Задаваясь вопросом, в чем причина обострения межэтнических отношений на постсоветском пространстве, в Югославии и даже в странах развитой демократии (во Франции, Италии), ученые называют (а) исторические события, (б) политические факторы, (в) социально-структурные особенности, (в) культурные изменения и даже (г) социально-психологические (в том числе этнические) стереотипы и установки и ситуативные причины. Но практически никто не вспоминает о теоретических стереотипах и установках, которые не позволяют увидеть этнические процессы в их динамике, хотя и позволяют сохранить теоретический нейтралитет ко всему происходящему.
Но алиби теории в вопросах межэтнических отношений не так уж бесспорно. Данное положение мы и попытаемся доказать. Для нас очевидно, что неспособность ученых-культурологов принять (а) постмодернистскую методологию и (б) новое понимание этноса, так же как (в) широко распространенное в их среде смешение понятий коммуникации и общения (диалога) превращают гуманитарную науку в механизм консервации, а иногда и обострения межэтнических проблем.
Сначала несколько слов о постмодернизме как методологии, получившей распространение в гуманитарном знании во второй половине ХХ в. Данная методология требует от исследователя, как минимум: (а) изменения основной теоретической установки, перевод исследовательского интереса с вопроса о структуре и характерных признаках того или иного явления в плоскость проблемы его происхождения и воспроизводства; (б) опоры на экзистенциальный опыт, обретаемый непосредственной включенностью в сам жизненный контекст исследуемого явления; (в) отказа от претензий на построение всеобщих и универсальных теорий чего бы то ни было, объясняющих явление само из себя, а не ситуацию, в которой оно существует и воспроизводится. Отказ от данной методологии, продолжение чистого теоретизирования и движения по пути, проложенному еще Декартом, является главной причиной сохранения устаревшего понимания этноса, межэтнических коммуникаций и целого класса близких к ним, ставших особенно актуальными сегодня явлений, таких как мультикультурализм, этническая мобилизация и т.п.
«Этнос — локализованная большая общность людей, консолидированная как форма активной их адаптации к региональным условиям природной среды посредством выработанного уникального способа деятельности — культуры.», Такое определение этноса дано в Современном философском словаре [1; 594]. «Этнос» — одна из наиболее дискутируемых категорий. Можно даже сказать, что до сих пор четкой и доказанной концепции этноса и этногенеза не существует. Среди наиболее популярных в отечественной традиции точек зрения теория Ю.В.Бромлея, который рассматривает этнос как явление, и по своему генезису, и по своей сущности, социальное. Этнос — это продукт разделения труда, становления и развития экономических и политических структур. Характерными признаками этноса являются следующие: наличие определенной группы людей, имеющих общую территорию проживания и деятельности; наличие устойчивого самоназвания; наличие самосознания через антитезу «мы — они», включая знания о своем происхождении и истории; наличие национальных чувств и интересов; наличие общей культуры, включая язык, религию и т.п.
Такое представление этноса через сумму признаков не вполне удовлетворительно. Оно провоцирует поиск более значимого единого основания. Пример последнего можно найти в работах Ш.Монтескье, Э.Ренана, Л.Н.Гумилева и т.п. Сторонники данной позиции рассматривают этнос прежде всего как носителя определенного культурного типа жизнедеятельности, который образуется в процессе освоения той или иной группой людей уникального природного ландшафта как места своего обитания. Таким образом, этнос предстает как образование, во-первых, территориальное — по своей природе, т.е. генезису; во-вторых, социокультурное — по способу своей самоорганизации.
Не вполне ясно и как соотносятся такие явления, как этнос и нация. Одни исследователи полагают, что нация — надэтническое образование, другие рассматривают ее как одну из форм этноса. Так, например, А.А.Дубнов в качестве исторических форм этноса называет племя, народ и нацию.
Несколько особняком стоит подход, который трактует этнос как информационное образование. Так, по мнению С.А.Арутюнова и Н.Н.Чебоксарова, «...этносы представляют собой пространственно ограниченные сгустки специфической культурной информации, а межэтнические контакты — обмен такой информацией». При этом сама культура некоторыми психологами рассматривается как своего рода буфер, или преграда, на пути стрессов, защищающий человека от травмирующего осознания неизбежности смерти.
