Об основании Казани и о казанских татарах по данным «Казанского летописца»

Одним из коренных народов России яв­ляются казанские татары. Однако вопрос об их этноисторических корнях до сих пор остаётся не совсем ясным. Не находит внятного объяс­нения и отсутствие у этого народа истори­ческого самоназвания. Кроме того, вызывает сомнения и предложенная казанскими истори­ками дата основания города Казани. Всё это, в определённой степени, может объясняться тем, что современные исследователи этих вопросов имеют в своём распоряжении лишь краткие, отрывочные данные различных исторических источников, народные предания, а также дан­ные археологических исследований, которые допускает определённую неоднозначность ин­терпретации их принадлежности и датировки. Правда, в русских летописях есть источник, в котором приводятся довольно подробные дан­ные об основании Казани и кратко описана со­ответствующая этноисторическая ситуация при­менительно к этому региону. Этим источником является «История о Казанском царстве» или «Казанский летописец», который включён в состав Полного собрания русских летописей (ПСРЛ, том XIX). Но по мнению современных историков этот источник содержит ряд не очень достоверных данных и явных ошибок. И по этой причине в рамках современной исто­рической концепции данные этого источника не находят должного отражения. Однако здесь необходимо отметить, что не только этот, но и многие другие используемые исторические пись­менные источники содержат не всегда досто­верные факты, прямые ошибки и описки. И одной из задач историков является выявление и устранение таких недостатков исторических источников. При этом непонимание современ­ными исследователями отдельных событий или обстоятельств, приводимых в том или ином источнике, не является основанием для при­знания его недостоверным. Всё это касается и «Казанского летописца». Тем более, что изна­чально это был не летописный документ, а обычное сочинение на историческую тему. Оно было растиражировано в большом количестве рукописных списков и поэтому, естественно, там могли появиться явные описки, ошибки и даже позднейшие вставки. Тщательный крити­ческий анализ содержания этого источника поз­воляет выявить, объяснить и, при необходи­мости, обоснованно исключить из рассмотре­ния его сомнительные фрагменты, а также пря­мые описки или ошибки. И после этого он вполне может быть использован как достовер­ный исторический документ.

Об этом же в своё время писал и российский историк Кунцевич Г. З.: «... я думаю, что И с т о р и я («История о Казанском царстве» -Ю. Д.) может служить историческим источ­ником. Это впрочем ясно видно и без моих слов из факта: И с т о р и е й пользовались и пользуются, как историческим памятником. История единственный источник русский, который даёт цельный очерк казанской исто­рии, от возникновения Казани до полного под­чинения русским. И с т о р и я заключает в себе ряд сведений, которых нет в других источни­ках. Особенно ценны те, которые сообщаются на основании татарских источников. И с т о р и я пользуется часто устными источниками, пере­даёт слухи, толки, и при том не только русские, но и татарские. Едва ли историк пройдёт без внимания их. Правда, автор И с т о р и и о многом говорит по памяти, часто, как сказано, на основании устных источников, естественно, не всегда достаточно точных в подробностях, иногда также автор украшает свою речь, конеч­но, на современный ему лад, но, всё-таки, при критическом рассмотрении многие неточности И с т о р и и не введут в фактическую ошибку строгого историка, и дадут жизнь сухим известиям официальных источников». [1, с. 571-572].

По своему содержанию и форме этот источ­ник несколько выделяется среди других рус­ских летописей. Написан он был не профессио­нальным летописцем, а обычным, грамотным русским человеком, который провёл в казан­ском плену 20 лет, где он принял ислам. Там он был допущен во дворец верховного правителя и имел возможность общаться как с самим пра­вителем, так и с его приближёнными. Из этого общения он узнал многое, что касалось истории Казанской земли. Кроме того он, судя по его словам, был знаком и с русскими и с казан­скими летописями, а также с народными преда­ниями того и другого народа. Основываясь на этой информации он и написал своё сочинение. И в этой связи есть основание полагать, что определённая часть информации, содержащаяся в этом источнике, может быть вполне экс­клюзивной и не находящей отражения в других русских летописях.

В рассматриваемом источнике, в частности, кратко описывается этноисторическая ситуация в районе Среднего Поволжья и приводится история основания Казани с упоминанием ряда сопутствующих исторических событий периода средневековья. Рассказ об этом начинается с описания территории, которая по преданиям в доордынский период называлась «руской зем­лёй». Там отмечается следующее: «Бысть убо отъ начала Руския земли, якоже поведаютъ Русь и варвари, все то Руская земля была едина, идеже ныне стоить градъ Казань, продолжаю-щеся въ длину съ единого Нова града Нижнево на востокъ, по обою странамъ великия реки

Волги внизъ и до Болгарскихъ рубежовъ и до Камы реки, въ ширину на полунощие и до Вяцкие, речь, земли и до Пермъские, на полу-дние до Половецкихъ пределъ, - все то держава и область Киевская и Владимерская, по техъ же ныне Московская. Живяху же за Камою рекою, въ части земля своея, Болгарские князи и варвари, владеющи поганымъ языкомъ Чере-мискимъ, незнающе Бога, никоего же закона имущи; обои же бяху служаще и дани дающе Рускому царству до Батыя царя». [2, с. 2-3].

Как видно, эта информация базировалась на народных преданиях как русов, так и казанцев («якоже поведаютъ Русь и варвари»). Здесь к «руской земле» предания этих двух народов относили и этнотерритории, расположенные к востоку от Нижнего Новгорода вдоль бассейна Волги «до болгарских рубежов и до Камы реки». Далее, в этом же смысле указываются этнотерритории к северу от Нижней Камы до Вятского и Пермкого регионов, а к югу - до половецких пределов. Из этого сообщения достаточно ясно видно, что «руской землёй» в преданиях указанных народов назывались и этнотерритории, племена которых, согласно «Повести временных лет», выплачивали дань русам, но не входили в состав их этнотерри-тории. Вот эти племена: «а се суть инии языци иже дань дают Руси: Чюдь, Меря, Весь, Му­рома, Черемись, Моръдва, Пермь, Печора». [3, с.11]. Они то как раз и обитали на территориях восточнее Нижнего Новгорода. Поэтому поня­тие «руская земля» здесь следует понимать не только как территотию обитания собственно русов, но и как ряд иноплемённых этнотерри-торий, куда русы регулярно ходили за сбором дани. Это были территории лишь подвластные русам. А вот земли южнее нижнего течения Камы, где жили булгары и угрофинноязычные племена, к понятию «руская земля» предания уже не относили. Xотя и отмечается, что и те и другие в доордынский период и служили и выплачивали дань «рускому царству». При этом «руское царство» понятие здесь достаточ­но условное - в описываемый период на рус­ской этнотерритории не было ни царей, ни царств. И ещё здесь обращает на себя внимание сообщение о том, что вместе с булгарами на этой же территории в то время обитал и угро-финноязычный народ - «варвари, владеющи поганымъ языкомъ Черемискимъ». Судя по всему, это были древние чуваши, которые по­том мигрировали к западу от Средней Волги [4,с. 400-407].

Пределы Булгарии в летописце опреде­ляются так: «То бо бе преже земля Болгарецъ малыхъ за Камою, промежъ великия реки Волги и Белыя Волжки, до Великия Орды Нагаиския». [2, с.12] Как видно, с запада на восток Булгария простиралась от левого берега Средней Волги и до реки Белой, которая в Московии называлась Белые Воложки. С севера она ограничивалась левобережьем Нижней Камы, а её южные границы доходили до ногайских пределов. Здесь следует подчеркнуть, что земля булгар была «за Камою», то есть к югу от Нижней Камы и к территории севернее этого рубежа булгары не имели никакого отношения.

Далее в летописце сообщается: «По смерти же злочестиваго паря Батыя - убиту бо ему бывшу отъ Угорскаго царя Владислава у столного его у Бундина - и воста инъ царь на царство, Саинъ имянемъ, первыи по Батые царьство его пріимъ. Наши же державніи опло-шишася, и позакоснеша къ нему итти во орду и умиритися съ нимъ; и подняся царь Саинъ Ардинскии итьти на Рускую землю съ темными силами своими, поиде и тои, яко же и Батыи царь, до конца попленити ю за презрение къ нему державныхъ Рускихъ. Державнии же Рустии наши идоша въ Болгоры къ царю и ту встретиша его, и утолиша его великими мно­гими дарми. И отстави царь Саинъ пленити Руския земля, и восхоте близъ ея на кочевище своемъ, где въспятися на Русь ити, поставити градъ, на славу имени своему и на приездъ и на опочевание посломъ его, по дань ходящимъ на Русь на всякое лето и на земскую управу люд­скую» [2, с. 10].

Здесь, прежде всего, обращает на себя вни­мание начальный фрагмент этого сообщения о смерти Батыя «бывшу отъ Угорскаго царя Вла­дислава у столного его у Бундина». Инфор­мация эта недостоверна. Достаточно хорошо видно, что она заимствована из «Повести об убиении Батыя». По мнению современных исто­риков эта «повесть» была не историческим, а сугубо политическим сочинением середины XV века и в качестве исторического источника рассматриваться не может из-за явной тенден­циозности и недостоверности содержащихся в ней сведений. По данным других исторических источников обстоятельства смерти Батыя были иными, о чём будет сказано ниже.

