Экономические и политические последствия кризиса 1997-1998 гг. Для стран восточной азии

Западные исследователи стали прояв­лять особый интерес к экономике НИС Восточной и Юго-Восточной Азии в 80-е годы ХХ в., когда страны региона стали серьезными конкурентами для США, пре­жде всего на внутренних рынках автомо­билей и электроники, что способствовало росту торгового дефицита США и, соот­ветственно, интенсивному притоку долла­ров в международную сферу. Наибольшую известность получили работы А. Юнга, Л. Лау и Кима, опубликованные в первой половине 90-годов прошлого столетия. Обстоятельный обзор исследований по данной проблематике дан сотрудником Всемирного банка Дж. Фелипе в докладе за 1997 г. /1/. Расходясь в деталях, упо­мянутые авторы были едины в том, что важный индикатор процесса экономиче­ского роста как производительность труда в экономике стран Восточной и Юго-Восточной Азии играл ничтожную роль. Весь рост основывался на огромных инве­стициях, поэтому т.н. «азиатское чудо» из­начально было бесперспективной моде­лью. В восточноазиатской экономической стратегии А. Юнг, Л. Лау и Ким находили сходство с советской моделью и предска­зывали ей такой же крах.

Среднегодовые темпы роста производи­тельности труда за период с 1966 г. по 1990 г. согласно исследованиям А. Юнга в Южной Корее составили лишь 1,7 %, в Индонезии, Малайзии и Таиланде соответ­ственно 1,2 %, 1 %, 1,9 %.

Анализируя экономику Гонконга и Син­гапура, автор приходит к следующему су­щественному выводу о том, что по сравне­нию с Сингапуром в Гонконге преобла­дали свободнорыночные отношения и роль государственного вмешательства в эконо­мику была гораздо ниже. А. Юнг поддер­живал больше гонконгскую модель, хотя экономический спад в Гонконге во время кризиса оказался намного глубже, чем в Сингапуре.

Другого мнения придерживался Дж. Стиглитц, имеющий прямое отношение к деятельности Всемирного банка. Он не от­рицал, что в экономике стран региона «од­ним из важнейших элементов роста была финансовая система, которая выступила в качестве важного фактора как при стиму­лировании сбережений, так и при распре­делении их на производительные инвести­ции» /2/. Экономический рост там, по его мнению, не всегда обеспечивался исклю­чительно за счет роста капиталовложений. Известно, что страны Восточной и Юго-Восточной Азии в больших масштабах импортировали технологию, уделяли серь­езное внимание образованию и подготовке ИТР, что способствовало быстрому эконо­мическому подъему.

Таким образом, несмотря на существо­вание огромного количества исследований по данной проблеме не до конца раскрыты причины экономического роста стран Вос­точной и Юго-Восточной Азии. Показате­ли реальной экономики не укладывались в рамках этих построений.

При всей схожести подходов авторы ра­бот обратили внимание на недостаточную роль фактора производительности труда в качестве главного источника экономиче­ского роста и, что особенно важно, на снижение его значимости в 90-е годы прошлого столетия. Большинство авторов справедливо связывали снижение роли производительности труда с бумом бан­ковского кредитования, что повлекло за собой снижение качества инвестиционных проектов. Мнения исследователей, прогно­зировавших кризис, по причине падения производительности труда оказались не востребованы практикой. Кризис 1997­1998 гг. оказался совсем не тем кризисом, который имел бы роковой исход для эко­номической модели региона.

Мнения авторов по данной проблеме можно выделить в две группы. Представи­тели первой группы видят основную при­чину азиатского кризиса в проблемах с международной ликвидностью, другой группы увязывают их с инвестиционны­ми, финансовыми, кредитными и прочими проблемами, которые серьезны, но не предполагают краха экономической моде­ли, сложившейся в регионе. Первым сиг­налом о надвигающемся кризисе было снижение прибылей на инвестиции, из-за чего происходил отток капитала из реаль­ного сектора экономики, что передался на финансовый рынок, затем банковский и валютный секторы.

