ческой поддержки корейцев в Японии, живущих в обстановке притеснения и дискриминации. Внутреннюю солидарность корейская семья со­храняла в поддержании языка, обычаев и корей­ской традиционной еды. В-третьих, уже второе и третье поколение детей в Японии выросли в до­мах, где члены семьи говорили только на япон­ском языке [9, с. 69]. Корейская патриархальная семья объединяла сыновье благочестие и послу­шание и имела большую цементирующую силу в семье корейцев в Японии, чем в семье корейцев в Корее. Учитывая языковую ситуацию корейцев в Японии, уже начиная со второго поколения, факт культурной ассимиляции был налицо.

В-четвертых, феномен корейцев в Японии -они имеют два разных имени: японское имя, ко­торым они пользуются, и реальное - корейское традиционное имя. Для бизнеса корейцы в Япо­нии нуждаются в японском традиционном име­ни. Обыкновенно они используют два разных имени. Mежду тем новое поколение - учащиеся начальной, средней и высшей школы - деклари­руют свои корейские имена и как свои собствен­ные, и как имена для школы. В этой ситуации отважные корейские студенты обнародовали корейские имена как идентифицирующих их корейцами. Движения корейской молодежи кос­венно поддерживали прокламацию корейских имен в классе. Корейские тинэйджеры в Японии организовали группу молодых студентов для из­учения корейского языка и корейской истории по вечерам. Mолодые лидеры этих тинэйджерских групп приводили последователей на морское по­бережье во время летних каникул для специаль­ного «тренинга тела и духа» [9, с. 68].

В-пятых, корейцы в этнически гомогенной Японии изо всех сил пытались найти спосо­бы поддержать свою этническую и культурную идентичность, в отличие от японского боль­шинства. Существенный аспект этого процесса - выражения корейской этничности ограничены корейскими гражданами в Японии. Корейские организации в Японии помогают корейцам и способствуют поддержанию этничности. Одна­ко их культура была более национальной, граж­данской, чем этнической. Натурализированные люди имели тенденцию жить как японцы, со­общество японских подданных быстро растет за счет увеличения числа натурализированных граждан и вступлению их в брак. С 1980-х го­дов некоторые корейцы - японские поданные стали более откровенными в выражении своей корейской идентичности. В то же самое время численность корейцев японской национальности быстро росла из-за роста числа натурализаций и смешанных браков [10].

В-шестых, этническая идентичность корей­цев как японских подданных вынуждает и ко­рейские национальные организации, и японское общество пересматривать связь между куль­турной идентичностью и юридической нацио­нальностью. С другой стороны, длительное го­сподство национального статуса (гражданского статуса) как символ корейской идентичности в Японии продолжает препятствовать корейцам с японским гражданством, выражать корейскую идентичность [10].

Седьмое. Примеры корейских диаспор в других частях мира выдвигают на первый план понимание проблем, которые стоят перед корей­цами в Японии. Корейские иммигранты в США могут написать свою идентификацию «корей­ский американец», тогда как осмысление «ко­рейско-японской» идентичности кажется намно­го более трудным. Корейцы в Китае и в бывшем СССР были официально признаны как этниче­ское меньшинство. А их соратники в Японии по­лучили лишь немного общественной поддержки их культурных и образовательных программ, однако были подчинены иммигрантскому кон­тролю как иностранцы [10]. Этнический аспект корейской идентичности тесно связан со зна­чением юридической национальности. Mногие корейцы оставались поданными Японии даже в третьем поколении. Главный фактор - прави­ла о принятии японского гражданства, которое присваивалось через происхождение (принцип крови) и иначе было достижимо только через натурализацию. Природа японского закона о гражданстве недостаточна, чтобы объяснить, почему корейцы остаются резидентскими ино­странцами. Сами корейцы не требовали япон­ской национальности. Для них это символизи­ровало их опыт принудительной ассимиляции в течение колониального периода, когда они были лишены своего языка и имен. Отказ от японской национальности был основанием поддержать корейскую идентичность в японском обществе[10, с. 60].