Далее, обращает на себя внимание и имя приемника Батыя. В летописце достаточно определённо указывается, что его звали Саин -«и воста инъ царь на царство, Саинъ имянемъ, первыи по Батые царьство его пріимъ». Однако согласно другим, достаточно многочисленным источникам, приемника Батыя звали Берке. Так например, персидский юрист и историк Гаф-фари писал: «Третий отдел. О роде Джучи, старшего из сыновей Чингиз-хана...У Бату в 639 г. (= 12 VII 1241-30 VI 1242) появилась слабость членов и в 650 г. (= 14 III 1252—2 III 1253) он умер на берегу реки Итиль. Родился он в 602 г. (= 18 VIII 1205-7 VIII 1206). Сартак, сын Бату, находился у Менгу-каана. Тот почтил его, назначил на место отца и отправил в род­ной юрт, но он (Сартак) по дороге скончался. Улагчи, сын Бату, был назначен на место отца, но тоже умер тогда же. Берке-хан, сын Джучи, сел на царство, он удостоился благородства ислама». [5, с. 211]. В этой связи необходимо понять, почему в летописце приемник Бату, которым был Берке, назван Саином.

Анализ ряда соответствующих исторических источников показывает, что название «Саин» встечается по отношению не к одному, а к не­скольким ордынским правителям. Так, у пер­сидского историка Рашид-ад-Дина есть такое сообщение: ««Второй сын Джучи-хана - Бату. Бату появился на свет от Уки-фудж-хатун, до­чери Ильчи-нойона из рода кунгират. Его назы­вали Саин-хан». [6, с. 71]. Здесь указывается, что Батыя называли Саин-ханом. При этом из приведенного сообщения следует, что «Бату» -это имя собственное, данное при рождении, а «Саин-хан» - это имя, данное ему позже.

Подобного рода сообщение есть и у персид­ского историка XVI века Ахмеда Гаффари: «Третий отдел. О роде Джучи, старшего из сыновей Чингиз-хана. Бату-хан, сын Джучи, прозвище которого было Саин-хан. По указу Угетай-каана он сел на место отца. Несмотря на то, что Орда был старшим братом и имя его писали в указах впереди, он (Орда) не оспа­ривал у брата ханского достоинства». [5, с. 211]. Здесь уже прямо говорится, что «Саин-хан» было не имя собственное, а прозвище Батыя. И это очень важно.

Армянский инок Магакия, описывая исто­рию монголов, отмечал: «Только двое из пред­водителей, Нуха-куун и Аратамур, проведав заблаговременно об опасности, взяли с собой сокровища, золото, превосходных лошадей, сколько могли и бежали с 12 всадниками. Переправившись через великую реку Кур, они воротились в свою сторону. Не довольствуясь тем, что спаслись, они восстановили против Гулаву Берке, брата Саин-хана, и в течеше 10 лет производили страшное кровопролитие». [7, с. 32-33]. Здесь этот автор, не упоминая соб­ственного имени Батыя, называет его Саин-ханом («брата Саин-хана»).

Но этот же инок Магакия в другом месте этого же сочинения Саин-ханом называет дру­гого правителя: «В то время Xристом венчан­ный и благочестивый царь армянский Гетум вместе с мудрым отцем своим и богохрани-мыми братьями и князьями, по-зрелом между собою обсуждении, положили подчиниться та­тарам и платить им дань и халан, и недопускать их в богоустроенную и христианскую страну свою. Они привели свою мысль в исполнение следующим образом. Предварительно свидев­шись с предводителем татарских войск, Бачу-нуином, которому изъявили покорность и дружбу, они отправили брата царского, армян­ского аспарапета, барона Смбата, к Саин-хану, который сидел в то время на престоле Чингиз-хана. Смбат вскоре прибыл к Саин-хану, кото­рый чрезвычайно любил христиан. Он был очень добр, за что народ прозвал его Саин-хан, т. е. добрый, хороший хан». [7, с. 18-19]. Здесь из контекста довольно ясно видно, что под Саин-ханом подразумевался великий хан Гуюк («который сидел в то время на престоле Чин­гиз-хана»). При этом «Саин-хан» - это было явно почётное или народное прозвище Гуюка, данное ему народом («народ прозвал его Саин-хан»).

В соответствии с представлениями совре­менных историков последовательность прави­телей улуса Джучи выглядит так:   1) Бату.

2)   Сартак. 3) Улагчи. 4) Берке. 5) Менгу-Тимур. 6) Туда-Менгу. 7) Талабуга. 8) Тохта. 9) Узбек. 10) Тинибек. 11) Джанибек. 12) Бердибек. [8, с. 22]. А вот персидский автор Шереф-ад-дин Йезди в своей «Книге побед» эту последовательность представлял так: «Всех царей из рода Чингиз-хана, правивших в Дешт-и-Кипчаке до сего времени, 32. 1) Джучи... 2) Бату, сын Джучи...

3)   Берке-хан, брат его. 4) Саин-хан. 5) Йису-Мунке. 6) Токта-хан. 7) Узбек-хан. 8) Джани-бек.». [5, с. 147]. В этих перечнях есть раз­личия, но здесь важно то, что Шереф-ад-дин Йезди уже не связывает название «Саин-хан» ни с Бату, ни с Берке, а упоминает его как имя собственное отдельного хана, правившего пос­ле Берке.

Кратко суммируя представленные данные относительно названия «Саин», можно отме­тить следующее. Во-первых, «Саин» - это было не имя собственное, а народное прозвище, о чём прямо сообщается у Гаффари. При этом прозвище это было уважительным, почётным. Во-вторых, это почётное прозвище официально всегда употреблялось с титулом «хан», то есть оно всегда относилось к хану. В-третьих, оно фиксировалось применительно к нескольким ханам, жившим в разное время. На основании всех этих данных можно полагать, что «Саин» -это было почётное, уважительное прозвище некоторых ханов, характеризующее какие-то их личные качества. Именно об этом говорится у инока Макакии: «Он был очень добр, за что народ прозвал его Саин-хан, т. е. добрый, хороший хан».

С учётом вышеизложенного можно попы­таться выявить семантику слова 'саин'. Се­мантический анализ этого слова показывает, что оно, вероятно, восходит к древнетюркскому послелогу sajin (сайын), который в буквальном переводе означает 'всякий', ' каждый'. А вот в сочетании со словом «хан», точнее - «кан» (кан сайын), это могло означать 'хан всякого (чело­века)' или 'всеобщий хан'. В древнетюркском языке это могло иметь особый смысл, по­скольку слово «хан» (точнее «кан») восходит к слову qan (каң) 'отец' Таким образом, слово­сочетанием «хан саин» (кан сайын) называли тех ханов, которые олицетворяли отеческое, доброе отношение ко всем без исключения своим подданным. Другими словами, такой хан был отцом для каждого человека. Возвращаясь снова к тексту летописца можно полагать, что здесь под почётным, уважительным прозви­щем «Саин» подразумевался конечно же Берке - именно он «первыи по Батые царьство его пріимъ». Кстати, имя «Берке», вероятно, вос­ходит к древнетюркскому слову berk (берк), что в буквальном переводе означает 'крепкий', 'могущественный', 'власть имущий'.

Далее в рассматриваемом фрагменте сооб­щается, что после того, как хан Саин (Берке) стал правителем Джучиева улуса, властители русов не торопились с визитом к нему для выражения своей покорности. Расценивая это как неповиновение «властителей руских», Берке или ордынский хан («царь Саинъ Ар-динскии») решил идти на них в поход, как это сделал в своё время его предшественник Батый. И он, вероятно, выслал карательный отряд, который дошёл до левобережья Волги. Но правители русов поспешили его опередить -пошли к нему навстречу. Там многими дарами они укротили его гнев. И после этого ордын­ский хан решил вблизи «руской земли», «накочевище своём» поставить крепость. Эта крепость должна была, с одной стороны, слу­жить перевалочной базой и местом отдыха для возвращающихся ордынских сборщиков дани, которые с этой целью ежегодно ходили в пре­делы Руси, а с другой стороны, там же должна была располагаться некая администрация («зем­ская управа людская»), которая, вероятно, должна была собирать дань с местного насе­ления этого региона.

По поводу территории, на которой была заложена эта крепость, превратившаяся потом в город, сообщается следующее: «Бысть же на Оке реке старыи градъ, имянемъ Бряховъ, оттуду же прииде царь, имянемъ Саинъ, Болгарскии, и поискавъ по местомъ проходя, въ лета 6680 го, и обрете место на Волге на самои украине Рускои, на сеи стране Камы реки, концомъ прилежа къ Болгарскои земле, дру-гимъ же концомъ къ Вятке и къ Перми». [2, с.10].