Правящие круги пострадавших стран в большинстве ответственность за кризис возлагали исключительно на внешние фак­торы. Вместе с тем нельзя не учитывать просчеты самой восточноазиатской эконо­мической модели, которая представляла собой во многом антипод западной либе­ральной модели. Причины валютно-финансового кризиса в странах Восточной и Юго-Восточной Азии в экономической науке достаточно глубоко изучены. В дан­ной статье предпринята попытка раскрыть некоторые особенности экономической стратегии государств региона и экономи­ческие и политические последствия кризи­са для стран Восточной и Юго-Восточной Азии. Данный аспект проблемы менее изучен в литературе.

В странах Восточной и Юго-Восточной Азии партнерство государства с частным предпринимательством получило широкое распространение. Некоторым компаниям, которые могли реализовать прорывные проекты, государство предоставляло ряд привилегий и это часто закладывалось в стратегии развития. В не либеральных экономиках государственное вмешатель­ство в экономику неизбежно приводило к усилению коррупции.

Многие западные специалисты не рас­сматривали серьезно эту идею в качестве ключевой причины, объясняющей кризис. Можно предположить, что не только в Южной Корее, но и во многих других странах Восточной и Юго-Восточной Азии в 70-80-е гг. ХХ столетия партнерство го­сударства с частным бизнесом принесло большую пользу, однако затем стало пре­вращаться в тормоз экономического про­гресса. Коренной реструктуризации чебо-лей в Корее приступили лишь после кри­зиса.

С другой стороны, под нажимом Запада в странах региона проводилась поспешная либерализация финансовых рынков и фи­нансовых операций, что привело к кризи­су частного предпринимательства, скон­центрировавшийся в банковском кризисе. Заметим, что при этом государство остава­лось платежеспособным и было далеко от дефолта. Деятельность частного сектора, прежде всего банков и компаний, зачастую тесно связанных с государственными ор­ганами, и получивших в результате либе­рализации широкие возможности, в том числе активно контактировать с внешним миром, при отсутствии должного уровня контроля со стороны общества явилась ключевой причиной кризиса.

Проявление кризиса по странам.

Таиланд. В Таиланде поводом к кризи­су стали проведенные в мае 1997 года мощные спекулятивные атаки глобальных хедж-фондов на рынке форвардных ва­лютных контрактов, что привело к исто­щению международных резервов Центро­банка и сделало девальвацию тайского ба-та по существу неизбежной. Дефицит те­кущих статей платежного баланса накану­не кризиса достиг 8 % ВВП. Помимо внешнего фактора в сокращении валютных резервов страны не последнюю роль сыг­рали финансовая поддержка таких инсти­тутов, как Finance One, стоимость которой превышала $3,8 млрд. Благодаря энергич­ной деятельности тайской компанией на фондовых рынках Запада, Таиланд стал второй страной в регионе по объему эмис­сии корпоративных еврооблигаций.

Когда Центральный банк уже не мог поддерживать Finance One, компания объ­явила о банкротстве, что резко изменило отношение иностранных инвесторов к Таиланду и странам региона в целом.

В тяжелом финансовом положении ока­зались и другие известные тайские компа­нии, среди них крупнейшей нефтеперера­батывающий завод Юго-Восточной Азии «Ти Пи Ай», компания «Би Ти Эс», по­строившая бангкокское метро.

В сложившейся ситуации правительство Таиланда приняло помощь от МВФ в раз­мере 17,2 млрд. долл. и согласилось на предписанное Фондом законотворчество. Под давлением МВФ Таиланд вынужден был впервые существенно ослабить госу­дарственный контроль за иностранными инвестициями и деятельностью иностран­ных компаний. Другим не менее важным результатом кризиса, стало превращение гигантского долга, накопленного в част­ном секторе за годы экономического бума, в государственный внешний долг. Амери­канские и европейские компании умело смогли воспользоваться положением и вы­купили на выгодных условиях крупнейшие тайские предприятия /3/.

Для тайцев связь между деятельностью МВФ в Таиланде и американской внешней политикой стала очевидной. Даже АБР при выделении кредита на развитие высших учебных заведений страны стал ставить политические условия, связывая получе­ния финансовой помощи с приватизацией ведущих университетов Бангкока. Такие требования АБР вполне могли разрушить сложившуюся систему и закрыть доступ в ведущие университеты страны целым сло­ям населения. МВФ и АБР подобным об­разом действовали и в других социально-экономических сферах тайского общества.