Восьмое. Действие двух главных корейских организаций - «Чонгрюн» и «^инда»» отчетли­во иллюстрируют национальный характер ко­рейской идентичности. Прежде всего, членство в них основано на принадлежности к корейскому этносу. Обе организации определили корейцев в Японии как иностранных поданных, а не как бу­дущих граждан страны. Официальная идеология Чонгрюна отклоняет понятие «этническое мень­шинство», тогда как Mиндан подчеркивает свою патриотическую ориентацию, противопоставляя его членов корейцам в США, которые станови­лись американскими гражданами. С другой сто­роны, корейское этническое образование, спон­сируемое этническими организациями, было важным элементом воспроизводства корейской национальной культуры. «Чонгрюн» управлял целой сетью школ. «Образование в школах Чон-грюна ориентировано на подъем национального самосознания студентов. Студенты изучают ко­рейский язык, культуру, искусство. Этим при­вивается гордость за свою родину». Школьная система «Mиндана» была ограничена только четырьмя школами. «^индат» активно органи­зовывал различные программы для корейских студентов, посещающих японские школы, они включали субботние занятия, летние сессии, по­ездки на родину [10, с. 62]. С 1970-х годов ко­рейские группы, вне двух главных ассоциаций, активно боролись против социальной дискри­минации и требовали юридических прав как жи­тели японского общества. Большой акцент этой проблемы в пределах Японии был сделан с по­явлением понятия «Zainichi» (место жительства в Японии). Этот период - срок местожительства в Японии, бросил вызов предыдущему понима­нию корейцев о принадлежности к корейской родине. Корейская идентичность младшего по­коления имела этническое, а не национальное качество. В 1980-е годы корейцев в Японии характеризовал высокий уровень культурной ассимиляции с низким уровнем структурной ас­симиляции. В течение колониального периода корейцы были обязаны изучать японский язык, принимать японские названия, имена, оставаясь структурно дифференцированными как колони­зированные люди [11, с. 69].

Девятое. Большинство корейцев в совре­менной Японии родились здесь и очень сильно ассимилированы в японскую культуру. Mногие из них не говорят на корейском языке и при этом они не являются сведущими в корейских традициях. С изменением их правового стату­са как постоянных иностранных резидентов с 1980-х годов уровень структурной ассимиляции повысился. В 1973 г. 50,6% общего количества браков корейцев были браками - «кореец - ко­реянка». В 1994 г. только 17,5% составляли ко­рейские браки, остальные являлись браками между корейцами и японцами - 81,7% и между корейцами и другими подданными - 0,8% [11, с. 179]. Высокий показатель смешанных браков между корейцами и японцами - важный инди­катор прогрессивной ассимиляции, даже при том, что вступление в брак часто ставит брачные пары перед серьезной оппозицией членов семьи и родственников. Тем не менее, межнациональ­ные браки корейцев в Японии - яркий показа­тель одной из сторон опыта этнической иден­тификации. На сегодняшний день все большее количество корейцев в Японии видят свое буду­щее для себя и своих детей в Японии. Все боль­шее количество корейцев, независимо от того, хотят ли они жениться на японке или нет, при­знаются, что плохи или хорошо, но Япония - их дом. Это еще одно свидетельство того, что чис­ло межнациональных браков корейцев в Японии однозначно будет расти.

References

1      Erikson E. H. Identity: Youth and Crisis. London, 1968; Tajfel H., Turner J. C. An Integrative Theory of Intergroup Conflict // The Social Psychology of Intergroup Relations. - Monterey (Cal.), 1979. - P. 33-47.

2      Root M. Racially Mixed People in America. Sage: New York, 1992; Parker D., Miri Song, Rethinking Mixed Race. Pluto Press: Chicago, 2001, Romano R. Race Mixing. Harvard University Press: Harvard, 2003.

3      Viner B. E. Mezhpokolennaia peredacha etnicheskoi identichnosti u etnodispersnykh men'shinstv (na primere sovremennogo Peterburga). Diss... kand sotsiol. nauk. SPb., 1998; Ponomarev A. P. Razvitie sem'ii brachno-semeinykh otnoshenii na Ukraine. Etnosotsiologicheskie problemy. Kiev: Naukova dumka, 1989; Krylova N. L. Prozhogina S. V. "Smeshannye braki'. Opyt mezhtsivilizatsionnogo obshcheniia. M. : Institut Afriki RAN. Institut vostokovedeniia RAN, 2002.