Прежде всего следует отметить, что опре­деление «Болгарскии» при имени Саина было связано с названием города, где находилась в то время одна из резеденций этого хана - такова была летописная традиция. Далее, здесь ука­зывается довольно обширная территория, ко­торая первоначально в летописце названа «ко-чевищем своим». Западная граница этой тер­ритории находилась «на самой руской ок­раине». Здесь, конечно же, подразумевалось левобережье Волги. Южные пределы этой «земли» проходили по правому берегу реки Камы («на сеи стране Камы реки, концомъ прилежа къ Болгарскои земле»). А восточная граница прилегала «другимъ же концомъ къ Вятке и къ Перми». По современным представ­лениям это была, в основном, вся северная половина территории нынешнего Татарстана, а также часть вятских и пермских земель. О племенах, обитавших на этой территории в древности и в период раннего средневековья, сообщается в арабо-персидских средневековых источниках. [4, с.331-386]. В районе нижнекам­ского правобережья обитали тюркскоязычные (в то время) русы. Так, например, ибн-Xaукaль писал: «Булгар Великий граничит с русами на севере». [9, с.193]. Аль-Истахри по этому поводу писал так: «Рус есть народ в соседстве с Булгаром, между сим последним и Славонией». [9, с.130]. Севернее располагались магары и баджнаки (тюркские печенеги), а также, воз­можно, и ещё какие-то другие племена. Ещё севернее обитали верхнекамские русы.

Кроме этого в приведенном выше фрагменте содержится информация, которая никак не корреспондируется с данными других истори­ческих источников. Прежде всего, это место­положение города Бряхова. В летописце сна­чала указывается, что старый город Бряхов, откуда пришёл «царь, имянемъ Саинъ, Бол-гарскии», стоял на Оке: «Бысть же на Оке реке старыи градъ, имянемъ Бряховъ». С другой стороны, несколько ниже сообщается, что ста­рый город с таким же названием стоял на Каме: «Тутъ же былъ на Каме стары градъ, именемъ Бряховъ, Болгарскии». Здесь явно видно, что в первом случае допущена ошибка - все имею­щиеся исторические данные свидетельствуют о том, что булгарский город Бряхов находился на Каме, в районе слияния её с Волгой, но никак не на Оке. И в этой связи в порядке пред­положения можно высказать такое соображе­ние. Бряхов, вероятно, был расположен в месте непосредственного слияния русел Волги и Камы. Такое место в народе называется ' стрел­кой'. Не исключено, что это место так могло называться и в древнетюркском языке. А по-древнетюркски 'стрела' или 'стрелка' будет ok (ок). Автор «Истории о Казанском царстве», пробывший в плену у тюркскоязычных татар много лет, мог использовать в своём повество­вании не русскоязычный вариант этого специ­фического слова 'стрелка', а тюркскоязычный -ок. Поэтому в русскоязычном тексте при после­дующем его переписывании могло появиться вместо выражения «на стрелке реки», слово­сочетание «на Оке реке», то есть здесь вместо русского слова 'стрелка' был записан тюрк-скоязычный эквивалент - ок. Вот таким об­разом город Бряхов по ошибке переписчиков мог «оказаться» на реке Оке.

Второй факт этого фрагмента, вызывающий серьёзные сомнения в его безошибочности - это дата основания города Казани - 6680 год или 1172 по современному летоисчислению. В других списках летописца фигурирует дата -6685 год или 1177 год по современному лето­исчислению. Исторические обстоятельства ука­зывают, что и та и другая даты явно ошибочны - в указанное время в районе Средней Волги ордынцев, которые основали город Казань, ещё не было. Это довольно надёжно фиксируется историческими источниками. Далее, в разделе «Казанского летописца», где повествуется о первых годах царствования Ивана Грозного, говорится: «И много лет преидоша, до 300 лет, от перваго начала Казани отъ Саин царя, отнетеле бяху обладающа царствующа князи и цари страны тоя, частью многою Рускою зем­лёю завладеша». [2. с. 45]. Первые годы цар­ствования этого правителя приходятся на сере­дину XVI столетия. Если отсюда отнять 300 лет, то получится середина XIII столетия. Зна­чит в этот период времени и была основана Казань, но никак не в XII столетии. При этом автор здесь третий раз повторяет, что изна­чальная Казань была основана ордынским ханом Саином, то есть Берке.

Ошибки в написании дат были достаточно распространённым явлением в дошедших до нас древнерусских письменных источниках и документах. Дело в том, что в древнерусском письме цифры обозначались буквами. Искаже­ние некоторых букв в слове позволяло, всё-таки, правильно прочитать это слово. Но вот искажение одной буквы (цифры) в написании даты уже приводило к фатальной ошибке. В своё время на это обращал внимание академик Л. В. Черепнин: «Задача перевода дат с визан­тийского летосчисления на современное сильно осложняется тем, что в древне-русских доку­ментах мы часто находим неверные цифровые обозначения годов... Цифры пропускались, заменялись одна другой, принимались одна за другую и т. д. От времени документы порти­лись, поэтому в некоторых датах стирались отдельные цифры. Позднейшие копиисты не обращали на это внимания и воспроизводили цифровое указание источника в неполном виде, искажая тем самым его смысл...Учитывая воз­можность ошибок в хронологических данных исторических источников, историк обязан произвести проверку тех дат, которые он встречает в документах. Установить неточность в датировке и найти ключ к исправлению последней часто помогают, как мы уже видели, некоторые дополнительные признаки, сопро­вождающие в источнике дату.». [10, с. 69]. Вполне очевидно, что в данном случае необ­ходимо использовать эти самые «дополнитель­ные признаки, сопровождающие в источнике дату» и опираться именно на них. В тексте летописца имеются достаточно чёткие «при­знаки» подобного рода.

Судя по данным летописца, Казань была заложена ордынским ханом, принявшим власть в улусе Джучи непосредственно после Батыя. Этим ханом был Берке, который в летописце назван почётным прозвищем «Саин». Он правил с 1256 по 1266 год. [8, с. 22]. Согласно летописцу, властители русов направились к нему на поклон хотя и с запозданием, но, конечно же, не позднее 1257 года, ибо дань они должны были выплачивать ежегодно. И эта дата чётко подтверждается данными русских летописей. Из анализа других летописных текстов следует, что единственный коллектив­ный визит русский князей в Орду в первые годы правления хана Берке имел место только в 1257 году. В Суздальской летописи по Акаде­мическому списку по этому поводу сообщается следующее: «В лето 6765 (1257) поидоша вси князи в Орду и чтив Оулавчия и вся воеводы его и возвратишася во своя си; того же лета Глеб приде от Кановичь, оженився в Татарех» [3, с. 524]. В Лаврентьевской летописи приво­дятся и имена этих князей: «Поехаша князи в Татары: Александр, Андреи, Борис, чтившие Оулавчея приехаша в свою отчину; тое зимы приеха Глеб Василкович ис Кану земли от царя и оженися в Ворде». [3, с. 474]. Отсюда видно, что нападения ордынцев опасались не все, а только три князя русов - Александр Невский, Андрей Ярославич Суздальский и Борис Ва-силькович Ростовский. А вот Глеб Василькович Ростовский этого не опасался - в это время он был в гостях у хана Берке и даже женился там, явно на татарке. Из этого же сообщения сле­дует, что «все князья» встречались не с ханом Берке, а с его каким-то высокопоставленным представителем Улавчием, который командо­вал воеводами. Возможно этот Улавчий воз­главлял карательный отряд, который Берке направил против русов. И встреча с Улавчием произошла там, «где въспятися на Русь ити». На этом месте потом была заложена Казань. А вот с Берке в этот год встречался, согласно летописям, только князь Глеб Василькович. Из текста летописца следует, что именно после встречи русских князей с Улавчием, хан Берке (Саин) решил возвести крепость вблизи «руской земли». Практически это могло было произойти не ранее 1257 (6765) года. Есть ещё один письменный источник, в котором под­тверждается приведенная выше дата основания Казани - 1257 год. Этим источником является «Скифийская история» А. И Лызлова. В одной из глав своего сочинения он пересказывает близко к тексту фрагмент «Казанского лето­писца», касающийся основания Казани. В част­ности он пишет: «О начале же царства Казан-скаго сице. Егда минуша двадесять лет по батыеве пленении, еже имать быти 6765, яко о том выше пространно изъявися, быша вси князи российстии под властию царей Золотыя Орды. По Батые же бысть царь во Орде имянем Саин - тот имать быти Сартак сын Батыев - иже хотяше паки воевати страны Российския, и поиде с воинством тамо. Князи же российстии убоявшеся, поидоша молити его, дабы не пленил земли Российския, и встретивше его, давше многи дары злочестивому, и утолиша его. Царь же на том месте, идеже воздержа шествие свое, восхоте поставити град во славу свою, и дабы был пристанищем послом его, ходящим в страны Российския дани ради». [11, с. 48]. Отсюда видно, что Андрей Лызлов, писавший в середине XVII века, пользовался экземпляром «Казанского летописца» в кото­ром дата основания Казани не была ещё иска­жена - там значился 6765 год или по совре­менному летоисчислению 1257 год. Это под­тверждается и такими словами: «Егда минуша двадесять лет по батыеве пленении еже...». «Батыево пленение», то есть массированное нашествие Батыя на русскую этнотерриторию, закончилось, в основном, к 1237 году. Если сюда прибавить 20 лет, то опять получается 1257 год. Таким образом, дата основания Ка­зани - 1257 год, подтверждается косвенными данными анализа сопутствующих исторических событий, приведенных в «Казанском лето­писце», данными других русских летописей и прямыми данными А. И. Лызлова, приведен­ными в его «Скифийской истории». Отсюда видно, что в дошедших до настоящего времени списках летописца в написании даты основания Казани были искажены две средние цифры -'700' и '60' (в подлиннике это достаточно сложные в написании буквы ф и которыми обозначались указанные цифры). При этом, в списках летописца, дошедших до настоящего времени, дата основания города Казани искажалась, как минимум, дважды.