Индонезия. В Индонезии, спекуляции иностранных инвесторов не сыграли ре­шающей роли, как в Таиланде. Кризис был спровоцирован поведением вкладчи­ков местных банков, которые массовом порядке закрывали свои счета. Индонезии МВФ выдал кредиты на 23 млрд. долл. Однако, эти средства не спасли экономи­ческое положение страны. Правительство Индонезии сетовало на то, что, предло­женные МВФ реформы не работают, слишком жестки и кроме того создают преимущество иностранному капиталу /4/.

Республика Корея. Несмотря на прива­тизацию и либерализацию банковской сис­темы в начале 80-х гг. прошлого столетия, банки в Южной Корее рассматривались властями как важнейший инструмент про­мышленной политики. Непосредственным поводом к кризису в Южной Корее послу­жил отказ международных кредиторов ре­финансировать краткосрочные займы конгломератов-чеболей, осуществлявших громадные инвестиции на заемные деньги. Банкротство таких известных концернов, как Hanbo Steel, Kia Motors и др., автома­тически дестабилизировало положение 25 коммерческих банков, выдававших им кредиты, поскольку им стало труднее по­лучать иностранные валютные займы. Сложная финансовая ситуация в крупней­ших банках Кореи вынудила иностранных инвесторов, опасавшихся возможной не­стабильности, изымать вложенные в Юж­ную Корею средства, что привело к резко­му ухудшению экономического и финан­сового секторов экономики. Положение в стране осложнялось предстоящими прези­дентскими выборами. Международные финансовые структуры выделили Южной Кореи экстренную финансовую помощь в размере $55 млрд., из них Всемирный банк - $10 млрд, АБР - $4 млрд., Япония -$10 млрд., США - $5 млрд, остальные вы­делялись Британией, Германией, Франци­ей, Канадой и Австралией /5/.

По жестким условиям займов руково­дство Южной Кореи ликвидировало сла­бые банки, стоящие на грани банкротства, резко сократило финансирование социаль­ных программ и увеличило налоги, прове­ло реформу чеболей, сделав их более кон­курентоспособными на мировых рынках. Сеулу лучше других удалось справиться с последствиями кризиса. Реформы в фи­нансовой сфере, в менеджменте чеболями, целенаправленный рост золотовалютных резервов изменили экономику Южной Кореи коренным образом и в послекри-зисное время страна стала одним из миро­вых центров высоких технологий /6/.

Малайзия. Специфика кризиса в Ма­лайзии заключалась в том, что экономиче­ский рост оказался тесно переплетенным с социальной стабильностью в обществе. Поэтому правительство Малайзии отказа­лось от рекомендаций МВФ, посчитав их слишком жесткими. Пример Индонезии, где финансовый кризис привел к смене правящего режима, подтвердил справедли­вость опасений Махатхира Мохаммеда относительно советов МВФ. Отказавшись от рекомендаций МВФ, правительство страны направило солидные денежные средства на оживление экономики, устано­вила контроль за движением капитала для предотвращения валютных спекуляций хеджевыми фондами.

Центробанк ввел фиксированный об­менный курс рингита, обесценившегося за год азиатского кризиса на 40%, и запретил использование национальной валюты за пределами страны. Находящиеся в обра­щении за границей ринггиты, объем де­нежной массы был эквивалентен почти 6 млрд. долларов, надо было перевести в те­чение месяца в страну, значительно были ограничены возможности по их конверта­ции в СКВ. Центробанк также установил лимит ввоза-вывоза ринггита, который со­ставил одну тысячу на человека, вывоза иностранной валюты для резидента в раз­мере 10 тысяч рингитов. Ограничение на ввоз инвалюты не было. Эти меры поло­жительно сказались на повышение курса рингита с 4,18 до 3,98 за доллар.

Вторым ударом по спекулянтам хедж фондов стал запрет на торговлю малайзий­скими акциями за пределами страны. За­метим, что в Сингапуре на рынке внебир­жевых продаж обращалось 25% малайзий­ских ценных бумаг /7/.

Введение контроля за движением капи­тала вызвало наиболее яростную критику со стороны западных финансовых кругов, и Малайзия оказалась единственной стра­ной, формально реализовавшей его.