В принципе все это многообразие точек зрения на природу этноса может быть сведено к двум основным ориентациям: примординальной и культурно-детерминистской. В первом случае этнос считается примординальным (первозданным) социокультурным образованием, основанным на общих предках, принадлежности к одной расе и эволюционирующим на этих эндогенных (внутренних, присущих исходному популяционному ядру) предпосылках. Сторонники культурного детерминизма считают этносы ситуационными этнокультурными образованиями, организационными конструктами, сложившимися для совместного решения определенного набора социально значимых проблем. Вокруг этих проблем и складываются характерные для общности «культурные темы» и соответствующие им институты. Этническая идентичность при этом может как возрастать, так и уменьшаться, в зависимости от множества факторов, в том числе от умения политиков эффективно мобилизовать группу для достижения общих целей или отражения внешней угрозы. В некоторых случаях этническая идентичность даже может специально конструироваться политическими элитами в борьбе за власть.
Абсолютизация примординальной ориентации ведет к утверждению врожденного характера таких этнических признаков, как самосознание, национальные чувства, характер, в то время как абсолютизация культурно-детерминистской ориентации эти же самые этнические признаки превращает в продукт идеологической манипуляции и всякий национальный вопрос лишает его реальной почвы. Но, как показывает практика, отношение этих двух теоретических ориентаций к этническому типу дифференциации человечества определяется не оппозицией «или — или», а дополнительностью «и — и». Иными словами, этнос — это и определенная группа людей, этническая идентичность которых, т.е. отождествление себя с определенными ценностями, может стать предметом идеологических спекуляций. Но этнос — это и «этническая категория»: концепт — носитель этнической (групповой) специфики, которая передается от поколения к поколению в процессе воспитания. Быть русским, украинцем, казахом нас учит мать, рассказывая сказки, которые придумали наши предки, вышивая узоры на нашей одежде, приготавливая пищу, принимая гостей, потому что быть русским, казахом или украинцем для каждого из нас означает просто быть. Но быть и принадлежать к группе — явления разного порядка. Одно по самой своей сути — экзистенциально, второе — идеологично и политично. Принадлежать к группе — значит, разделять с другими взгляды и ценности, не мною определенные, но мною присвоенные как свои.
Развиваемый сначала советской, а теперь российской философской и научной традицией подход близок к пониманию этнического разделения людей как имеющего нерукотворный характер, духовный смысл и предопределение. В то же время западные исследования основной акцент делают на его «рукотворной», идеологической природе. Какого же из этих подходов нам следует придерживаться?
Действительно, этнос — одна из центральных категорий, обозначающих культурную единицу и относящаяся к людям, обладающим определенными идентификационными признаками, традиционно передаваемыми от поколения к поколению. Обычно к таким признакам относят расовую принадлежность, цвет кожи, географическое происхождение, язык, обычаи, религию. Этническую составляющую культуры нельзя установить или отменить никаким эдиктом, более того, значимость этнического фактора в культуре огромна. Русский философ И.Ильин относительно этой значимости утверждал, что все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада. Национальное обезличение, по мнению философа, есть «великая беда и опасность в жизни человека и народа» [2; 173]. Но, соглашаясь с И.Ильиным, заметим, что все сказанное им имеет отношение лишь к высокой культурной ценности этничности, но ничего не говорит о «природности» этнических социальных групп.
Любая этническая группа — это не только носительница выраженных этноспецифичных черт, но и сообщество, формирующееся в процессе самоидентификации (определения принадлежности к той или иной этнической категории) ее членов. Помимо того, этническая группа обладает определенной организационной структурой, она представляет собой ассоциацию устойчиво взаимодействующих лиц с общей этнической самоидентификацией. Этнические группы могут образовываться как в качестве сообществ сопротивления действиям конкретных политиков (как в случае с насильственной украинизацией Крыма) или объективных сил (глобализации, например), так и целенаправленно определенными политическими силами (такими, как РНЕ или нацистская партия Германии). Как в первом, так и во втором случае мы имеем дело с процессом этнической мобилизации, хотя характер ее и направленность будут различными.