Местность, в пределах которой была зало­жена Казань, автор летописца описывает так: «Место пренарочито, и красно велми, и ското-пажно, и пчелисто, и всяцеми семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого много угодья, яко не обрести можно другаго такова места по всеи Рускои земле нигдеже, подобно такову месту красотою и крепостию и угодьемъ человеческимъ, и не вемъ же, аще есть въ чужихъ земляхъ. И велми царь за то возлюби Саинъ Болгарскии». [2, с.10-11].

Из представленного описания видно, что это было очень благодатное место для обитания оседлого, земледельческого народа. Оно было пригодно и для разведения скота, и для пчело­водства, и для полеводства, и для выращивания разнообразных овощных культур, и для добычи зверя, и для рыболовства, а также обладало другими различными угодьями. Но Берке (Саин) был ханом кочевого народа. И с точки зрения расселения здесь кочевого народа эта территория совершенно не представляла ника­кого интереса - кочевые народы не сеяли, не пахали, пчеловодством, овощеводством и рыб­ной ловлей не занимались. У Берке, вероятно, был другой интерес. Судя по всему, это была довольно редко заселённая территория. И на ней можно было расселить оседлый, земледель­ческий народ, а потом собирать с него очень богатую и разнообразную дань. Вот это, ве­роятно, и была причина того, что «велми царь за то возлюби» эту землю. Дальнейшее разви­тие исторических событий на этой территории подтверждает высказанное предположение. После того, как здесь сложилось государственное об­разование, управляемое ордынцами во главе с ханом, историки отмечали: «Государственная власть преследовала исключительно фискаль­ные интересы, направленные к пополнению ханской казны и вся страна была покрыта сетью податных учреждений или отдельных чиновников... Всюду были поставлены долж­ностные лица, ведавшие определёнными сборами в данном пункте или районе...». [12, с. 206].

Далее автор летописца рассказывает о под­готовке Саином места для закладки нового го­рода. При этом он включает в свой рассказ явно народное предание («и глаголють мнози нецы») с мифологическим подтекстом о наличии на месте будущей Казани «гнезда змиева», кото­рое Саин уничтожил: «И, глаголютъ мнози нецы, преже место быти издавна гнездо змиево; во всемъ жителе земля тоя знаемы живяше ту вгнездевся змии великъ, страшенъ, о двою главу, едину имея змиеву, а другую главу во-лову; единою пожираше человеки и скоты и звери, а другою главою траву ядяше; а иныя змия около его лежаша, живяху съ нимъ, всяцеми образы. Темъ же не можаху человецы близъ места того миновати, свистания ради змиина и точения ихъ, но далече инемъ путемъ опъхожаху. Царь же, по многие дни зря места того, обходя и любя его, и не домышляшася, како извести змия того отъ гнезда своего, яко того ради будетъ градъ крепокъ и славенъ везде. Изыскався въ воехъ его сице въ волхвъ хитръ и рече царю: "азъ змия уморю и место очищу". Царь же радъ бысть, и обещася ему царь нечто дати велико, аще тако сотвориши. И собра обоянникъ волшениемъ своимъ вся живу­щая змия те отъ века въ месте томъ къ вели­кому змию во едину велику громаду, и всехъ чертою очерти, да не излезе изъ нея ни едина змия, и бесовскимъ деиствомъ всехъ умертви; и обволоче кругомъ сеномъ и тростиемъ и древъемъ и лозиемъ сухимъ многимъ, и полиявъ серою и смолою, и зазже огнемъ. и попали, и пожже вся змия, великого и малыя, яко быти отъ того велику смраду змиину по всеи земли тои, проливающи впредь хотяще быти ото окоянъного царя зло содеяние проклятые его веры Срацынския. Мноземъ же отъ вои его умрети отъ лютаго смрада змиина, близъ того места стояще, кони и верблюды мнози падоша И симъ образомъ очисти место».[2, с. 11-12].

Судя по всему, у ордынцев это был какой-то обязательный, возможно даже религиозный, ритуал «очищения» места («изыскався въ воехъ его сице въ волхвъ хитръ»), на котором возво­дилось новое поселение. И это, в принципе, могло иметь сугубо практический смысл. Ведь кочевые народы во время кочёвок обустраи­вали свои стойбища в открытой степи. А в таком месте могли водиться и ядовитые змеи и ядовитые насекомые и мелкие грызуны. Так вот, прежде чем устанавливать стойбище, ко­чевники проводили «санитарную» обработку огнём соответствующего места. Со временем это могло стать у них обязательным ритуалом. Поэтому и хан Саин «очистив таким образом место это». При этом автор подчёркивает, что «державные» русы не посмели ничего сказать против того, что хан возвёл в этом месте свою крепость: «Царь же возгради на месте томъ Казань градъ, никому же отъ державныхъ Руси смеюще супротивъ что рещи. И есть градъ Казань, стоить доныне, всеми Рускими людми видимъ и знаемъ есть, а не знающимъ слышимъ есть». [2, с.12]. В принципе это могло свиде­тельствовать о том, что земля, где закладыва­лась Казань, русским князьям подвластной уже не была.

Далее в летописце сообщается следующее: «Яко преже сего, на томъ месте вогнездися змии лютъ и токовище ихъ, и воцарися во граде скверны царь, нечестия своего великимъ гне-вомъ наполнився, и распалашеся, яко огнь, въ ярости на христьяны, и разгарашеся яко огнь, пламенными усты устрашая, и похищая, и поглащая, яко овца, смиренныя люди Руския въ прилежащихъ всехъ (весехъ - Ю.Д.), близъ живущая около Казани, изгна отъ нея Русь то-земца, и три лета землю ту пусту положи». [2,с. 12].

В первой части этого фрагмента автор сооб­щает о негативном отношении к христианам воцарившегося в новом городе правителя. Этим, возможно, автор хотел подчёркнуть, что Берке был мусульманином (по Гаффари - «он удостоился благородства ислама»). А далее он указывает, что этот правитель «похищал» и «поглощая яко овца, смиренныя люди Руския», обитавших в «прилежащих» деревнях (весях). А тех, которые жили в непосредственной бли­зости от Казани, он вообще оттуда изгнал. И в течение трёх лет после основания Казани её окрестности пустовали.

Что касается «похищения» и «поглощения», то здесь речь, конечно же, идёт о захвате местных русов («смиренныя люди Руския»), в плен для последующей продажи их в рабство. В то время это была обычная практика не только ордынцев, но и русских князей. При этом автор совершенно недвусмысленно утверждает, что местным населением территории, где возводи­лась Казань, были русы («изгна отъ нея Русь тоземца»). Как видно, местных жителей он называет «туземной русью». Этим названием он, вероятно, отличал местных нижнекамских русов от тех, которые обитали в Волго-Окском междуречьи и которые в рассматриваемый период были уже славяноязычными. Сообще­ние автора о проживании русов в этом регионе, как уже отмечалось выше, достаточно надёжно подтверждается различными данными средне­вековых арабо-персидских историков и гео­графов.

Затем ордынский хан стал заселять вновь обретённую территорию (или «кочевище своё») оседлым, земледельческим населением - «и наведе исъ Камы языкъ лютъ, поганъ, Болгар­скую чернь, со князи ихъ и со стареишинами ихъ, и много ему сущу убо подобну суров-ствомъ, обычаемъ злымъ, песьимъ главамъ -Самоедомъ. Наполни такими людми землю ту, еже Черимиса, зовемая Отяки, - тое жъ гла-голютъ Ростовскую чернь, забежавши тамо отъ крещения Русково въ Болгарскихъ жилищахъ, и приложися хъ Казани. И Болгарския грады обладаютъся царемъ Казанскимъ» [2, с. 12].