Махатхир считал, что непростая ситуа­ция в период кризиса требует неординар­ных мер, учитывающих всех специфиче­ских обстоятельств, сложившихся в стра­не. Связывая основные причины кризиса с внешними факторами, Махатхир, понял важность развития человеческих ресурсов, подготовки интеллектуальной элиты и значение роли знания и умения работни­ков. Другим уроком кризиса стало поощ­рение внутреннего и внутрирегионального спроса, чтобы ослабить зависимость эко­номики от экспорта.

За короткий срок Малайзия провела масштабные реформы банковского секто­ра, были введены новые корпоративные стандарты управления и произошло ук­рупнение местных банков.

Япония. Летом 1998-го в эпицентре кризиса оказалась Япония, крупнейшая в мире финансовая держава и вторая страна по промышленно-технологическому зна­чению. Проявление кризиса выразилось в резком падении курса японской иены по отношению к доллару США, снижении рейтингов крупнейших компаний и банков Японии, что ускорило обвал иены и индек­са фондового рынка Японии /8/.

Падение курса иены, цен на акции и не­движимость и соответствующее снижение уровня жизни населения делали менее эф­фективными средства финансовой полити­ки.

Переживавшие кризис страны региона надеялись, что Япония поспешит им на помощь, увеличив импорт из Восточной Азии за пределы средней квоты в 45%, предоставив новые займы, кредиты и, расширив, инвестиции, чтобы стабилизи­ровать ситуацию.

С другой стороны США и МВФ требо­вали от Токио полной отмены налогов на импорт, распродажи обанкротившихся банков, страховых обществ, риэлтерских контор и даже полной либерализации куп­ли-продажи земли для иностранных инве­сторов, с чем в корне не могла согласиться правящая ЛДПЯ.

Падение курса иены привело к сокра­щению импорта азиатских товаров в Япо­нию, поскольку товары из стран региона автоматически подорожали в долларовом эквиваленте, а качественная японская про­дукция стала дешеветь и начала вытеснять с мирового рынка азиатских товаропроиз­водителей. По той же причине стал укреп­ляться фондовый рынок Японии, что спо­собствовало увеличению притока иностранных инвестиций в ущерб другим государствам региона.

Ради справедливости следует сказать, что Токио предпринимал попытку оказать государствам региона финансовую по­мощь. Японские банки кредитовали пре­имущественно дочерние фирмы и филиалы японских концернов, таких, как Sony, Toyota и других. Министр финансов Япо­нии Киити Миядзавы выступил с инициа­тивой о направлении более 30 миллиардов долларов в качестве госпомощи постра­давшим странам. Эти средства оказали существенную помощь в решении проблем бюджетного дефицита, стимулирования экономики стран региона. Токио различ­ными способами способствовал восста­новлению Таиланда, Индонезии, Филип­пин и Малайзии /9/.

КНР и «Большой Китай». Накануне кризиса Китай занимал второе место в ми­ре после США по привлечению иностран­ного капитала, сумма которого составила 560 млрд долл.. В стране работало свыше 300 тыс. совместных предприятий с ино­странным участием и к концу 1998 года на депозитах китайских банков находилось 1,24 трлн долл /10/.

Судьба китайского юаня и гонконгского доллара вызывала некоторые опасения в КНР. В Пекине неоднократно заявляли, что не допустят девальвации юаня и гон­конгского доллара, поскольку девальвация юаня сократила бы инвестиции в Китай, а девальвация гонконгского доллара усугу­била бы падение цен на местной фондовой бирже, где котируются акции многих ки­тайских компаний.

Более того, такой шаг негативно сказал­ся бы на функциях Гонконга как финансо­вого посредника, что неминуемо ударило по банкам Японии, Кореи и других азиат­ских стран, имеющих широкие экономиче­ские связи с Гонконгом.

Несмотря на относительную закрытость валютного рынка КНР в кризисные годы прибыль крупнейшего коммерческого бан­ка Китая Bank of China сократилась на 48%.

Поскольку в середине 90-х КНР не ли­берализовала свою финансовую систему, то она была недоступна для иностранного капитала и кризис не оказал заметного влияния китайской экономике. Однако по экономикам Тайваня и Гонконга больший удар нанес не финансовый кризис 1997­1998 годов, а крах экономики интернет-компаний в 2001 году, который резко со­кратил объемы поставок электроники на Запад.

Таким образом, сильнее всего финансо­вый кризис ударил по таким странам как Таиланд, Индонезия, Малайзия и Южная Корея, которые по рекомендации МВФ в середине 1990-х годов выбрали модель экономического развития, основанную на высоких процентных ставках и текущем платежном дефиците в сочетании с прин­ципиальным отсутствием контроля над движением капитала.

Когда на Западе и, прежде всего, в США выросли процентные ставки, ино­странные фонды ушли, обрушив курсы на­циональных валют по отношению к долла­ру, что имело отрицательные последствия для многих компаний, которые брали дол­ларовые кредиты и оказались не в состоя­нии выплатить их по новому курсу. Ситуа­цию в странах Восточной Азии осложнил МВФ, который настаивал на повышение процентных ставок, сокращение госрасхо­дов и отказ в помощи погибающим пред­приятиям, результатом чего стало сниже­ние темпов экономического роста, а в не­которых странах начался спад.

По мнению большинства экспертов, де­вальвация национальных валют в Таилан­де, Южной Корее и Индонезии привела к росту инфляции, массовому банкротству предприятий, финансовым катаклизмам и социальным волнениям. С другой стороны, в КНР, Гонконге, Тайване и Сингапуре, которые, смогли поддержать националь­ные валюты, кризис не носил столь острый характер.

Экономические последствия кризиса.

Чиновники МВФ подверглись резкой критике за неспособность предвидеть фи­нансовый кризис в Азии. По мнению экс­пертов фонда, избежать кризисных ситуа­ций можно за счет большей открытости экономической информации, поэтому Совет руководителей МВФ разработал проект «Кодекса фискальной транспарент­ности». Кодекс охватывал следующие че­тыре сферы: во-первых, прописывал зоны ответственности между правительствами и частным сектором; во-вторых, определил критерии доступности понятной и свое­временной фискальной информации для общественности; в-третьих, требовал от­крытости бюджетного процесса; и, нако­нец, предполагал независимую оценку фискальной практики, проводимой прави­тельствами /11/.

Страны «Большой семерки» однозначно высказались за создание нового междуна­родного органа, куда бы вошли ВБ, МВФ, страны «семерки» и развивающиеся стра­ны, экономики которых «имеют системное значение» для мирового хозяйства. Пред­полагалось, что в организации GX будет представлено 20 государств. Большие уси­лия в подготовке этого соглашения прило­жила Канада, которая, имея не очень объ­емную, но развитую и открытую экономи­ку заметно испытала последствия азиат­ского кризиса.

Глава Федеральной резервной системы США А. Гринспен, выступая в американ­ском сенате, оценил потери инвесторов, вложивших капиталы в Азии, в 700 млрд. долл. и призвал Сенат поддержать дейст­вия ВБ и МВФ, поскольку от стабильно­сти азиатских стран, зависит американский электронный импорт и промышленный экспорт, и американские рабочие места /4/.

Азиатский кризис стал причиной сни­жения цен на мировых товарных рынках, упали цены на нефть, металлы, древесину и другие товары, что негативно сказалась на экономике США и Западной Европы. По причине привязанности финансовой системы стран региона к доллару, ситуа­ция в Азии раскачивает курсы акций в США, что в свою очередь немедленно от­зывается на фондовых рынках Восточной Азии.

Азиатский кризис оказался основной темой ванкуверского «саммита» АТЭС. В коммюнике по итогам встречи отмечалось, что лучший способ обеспечить экономиче­скую стабильность в АТР - форсировать либерализацию торговли, наряду с эффек­тивным регулированием в финансовом секторе устранить тарифные и другие барьеры на пути обмена товарами и ус­лугами /12/. Последствием азиатского фи­нансового кризиса стало также создание международного органа Financial Stability Forum, с целью поддержки стабильности банковских систем.

В странах Восточной Азии, за исключе­нием Кореи, после кризиса стали негатив­но оценивать роль МВФ. Местные эконо­мисты и политики критиковали фонд за жесткость прописанных рецептов и спасе­ние группы частных банков и компаний, в основном европейских и японских.