Как видно на эту, значительную по размерам территорию, ордынцы переселяли только со­седние народы из Прикамско-Поволжского региона. «И наведе исъ Камы языкъ лютъ, поганъ» - здесь автор не указывает название этого народа. Вероятнее всего, это имелись в виду воинственные («лют») унгары и верхне­камские русы-язычники с баджнаками. (При­мерно в этот период времени в письменных источниках навсегда прекращается упоминание о верхнекамских русах и об унгарах, обитав­ших в Камско - Вятском междуречьи). Пере­селившееся сюда из Прикамья большое коли­чество народа своей суровостью и злыми обы­чаями было подобно «пёсьим головам» - са­моедам, обитавшим в Прикамье. Судя по всему, под «пёсьими головами» - самоедами, здесь понимались баджнаки (тюркские печенеги). Английский посланник Дж. Флетчер указывал, что самоеды произошли от 'татар', т.е. были тюркскоязычным народом: «Пермяки и само­еды, обитающие на севере и северо-востоке от России, происходят так же, как полагают, от татар»/ [13, с. 113]. Далее, из Булгарии на но­вую территорию была переселена какая-то часть знати и простого народа. Кроме того, сюда же переселилась какая-то часть чере­мисов, называемых отяками и прозванных «ростовской чернью». Изначально они обитали в Ростовской земле, но, спасаясь от насильст­венной христианизации, мигрировали сначала в булгарские поселения, а затем «приложися хъ Казани». Возможно этот угрофинноязычный народ как раз и был тем самым летописным племенем меря, о котором говорится в русских летописях: «а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере меря же». [2, с. 10-11]. И «при­бежали» сначала они в булгарские поселения вероятно потому, что на этой же территории в то время ещё жили родственные им древние чуваши. Именно к ним они и «прибежали». Значит в этногенезе казанских татар принимал участие и этот угрофинноязычный народ. Сле­дует заметить, что и булгарские города были также подвластны казанскому правителю. Но при этом сама Булгарии оставалась автономной - к Казанскому региону её территория не при­соединялась.

Итак, спустя три года после основания Ка­зани, то есть в 1260 году, ордынцы начали засе­ление территории нижнекамских русов новым населением из соседних регионов («Такими людьми наполнил землю ту»). Вот с указанного времени на этой территории на основе местных и расселившихся здесь народов и стала склады­ваться новая народность, которая ныне назы­вается казанскими татарами (казанлы). Следо­вательно, можно считать, что 1260 год является годом зарождения современного казанско-та­тарского народа, но этноисторические корни которого уходят на глубину тысячелетий и связаны они с древнейшим прикамско-по-волжским населением. Наличие среди предков казанских татар какого-то пришлого, азиат­ского (алтайского) населения письменными источниками не фиксируется и имеющимися данными современной антропологии не под­тверждаются: «Антропологические материалы показывают, что физический тип татарского народа сформировался в сложных условиях метисации в основном европеоидного населе­ния с монголоидными компонентами древней поры». [14, с. 36]. Разноэтничность предков ка-занско-татарского народа, в определённой сте­пени, подтверждается и наличием среди совре­менных казанских татар различных антрополо­гических типов. Специальными исследова­ниями на территории нынешнего Татарстана были выявлены, в основном, четыре антропо­логических типа: светлый европеоидный (19,4% от общей численности казанских татар), пон-тийский (тёмный европеоидный - 38,2%), суб-лапоноидный (характерный, в основном, для угрофинноязычных народов - 22,9%) и монго­лоидный - 19,4%. [15, с. 30-34]. Как видно, основная численная составляющая в этногенезе казанско-татарского народа является европео­идной. В языке казанских татар (средний диалект) имеется большое количество различ­ных говоров. Это также, в определённой сте­пени, может свидетельствовать о разноплемён­ности их предков. Правда, археологи фикси­руют в культуре казанских татар древние эле­менты алтайской культуры. Однако эти эле­менты древней алтайской культуры в культуру камско-поволжских народов могли быть пре-внесены их далёкими предками. Такими пред­ками могли быть сейминско-турбинские пле­мена, мигрировавшие сюда из пределов Алтая.

Следует заметить, что сама булгарская тер­ритория и основная часть её населения в состав нового региона в то время не входила. Это явно следует из контекста летописца. Об этом же может свидетельствовать, например, и такое сообщение Гаффари: «Первый параграф о ца­рях Кок-орды; им принадлежали области правого крыла, как то: улусы Лика, Укек, Мад-жар, Булгар и Казань». [5, с. 212]. Здесь «Бул­гар» и «Казань» названы разными улусами, то есть разными административными террито­риями Кок-орды. И ещё. В 1487 году мос­ковский князь Иван III вторгся с войском в пределы Казанской орды и посадил на казан­ский престол «московского татарина» - Мухам-мед-Эмина. После этого «Иван III принял титул князя Булгарского (позднее в титуле русских царей - Государя Булгарии), имея в виду ту древнюю территорию Волжско-Камской Булга-рии, которую позднее заняло Казанское хан­ство». [8, с. 92]. Оставляя пока без коммента­риев сам факт и время принятия такого стран­ного титула русским князем, следует отметить, что конце XV века в этом титуле понятие «булгарский» существовало отдельно от по­нятия «казанский». И в этой связи следует заострить внимание на том, что при сложении казанско-татарского народа булгарский компо­нент не был здесь определяющим в его этно­генезе ни с этноязыковой, ни с культурно-мате­риальной стороны. Ведь в это время основная часть булгарского народа продолжала оста­ваться на своей исторической этнотерритории. И ассимиляция булгар казанско-татарским народом происходила, вероятно, в «русский» период их исторического развития (после 1552 года). Ведь именно в этот период наблюдалась заметная миграция населения бывшего Казан­ского улуса в соседние регионы. Поэтому древ­няя история булгар не имеет никакого отно­шения к историей собственно казанско-татар-ского народа. Это история соседнего народа, представители которого в последующем стали частью предков казанских татар.

По поводу собственно Казани в летописце сообщается: «И бысть Казань столныи градъ, вместо Бряхова, и вскоре нова орда, и земля благоплодна, и семенита, именита, и медомъ кипяща и млекомъ, и дашася по одержание и власть и въ наследие поганымъ. И отъ сего царя Саина преже сего зачася Казань, и словяще юрть Саиновъ. И любяше царь, и часто самъ отъ стольного своего града Сарая приходяше, и живяше въ немъ, и остави по себе на новомъ юрте своемъ царя отъ колена своего и князя своя съ нимъ. По томъ же царе Саине мнози цари, кровопивцы, Руския люди погубили, и пременящеся царствоваху же въ Казани лета многа» [2, с. 13].

Здесь сообщается, что Казань стала «столь­ным градом» вместо Бряхова. Но одновременно и Сарай упоминается как «стольный град» тоже. Получается, что у ордынцев было два «стольных града». Дело, вероятно, здесь в сле­дующем. В древности и в раннем средневе­ковье «стольными градами» в Восточной Ев­ропе назывались города, в которых находилась резиденция или «стол» регионального или вер­ховного правителя. У многих кочевых народов и племён таких резиденций было, как минимум, две. Одна находилась в районе зимнего кочевья (кышлау), которое располагалось в относитель­но южных районах, а вторая - в районе летнего кочевья (қәйләү), находившегося значительно севернее. Часто оба эти кочевья располагались в бассейне какой-то крупной реки. Зимняя ре­зиденция ханов Джучиева улуса находилась в районе левобережья Нижней Волги и называ­лась Сарай. А вот летняя резиденция была, ве­роятно, сначала в булгарском городе Бряхове, который ещё назывался «Внешним Булгаром». [14, с. 95]. (Отсюда в имени некоторых прави­телей Джучиева улуса и появилось определение «Болгарский»). Но после возведения Казани туда из Бряхова была перенесена летняя рези­денция хана и город получил статус «столь­ного», который ещё называли «Саинов юрт», где многозначное древнетюркское слово jurt (юрт) означает 'дом, владение, место житель­ства, земля, страна'. В данном случае слово «юрт» могло иметь значение «дом» или, в современной лексике, «резиденция». Поэтому-то в летописце и упоминаются два «стольных града» - Казань и Сарай. Территория, подчи­нённая Саинову юрту, стала называться «Новая орда» («нова орда»).

Следует обратить внимание ещё на два об­стоятельства в рассматриваемом фрагменте. Первое - автор летописца повторно и твёрдо подтверждает, что Казань основал именно царь Саин («И отъ сего царя Саина преже сего зачася Казань»). Местное население к осно­ванию города не имело никакого отношения, поскольку в то время около Казани его просто не было. Да и по замыслу основателей города к местному населению он должен был иметь весьма опосредованное отношение. Второе - с момента основания города и до его присоеди­нения к Московии, по словам летописца, пра­вителями, за редким исключением, там всегда были только чингизиды, а их ближайшим окру­жением - ордынцы («и остави по себе на но-вомъ юрте своемъ царя отъ колена своего и князя своя съ нимъ»). Другими словами прак­тически, на протяжении всего периода сущест­вования Новой или Казанской орды, верховный правитель и вся правящая верхушка всегда там были иноэтничными по отношению к мест­ному, многонациональному населению этого региона: «Многочисленные казанские ханы были очень слабо связаны с местным краем как по происхождению, так и по воспитанию». [12.с. 173]. Правителей из среды местного населе­ния в Казани никогда не было. Вся титулатура высшей казанской знати была азиатской -эмиры, бики, мурзы, огланы. У древнеевропей-ских тюркскоязычных народов такие титулы письменными источниками не фиксировались. Да и народное собрание здесь называлось по-азиатски - курултай. У древнеевропейских тюркскоязычных народов это собрание назы­валось иначе. По поводу государственного устройства этого образования М. Г. Худяков замечал: «Государственный строй Казанского ханства страдал огромными недостатками и отличался большим архаизмом. Он представлял собою окаменевшие пережитки каких-то дав­них установлений, сложившихся вне Казан­ского государства». [12, с.194]. Вполне понят­но, что всё это было превнесено сюда ордын­цами. И в этой связи отмечалось: «Эмиры, бики и мурзы составляли главный контингент круп­ных землевладельцев в стране, земельную ари­стократию и в качестве таковой являлись одним из важных составных элементов государствен­ного, общественного и экономического строя Казанского ханства». [12, с. 199]. Это означало, что и крупными землевладельцами в Казанской орде были ордынцы, а не представители мест­ных народов. Следует отметить, что и главным мусульманским духовным лицом в Казани мог быть только сеид: «На должность главы духо­венства всегда избиралось лицо, принадлежав­шее к числу сеидов, т.е. потомков пророка Мухаммеда (от дочери его Фатимы и халифа Али)...Глава духовенства считался после хана первым лицом в государстве, и в моменты междуцарствования он, в силу своего высокого положения, становился во главе временного правительства». [12, с. 197-198]. Естественно, среди местного населения Казанского региона прямых потомков пророка Мухаммеда быть не могло. Это значит, что и высшее духовное лицо здесь всегда было иноэтничным по отношению к местному населению.

Итак, из представленных данных следует, что изначальная Казань была основана ордын­ским ханом Берке, имевшим почётное про­звище «хан Саин», на территории нижнекам­ских тюркскоязычных русов в 1257 году как перевалочная база для ордынских сборщиков русской дани и как административный центр вновь образованной и достаточно обширной полиэтничной территории под названием «Но­вая орда» (впоследствии - «Казанская орда»). Следует заметить, что, судя по всему, эта изначальная Казань была основана в среднем течении реки Казанки в 40 километрах от современного города. В дальнейшем её стали называть Старой Казанью (Иске Казан).

Теперь о возможном присхождении назва­ния города. Первоначально, по данным лето­писца, это поселение называлось «Саинов юрт» («словяще юрть Саиновъ»). И уже после хана Берке оно превратилось в город и стало из­вестно под названием «Казань». В татарском языке это название имеет форму Казан. На составные части это слово можно разделить так: Каз-ан. Первая составляющая, похоже, восходит к слову qazi (казы) 'судья', а вторая ан - это слегка искажённое эн 'род, порода'. Весьма возможно, что местное население своих правителей здесь называло уважительно казы. По крайней мере, так назывались верховные правители соседнего Булгарского улуса, о чём можно судить по такому сообщению «Джагфар Тарихы»: «В Болгаре были построены из камня дворец эмиров "Казый Йорты", мечеть "Ис-маилдан" в честь Исмаила...». [16, с. 205]. Здесь "Казый Йорты" - это "Дом Казы". По­этому исходная форма названия рассматривае­мого города, вероятно, была Казэн с семан­тикой '(город) рода казы' или '(город) судей­ского рода'.

Теперь по поводу этнонима казанско-татарского народа. Анализ античных и раннесред-невековых источников свидетельствует, что вплоть до ордынского периода этноним ' татар' применительно к европейскому населению не встречается на страницах этих источников. Впервые слово 'татары' появилось на страни­цах русской летописи под 1223 год: «Того же лета явишась языци ихже никтоже добре ясно не весть кто суть и отколе изидоша и что язык их и которого племени суть и что вера их; и зовуть я татары, а инии глаголють таумены, а друзии печенези.». [3, с. 445]. В этом фраг­менте название 'татары' употребляется по от­ношению к воинам военно-разведывательного корпуса Джучиева улуса или Орды, который, пройдя через Кавказ, вышел на степные про­сторы в районе верховий Кубани. Здесь эти чужеземные воины столкнулись с половцами, которые, вероятнее всего, и назвали их та­тарами. (Хотя само по себе это слово явно су­ществовало в тюркском языке всегда как обыч­ная лексическая единица). А уже от них это тюркскоязычное название узнали и придне­провские русы. Таким образом, название 'та­тары' в Европе, и это следует особо под­черкнуть, впервые появилось в русскоязычных письменных источниках применительно к чуже­земцам, не имеющим никакого отношения ни к народам Поволжья, ни к народам Восточной Европы вообще. Поэтому попытки найти ка­кую-то этническую связь между европейскими и азиатскими народами через превнесенное в XIII веке в Европу название 'татары' являются несостоятельными по определению.

По поводу семантики слова 'татар' можно отметить следующее. Это слово на составные части делится так: тат-ар. Первая составляющая тат - это древнетюркское слово tat, которое переводится как 'чужеземец'. Вторая состав­ляющая ар - это распространённый у древ-неевропейских тюркскоязычных народов фоне­тический вариант слова 'муж, мужчина'. Ис­ходное название татар в буквальном переводе с древнетюркского означает 'чужеземные мужи' или 'люди другой страны'. Вполне понятно, что такое название изначально могло иметь обобщающий смысл и распространяться на ряд народов. И не случайно Сигизмунд Гербер-штейн отмечал: «Если кто пожелает описать татар, тому придется описать множество пле­мен - обычаи, образ жизни и устройство земли многих народов, ибо это общее имя они носят только по их вере, сами же суть различные племена, далеко отстоящие друг от друга, принявшие все одно имя татар, так же как и имя "Руссия" объединило множество земель». [17, с. 165]. Здесь следует в одном поправить этого автора - не все народы, которых в его время называли татарами, были мусульманами.

После того, как ордынцы покорили и под­чинили себе Прикамье, Среднее и Нижнее По­волжье, Прикаспийский и Причерноморский регионы, а также Северный Кавказ, население всех этих территорий вместе с ордынцами для обитателей русской этнотерритории стало единым чужеземным тюркскоязычным этно-массивом - людьми другой страны или по-тюркски - татар. Ведь ни одна часть русской этнотерритории (ни одно «княжество») в состав Джучиева улуса никогда не входила. Как следует из фактических данных письменных источников, ордынцы, в основном, присоеди­няли к себе только те территории, на которых обитали тюркскоязычные народы. А основная масса населения русской этнотерритории к этому времени была уже явно нетюркско-язычной. И это, видимо, было основной при­чиной того, что эти территории не были вклю­чены в состав Джучиева улуса. Каких-либо иных объективных причин усмотреть пока не удаётся. Судя по данным письменных источ­ников, племена и народы, находясь в составе Джучиева улуса, сохраняли свои этнонимы -ордынцы не подавляли этническое самосозна­ние подвластных им народов. И только у населения, проживавшего на этнотерритории нынешних казанских татар, письменными источниками не фиксируется их общее само­название. И это достоверный исторический факт. Более того, такое общее самоназвание не фиксируется и в исторической памяти совре­менного казанско-татарского народа. Попытки некоторых современных историков предста­вить в этом качестве этноним соседних булгар не имеют под собой абсолютно никакой исто­рической основы. И всё это, в данной ситуации, вполне объяснимо.

По традиции древнеевропейских народов этноним всего населения той или иной этно-территории обозначался этнонимом домини­рующего племени или народа на этой терри­тории. Но территория Новой орды, в основном, была заселена пришлым, разноэтничным насе­лением. Поэтому доминирующего положения здесь не мог занять и никогда не занимал ни один из этих народов, включая и местных русов, поскольку эта территория была завоё­вана ордынцами и ими же управлялась. В общении между собой местное население, ве-роято, использовало сначала родо-племенные названия. А после принятия ислама все народы Новой или Казанской орды во внешнем мире стали называть себя обобщённо мусульманами. Естественно, соседние народы казанских татар называли каждый по-своему: «Так соседи вол­жских татар - марийцы, называли их этно­нимом суас (суяс, иногда сюас), удмурты -бигер, казахи - нугай, калмыки - этнонимом мангот». [18. с. 283]. Отсутствие доминирую­щего народа и, соответственно, отсутствие до­минирующего этнонима в этом регионе так и не привело к сложению здесь общенациональ­ного исторического самоназвания. Во внешнем мире это население продолжали называть обоб­щённо татарами, хотя само это население такое название в качестве этнонима никогда не принимало. К концу XIX века народы этой территории плотно консолидировались в еди­ную нацию на основе общности территории, близости древних культур, сложившегося об­щего языка и общей исламской культуры. В начале XX века за этой нацией, уже сложив­шейся   в   единый  народ,   как историческая данность в качестве этнонима было официаль­но закреплено обобщающее название 'татары'. Неофициально к этому этнониму иногда добав­ляется определение - 'казанские'.

Итак, казанско-татарский этнос (казанлы), стал складываться с 1260 года на территории его нынешнего проживания на основе местных и соседних Прикамско-Поволжских народов. Предками этого народа были, вероятно, унгары и баджнаки, а также прикамские тюркско-язычные русы, угрофинноязычные племена ('черемиса') и какая-то часть булгар.