Кризис подтолкнул к поиску создания собственных механизмов взаимовыручки. Так появились формат АСЕАН+3 и так на­зываемое Чиангмайское соглашение, кото­рое предусматривает кооперацию между центробанками различных стран Восточ­ной Азии.

Именно с азиатского финансового кри­зиса 1997-1998 гг. началось становление нового регионализма в восточной Азии и поиск собственной модели развития.

Изменилось отношение и к иностран­ному капиталу и иностранным финансо­вым аналитикам. Местные власти вынуж­дены были установить контроль за ино­странным капиталом и финансовой систе­мой, в большинстве стран увеличены объ­емы обязательных банковских резервов, достигнут значительный профицит счета текущих операций платежного баланса, центробанки накопили за последние годы внушительные золотовалютные резервы.

Власти КНР создали специальную инве­стиционную компанию с капиталом 200 млрд. долларов, чтобы профинансировать инфраструктурные проекты в регионе. Ки­тай, Япония и Южная Корея выступили с инициативой создания азиатского резерв­ного фонда, который будет создан за счет средств валютных резервов 13 стран.

Япония также была автором идеи соз­дания Азиатского валютного фонда. Одна­ко эта инициатива Токио подверглась рез­кой критике со стороны США и МВФ из-за опасений потерять влияние в регионе.

Китай максимально сумел воспользо­ваться сложившейся ситуацией в регионе и усилить свое геополитическое и геоэконо­мическое положение. Китайцам удалось обратить финансовый кризис «во благо», они приобрели в Малайзии, Таиланде, Ин­донезии и на Филиппинах собственности на 300 млн. долларов, начали обсуждать возможность прихода китайских инвести­ций в южнокорейскую экономику.

Пекин сумел переориентировать на себя западные инвестиции. Власти КНР отказа­лись девальвировать юань, чем способст­вовали стабилизации национальных валют других азиатских стран и заслужили их признательность. Можно смело утвер­ждать, что во время азиатского финансово­го кризиса Китай впервые повел себя как надежный партнер и потенциальный ре­гиональный лидер, что позволило Пекину открыто претендовать на роль лидера в де­ле азиатской интеграции. Тем более, что у Китая имеется свой подход к интеграции, который предполагает строительство объ­единения на основе «азиатских ценно­стей», под    которыми подразумеваются конфуцианские ценности и очевидно, что принятие этой концепции должно закре­пить лидирующую роль Китая в регионе. Другой подход продвигается странами АСЕАН, которые выступают исключи­тельно за экономические формы объеди­нения без какой бы то ни было идеологи­ческой нагрузки. Ядром такой интеграции должен стать АСЕАН на который уже бу­дут нанизываться более крупные объеди­нения - АСЕАН+3 и АСЕАН+6 (с вклю­чением Австралии, Новой Зеландии и Ин­дии). При этом восточноазиатская инте­грация рассматривается ими как часть гло­бального процесса экономического объе­динения - через АТЭС.

Кризис ускорил интеграционные трен­ды в регионе, подтолкнул страны Восточ­ной Азии к созданию в регионе ЗСТ и ак­туализировал проблему введения «единой азиатской валюты».

Существенной отличительной чертой азиатского кризиса стала отсутствие или недостаточность превентивных мер, кото­рая характерна для кризисных ситуаций в сильных и устойчивых западных экономи­ках с большим опытом предотвращающего и смягчающего их остроту регулирования, включая экономические и политические институты.

Таким образом, азиатский кризис вы­явил многие слабые стороны восточноази-атской модели экономического развития. Последствия финансовых потрясений от­разились на широком спектре социально-экономических и политических отноше­ний.

Политические последствия кризиса.

Дискуссионным остается оценка полити­ческих истоков экономического кризиса. Свое особое мнение высказал в свое время премьер-министр Малайзии Махатхир Мохаммад. Он связывал причины кризиса с глобальными атаками на азиатскую фи­нансово-экономическую систему и пред­ложил ввести жесткие ограничения на торговлю валютой. Подобной позиции придерживаются и общественные деятели Южной Кореи, Индонезии, Филиппин.

Существует точка зрения российских авторов о том, что азиатский кризис был намеренно спровоцирован США, чтобы обеспечить передел мирового рынка в свою пользу после падения биполярного мира. По их мнению, США, опасаясь ди­намичного развития ВА, сначала разрек­ламировали «азиатское чудо», привлекая туда огромные инвестиции, вздувая тем самым цены на акции и другие корпора­тивные бумаги стран ЮВА, а затем обва­лили «перегретый» рынок, обрушив их ва­люты и котировки, продемонстрировав не­состоятельность «азиатского чуда». Тем самым Запад вынудил страны ВА пойти по пути рекомендаций МВФ и МБРР и дейст­вовать по их рецептам в сторону большей либерализации их национальных рынков и банковских структур.

Во-вторых, как полагают российские сторонники «теории заговора», удар дол­жен был быть нанесен Китаю, который все больше беспокоит США. В случае углуб­ления кризиса и неверного выбора эконо­мической стратегии властями страны Ки­тай мог не выдержать, а ослабление Китая и его влияния в данном регионе и в целом в мире вполне укладывается в рамки аме­риканских интересов.

В-третьих, разрушительная роль прави­тельства США, по мнению российских ав­торов, заключалась в том, чтобы с помо­щью кризиса избавиться от бывших союз­ников эпохи «холодной войны», ставших ныне пятном на репутации Америки, таких как Сухарто в Индонезии и генерал Чава-лит Йонгчайют в Таиланде /3/.

Индонезия и Таиланд были вынуждены провести политические реформы, чтобы избежать новых потрясений. Схожая си­туация сложилась на Филиппинах, в Рес­публике Корея и Малайзии. Кризис также усугубил этническую и религиозную на­пряженность в Индонезии и на Филиппи­нах, и в меньшей степени, Малайзии и Таиланде и обнажил проблему неравно­мерного распределения богатства в обще­стве и между этносами и религиозными общинами.

Азиатский валютный кризис подтолк­нул правящую элиту стран региона к уста­новлению диалога между правительством, частным сектором и гражданским общест­вом. В результате в Таиланде, Филиппи­нах, Индонезии и Южной Корее укрепи­лось гражданское общество. Безработица и отсутствие социальной защиты вследствие кризиса, стали мощным толчком в отстаи­вании населением своих гражданских и социальных прав.

Начался процесс децентрализации госу­дарственного управления, часть функций центральная власть стала передавать на места. Правда, существуют опасность, что подлинная децентрализация может привести к росту коррупции на местах, при отсутствии должного контроля, как про­изошло в Индонезии.

Наметился рост оппозиционных партий. Кризис способствовал реформе основы по­литической системы пострадавших стран. В Индонезии последовательно рухнули правительства Сухарто, Б. Ю. Хабиба и Абдурахмана Вахида. Резкое падение жиз­ненного уровня, обостренное антикитай­ским настроением, послужили толчком к социальному выступлению и, казавшийся прочным политический режим, пришел к краху и поверг в экономический хаос Ин­донезию. С приходом к власти Мегавати Сукарнопутри, Сусило Бамбанг Юдхойоно в Индонезии начался процесс политиче­ской стабильности.

В Южной Корее власть перешла лиде­ру оппозиции Ким Дэ Чжуну. В Таиланде, финансовая нестабильность привела к от­ставке генерала Чавалит Йонгчайют. Сле­дующий глава правительства Чуан Ликпай в январе 2001 года в свою очередь был за­менен Таксином Чинаватом, который из-за коррупционного скандала также был вы­нужден уйти в отставку, уступив власть нынешнему премьер-министру Абхисте Ветчачиве. В этих странах, начались под­линные демократические процессы, одна­ко политическая и экономическая стабиль­ность, за исключением Южной Кореи, все еще остается непрочной. Преобразования коснулись и относительно стабильной Ма­лайзии. Началось возрождение исламских оппозиционных партий, чему во многом способствовала политика премьер-министра Абдуллы Бадави (с октября 2003 г.) «ислам хадари». Если в результате парламентских выборов 2004 года, власть в штатах Келантан и Тренгану находилась под контролем оппозиции, то выборы 2008 г. лишили правящий Национальный фронт конституционного большинства и способствовали переходу власти в руки оппозиции в 5 из 13 штатов.