Теперь об основании современной Казани. Основанию этого города предшествовали опре­делённые исторические события. К концу XIV века Золотая Орда стала слабеть и её владения стали подвергаться нападкам со стороны её бывших вассалов. Так, согласно данным «Ка­занского летописца», в 1392 (или в 1395) году князь Юрий Дмитриевич, брат великого мос­ковского князя Василия Дмитриевича, совер­шил грабительский поход по Средневолжским владениям Золотой Орды: «На ню же первое ходи князь Юрьи Дмитреевичъ в лето 6900 (в других списках 6903 - Ю. Д.) послан братомъ своимъ, великимъ княземъ Василеиъ Дмитре-евичемъ. Тои шедъ взя грады Болгарскія, по Волзе стояща, Казань, и Болгары, Жюкотинъ, Кеременчюкъ и Златую Орду повоева по совету Крымскаго царя Азигерея, и вся те грады до основанія раскопа, а царя Казанскаго и со царицеми его въ ярости своеи мечемъ уби, всех Срацынъ, з женами и з детми ихъ, и живущихъ во граде посече,и землю варварскую поплени, здрав съ победою восвояси возратися. И на мало время смирися Казань и укротися, и охуде, и стояше пуста 40 летъ». [2, с. 13].

В этом фрагменте обращает на себя вни­мание следующее. Автор указывает, что в про­цессе этого нападения были не только разру­шены перечисленные булгарские города, в том числе и Казань, но и был уничтожен казанский хан-чингизид, его семья и всё его ближайшее окружение. Судя по всему, была уничтожена значительная часть казанского городского насе­ления. Однако само государственное образова­ние (Казанский улус), названное ранее Новой ордой, как таковое, уничтожено не было. Со­хранилось его население, его границы и само его существование. Оно лишилось лишь правя­щей верхушки чингизидов. И дальнейшие сорок лет эта орда или улус существовал без верховного правителя-чингизида. В течении всего этого времени не восстанавливался и главный город этого государственного образо­вания - Саинов юрт или Казань. (Чингизидов там не было, а местному населению этот город был не нужен). При этом в источнике отме­чается, что всё это было «на недолгое время». Другими словами это был временный упадок не только самой Казани, но и всего Казанского улуса. Конечно, какая-то форма управления в течении этого периода там существовала, были там и какие-то правители (беки). Но они не были ордынскими ханами, что не позволяло им в той международной обстановке восстановить прежний политический статус этого государст­венного образования и его главного города.

В начале XV века продолжился процесс деградации Золотой Орды. Внутри правящей элиты постоянно возникали конфликты. Так, в 1436 году был низложен очередной золотоор-дынский хан Мухаммет, которого в русско­язычных источниках назвали искажённым тюр-кскоязычным словом 'Улу' (от тюркского Олуг ' Великий'). После своего свержения Улу-Мухаммет (Олуг Мөхәммәт) был вынужден удалиться в Крым. Однако там он поссорился с местным эмиром и с 3-х тысячным войском отбыл в юго-западные пределы Московии. Но такое соседство не обещало ничего хорошего московскому великому князю Василию и он в 1438 году направил против Улу-Мухаммета 40-ти тысячное войско. Однако 3-х тысячное вой­ско этого бывшего золотоордынского хана, бла­годаря его полководческому таланту, разбило всю многочисленную московскую армию. Вот как это описывается в «Казанском летописце»:

«И егда ступився обоя воя - увы мнТ, что реку - одолТша великого князя, и поби всТхъ Рускихъ вои, в лтто 6946 (в других списках 6943 - Ю.Д.), Декабря въ 5 день. И осташася токмо на томъ побоище от 40.000 воя, братя великаго князя, 5 воеводъ съ ними, съ немно­гими воины, бтгающе по дебремъ и по стрем-нинамъ, и по лесу. И мало живыхъ не яша и самехъ воеводъ; избави Господь от сега» [2, с. 18]. Следует заметить, что, вероятно, числен­ность московского войска здесь была сильно преувеличена. Элементарная логика войны под­сказывает, что против 3-х тысячного отряда нет необходимости направлять 40 тысячную ар­мию.

Однако несмотря на эту победу Улу-Мухам-мет понимал, что рано или поздно ему придётся покинуть эту чужую для него территорию. И тогда он принимает разумное решение - пере­браться со всеми своими людьми в заброшен­ный Казанский улус, в котором на тот момент вот уже в течении сорока лет отсутствовала верховная власть в лице золотоордынских ханов. А там он, как чингизид, вполне леги­тимно мог занять пустующий престол хана Ка­занского улуса. Развитие дальнейших событий автор «Казанского летописца» описывает так:

«Поганыи же тои царь, побТдив Московская войска и обоимав, и обогатиси вельми, и повоева, и поплени Рускія предтлы, и напол-нився всякого добра Русского до избытка своего, и вознесеся сердцемъ, и возгордтся умомъ; и токмо далече ни в кою же Орду не восхотт от предтлъ Рускихъ отоити, но пріиде от мтста того, съ побоища, подале, на другую страну Рускихъ предел и украины, бояся великого князя, аще таино воя пошлетъ на него боле первымъ, и граду же леденому от солнца растаявшу и кртпости ему никаія имущу - и на сонныхъ нощію, нападутъ и от него погинет самъ царь и воя его с ним. И шед полемъ перелтзше Волгу, и засяде пустую Казань, Саиновъ юртъ. И мало в граде живущих, и нача збиратися собирающися Срачиніи и Черемиса, развіе по улусомъ Казанскимъ, и раді ему быша а изоставшися от плтна худыя Болгары молиша его, Казанцы, бытии ему заступнику бтдам их, и помощника отъ насилія, воевания Рускаго, и быти царству строителя, да не до конца запустТют, и повинушася ему. Царь же вселися въ жилище ихъ и постави себт древяны градъ кртпокъ, на новом мтсте, кртпчаеше старого, недалече от старыя Казани, разоренныя от Руской рати. И начаша збиратися ко царю мнози варвари отъ различныхъ странъ, от Златыя Орды, и от Асторохани, от Азуева, и от Крыма». [2, с. 19].

Как следует из этого сообщения, перед уходом за Волгу, Улу-Мухаммет ограбил приграничные города Московии и «с избытком наполнил свою казну всяким богатством». По тем временам это были вполне понятные действия - для обустройства на новом месте хану нужны были средства, которые он и добыл таким путём. Весной 1439 года, когда растаял его ледяной городок, он со всеми своими людьми дошёл до Волги, переправился через неё и захватил Казань, которую в то время всё ещё называли Саинов юрт. Несмотря на то, что автор называет город «пустым», там, по его же словам, всё-таки обитало какое-то население, то есть город функционировал. После прихода Улу-Мухаммета в Саинов юрт к нему стало стекаться из «казанских улусов» местное население - «сарацины и черемиса». Под «сарацинами» здесь подразумевалось мест­ное тюркскоязычное население, которое автор ещё называет казанцами. Под «черемисой» -местные чуваши и, вероятно, ростовская меря, которых русские летописи потом называли «чуваша арская», а под «казанскими улусами» понимались все районы Новой орды или Ка­занского улуса. Характерно, что автор лето­писца не отмечает этническую принадлежность «сарацин». Объясняется это, возможно. их разноэтничностью. Свою покорность пришед­шему хану выразили избежавшие плена и жив­шие там простые булгары («худыя болгаре»). Все местные жители «казанских улусов» при­знали Улу-Мухаммета своим ханом («и быть правителем их царства»). При этом вполне понятно, что речь идёт только о Казанском улусе - Булгария здесь не упоминается. Но разорённый Саинов юрт Улу-Мухаммет вос­станавливать вновь не стал. Он построил в районе устья реки Казанки, «недалече от старыя Казани», новый деревянный город, который стал называться также Казанью. Вот этот город и стал основой современной Казани.

Здесь следует особо подчеркнуть, что вновь построен был именно деревянный город («дре-вяны градъ») с деревянной, а не с каменной крепостной стеной. О том, что этот город и его крепость были окружены деревянной засыпной стеной, свидетельствуют данные ряда истори­ческих источников. Прежде всего, в самом «Казанском летописце», кроме приведенного выше фрагмента об основании новой Казани, есть и такое сообщение: «Град же Казань зело крепок, вельми, стоит на месте высоце, промеж двою рек Казани и Булака, и согражден в седмь стен, в велицех и толстых древесех дубовых: в стенах же сыпан внутри хрящ и песок и мелкое каменье, толстина же градная от рек, от Казани и от Булака, трех сажен, и те бо места ратным неприступные.» [2, с. 119]. Здесь сообщается, что город был обнесен засыпной стеной из длинных и толстых дубовых брёвен.

Английский путешественник Антон Джен-кинсон, посетивший Казань, писал в 1558 году: «Казань красивый город, на русский или та­тарский образец, с сильною крепостью, распо­ложенною на высоком холме; крепость эта была обнесена деревянною и земляною стеной; теперь Русский Царь приказал уничтожить старые стены и построить новые из плитняка».[19, с. 37]. Здесь чётко видно, что до взятия Казани Иваном Грозным крепость этого города (кремль) «была обнесена деревянною и земляною сте­ной». Каменные сооружения здесь стали появ­ляться только после 1552 года.

Посол императора Рудольфа II Стефан Ка-каш, проезжая через город, отмечал: «Казань, довольно большой город, который, по Вели­чине, можно сравнить с Бреславлем, и который, лет 30 тому назад, был взят тираном, Великим Князем Иваном Васильевичем и присоединен к Московскому государству. Он весь построен из дерева и окружен деревянными укреплениями». [20, с. 23-24]. Здесь также отмечается, что го­род был «окружен деревянными укрепле­ниями».

Английский учёный и политический деятель Джон Мильтон в 1650 году о Казани писал так: «Татарский город, прежде очень богатый, теперь принадлежащей Русским, сперва он был обнесен деревянной стеной и земляной на­сыпью, но, со времени Царя Васильевича (т.е., Царя Ивана Васильевича (Грозного)), одет плитою». [21, с.5]. Здесь опять подтверждается, что до взятия этого города он имел не камен­ные, а деревянные стены.

В «Царственной Книге» подтверждается, что Казань была обнесена стеной в виде горо-ден, наполненных землёй и камнями: «...стена городная обгоре, и земля из города сыпася: бе бо весь град насыпан землею и хрящем». [22. с.296].

Таким образом, по данным ряда исторических источников до завоевания Казани Иваном Гроз-ныи крепостные стены этого города были дере­вянными. Впервые каменные крепостные со­оружения в этом городе стали возводится по приказу этого правителя только в середине XVI века. До этого ничего подобного там не было.

Возвращаясь к тексту летописца можно понять, что новый город был построен вскоре после прибытия Улу-Мухаммета в Саинов юрт. Вероятнее всего это могло произойти в конце 1439 или в начале 1440 году. Вот эта дата и может быть принята как дата основания совре­менного города Казани (Яңа Казан). После обоснования на новом месте, Улу-Мухаммету крайне необходимо было боеспособное войско, которое из поредевшего местного земледель­ческого населения в достаточном количестве он набрать не мог. Ему, конечно же, требовались профессиональные воины. Поэтому, вероятнее всего по его призыву к нему стали стекаться для воинской службы соответствующие люди из разных регионов бывшей Золотой Орды: из Астрахани, из Азова, из Крыма. И уже с 1439 года он начинает совершать грабительские по­ходы на Московскую территорию. В «Казан­ском летописце» об этом говорится так:

«И тот царь Улахметъ велію возвиже брань и мятежи в Рускои земле, паче всехъ первыхъ цареи Казанскихъ, от Саина царя бывшихъ, понеже бо многоказненъ человекъ и огненъ дер-зостію, и великъ телесемъ и силенъ вельми...». [2, с. 20]. Здесь следует обратить внимание на то, что автор летописца ставит хана Улу-Му-хаммета в один хронологический ряд с преж­ними казанскими ханами, начиная от хана Саина (Берке). Это значит, что Улу-Мухаммет стал оче­редным казанским правителем, как и все преж­ние казанские ханы.

После распада Золотой Орды или Джучиева улуса отдельные его регионы становятся само­управляемыми образованиями, которые, по дан­ным средневековых западноевропейских авто­ров, назывались ордами с семантикой 'об­ласть', 'владение' или 'страна'. При этом во главе этих орд попрежнему оставались чин­гизиды. Таким же образованием была и Новая орда. Но поскольку население этой орды не имело своего общего самоназвания, то во внешнем мире эту орду, вопреки исторической традиции, стали называть по названию глав­ного города - Казанской. В этой связи Павел Иовий отмечал: «Казань. Татарский город, от которого получила название свое Казанская орда». [23, с. 35]. Но при этом следует особо подчеркнуть, что это название не могло быть самоназванием. Во-первых, в древности и в раннем средневековье европейские тюркско-язычные народы никогда не называли свои этнотерритории по названию городов. Такие факты письменными источниками не фикси­руются. Исторически названия этнотерриторий первичны, а названия расположенных на ней любых поселений - вторичны. (Кстати, и на основе слова 'стан' названия этнотерриторий или государств у этих народов также никогда не образовывались. В письменных источниках не встречается ни одного названия этнотер-ритории или страны древнеевропейских тюрк-скоязычных народов с основой 'стан'. Такой традиции в Европе никогда не было). Во-вто­рых, ни в одном средневековом историческом источнике не встречается название «Казанское ханство». И вообще, слово «ханство» у древ-неевропейских  тюркскоязычных  народов не употреблялось. Поэтому новые образования, появившиеся после распада Джучиева улуса, традиционно назывались ордами, а не хан­ствами.

Теперь следует обратить внимание вот на какой вопрос - каков же был действительный период средневековой государственности ка-занско-татарского народа? Как уже отмечалось ранее, государственное образование этого на­рода, как и сам народ, стало складываться с 1260 года ещё в составе Джучиева улуса после основания Казани. Располагалось оно на до­вольно значительной территории. Южные гра­ницы этого государственного образования про­ходили по правобережью Нижней Камы. За­падная граница шла вдоль левобережья Волги от места слияния этой реки с Камой. Северные пределы ограничивались уровнем Вятки, а восточ­ные, вероятно, бассейном Средней Камы. (При этом булгарская территория всегда была авто­номной этнотерриторией, подчинявшаяся ка­занским ханам и территориально в состав Ка­занского улуса никогда не входила). С момента создания этого государственного образования, верховными правителями там всегда были ханы-чингизиды. Но в 1392 или в 1395 году московское войско разгромило ряд городов Булгарии и в том числе и Казань (Старую Казань - Ичке Казан). Однако государственное образовании, как таковое, уничтожено не было. Оно продолжало существовать в тех же гра­ницах, с тем же населением, возможно с ка­кими-то местными правителями, но без верхов­ного правителя-чингизида. Через сорок лет туда вернулся очередной хан-чингизид - Улу-Мухаммет, которого местное население тут же признало своим верховным правителем. По­этому какого-то нового государственного обра­зования Улу-Мухаммету создавать не требова­лось. Благодаря своему государственному опыту и полководческому таланту он просто вывел из состояния запустения уже давно существовав­шее государственное образование, которое вскоре стало одним из сильнейших в Поволжье. И просуществовало оно до 1552 года. Таким образом, на основании представленных данных можно утверждать, что средневековая государ­ственность казанско-татарского народа сущест­вовала с 1260 по 1552 год, то есть 292 года. Почти 300 лет. Именно в составе этого госу­дарственного образования и сформировался казанско-татарский народ. 

 Список литературы

1. Кунцевич Г. З. История о Казанском царстве или Казанский летописец: Опыт историко-литературного исследования. СПб.: тип. И.Н. Скороходова, 1905. - 688 с.ПСРЛ.-СПб.:Издание Археографической комиссии,1903. - T.XIX. -546 с.
2. Лаврентьевская летопись. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 734 с.
3. Дроздов Ю. Н. Тюркскоязынный период европейской истории. - М.: Литера, 2011. - 600 с.
4. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. - М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1941. Т. II. -
5. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. - М-Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1952. Т. 2. - 995с.
6. История монголов инока Магакии, XIII века. - СПб.: Санкт-Петербург. тип. Имп. Акад. наук, 1871. - 120 с.
7.  Похлёбкин В.В. Татары и Русь. Справочник. - М.: Международные отношения, 2000. - 190 с.
8. Гаркави А.Я. Сказание мусульманских писателей о славянах и русских. - СПб.: Санкт-Петербург. тип. Имп. Акад.наук, 1870. - 308 с.
9. Черепнин Л. В. Русская хронология. - М.: 1944. - 93 с.
10. Лызлов А. И. Скифская история. - М.: Наука, 1990. - 518 с.
11.  Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. - Казань.: Государственное издательство, 1923. - 310 с.
12. Флетчер Джильс. О Государстве Русском. - М.: Захаров, 2002. - 168 с.
13.  Халиков А. Х. Татарский народ и его предки. - Казань.: Татарское книжное издательство, 1989. - 222 с.
14. Трофимова Т. А. Этногенез татар Среднего Поволжья в свете данных антропологии. // Происхождение казанских татар. Казань, Таткнигоиздат. 1948. Trofimova T.A.
15. Джагфар Тарихы. - Оренбург.: Редакция Вестника «Болгар иле», 1993. Т. 1.
16. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии. - М.: Изд-во МГУ, 1988. - 430 с.
17.  Закиев М. З. Из истории татар и татарского языка // Русско-татарский разговорник. - Казань.: Татарское книжное издательство, 1986. - 304 с.
18.  Известия англичан о России ХҮІ в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. - 1884. -№ 4.
19. Какаш и Тектандер. Путешествие в Персию через Московию: 1602-1603 гг. - М.: Унив. тип., 1896. - 62 с. Kakash i Tektander.
20. Московия Джона Мильтона. - М.: О-во истории и древностей рос. при Моск. ун-те, 1875. - 83 с.
21. Летописецъ царствования царя Иоана Васильевича от 7042 году до 7061. - СПб.: Типогр. Импер. Академии наук,1769. - 358 с.
22. Путешествие в Тану Иосафата Барбаро, венецианского дворянина // Библиотека иностранных писателей о России. -1836. - Отд. 1. Т. 1.