Особенно распространенной формой этнической мобилизации сегодня остается процесс экономической и социальной дискриминации отдельных групп населения — мигрантов, малых народов, аборигенного населения. Прислушаемся к мнению Питирима Сорокина, который весьма точно охарактеризовал парадокс этнических различий: в современном мире этнические различия — это не есть просто различия, как различия между блондинами и брюнетами, например, но основания гражданского и правового неравенства. Сущность любого национального вопроса, подчеркивает П.Сорокин, «заключается не в чем ином, как в ряде правовых ограничений (право языка, религии, передвижения, гражданские, политические права и т.п.), налагаемых на определенную группу людей, объединенных тем или другим (или несколькими) социальными признаками» [3; 249]. Социолог также предупреждает об опасности, которая скрывается за любой попыткой решать вопросы с точки зрения национального принципа как приоритетного, поскольку под флагом борьбы за национальность и национальную культуру можно проводить самые несправедливые стремления.
Реальные исторические процессы опровергли утверждения ранних теоретиков эволюции о неизбежности стирания национально-культурных различий. Последние годы мы стали свидетелями того, как наносные пласты культуры исчезали, а глубинные, такие как этничность, выходили на первое место. Но выходили они не сами по себе, а, прежде всего, потому что правящие элиты многих стран сделали краеугольным фактором своей политики этническую мобилизацию (этническая мобилизация — целенаправленная деятельность, связанная с активизацией этноидентификации, формированием и распространением этноцентристской идеологии, институционализацией действий, направленных на самоопределение). Так произошло в Украине, Грузии, странах Балтии. Но Казахстану удалось этнические «грабли» обойти, и результат налицо — устойчивые, равноправные, взаимовыгодные отношения с соседями, и прежде всего с Россией.
Отношения между народами и государствами — сфера коммуникаций, вопрос о природе которых также нуждается в новом теоретическом понимании.
В современном гуманитарном знании понятие коммуникации — одно из наиболее употребляемых, что собственно отражает ту роль, которую коммуникации играют в современном мире. Термин «коммуникация» этимологически связан с латинским словом «communication», имеющим значение «делать общим, связываться, общаться. В английском языке слово «коммуникация» также обозначает сообщение, связь, средство общения, общение, во французском — связь, сообщение, соединение, в немецком — связь сообщение. В отечественной традиции термин «коммуникация» относительно нов, хотя изучение коммуникаций ведется достаточно давно в рамках теории общения. Наиболее интенсивно процессы общения начали изучаться со второй половине ХХ в. В 50–60-х годах наибольший научный интерес вызывали процессы передачи информации от адресата к реципиенту. В 70–80-х годах к изучению общения подключились психологи и лингвисты, несколько позднее — социологи и культурологи.
После введения в отечественный научный оборот наряду с термином «общение» термина «коммуникации» неизбежно возник вопрос о взаимоотношении данных явлений. Решение этого вопроса далеко не однозначно. Ряд исследователей полагают, что данные термины можно употреблять как равнозначные, другие настаивают, напротив, на их различии. Различие между коммуникацией и общением они видят в том, что, во-первых, общение имеет практически-духовный характер, тогда как коммуникация является сугубо информационным процессом — передачей тех или иных сообщений. Во-вторых, общение и коммуникация различаются по характеру вступающих во взаимодействие субъектов: коммуникация — это субъект-объектная связь, где один передает информацию, а другой ее пассивно воспринимает; общение представляет собой субъект-субъектную связь, в которой нет отправителя и получателя, но есть собеседники, ведущие диалог [4]. Таким образом, коммуникация — однонаправленный процесс, а общение — процесс двунаправленный. Коммуникация монологична, общение диалогично.
Классическая линейная модель коммуникативного акта, ориентированная, прежде всего, на описание коммуникативного процесса, происходящего между двумя механизмами, и потребности кибернетики, сложившаяся в 50–60-е годы, подразумевает адекватную передачу информации от адресанта к адресату. В соответствии с этой моделью адресант кодирует некоторую информацию знаковыми средствами той знаковой системы, которая используется в данной форме коммуникации. Для усвоения информации от адресата требуется обратная процедура представления содержания — декодирования. Именно этой модели и была противопоставлена отечественная модель общения.
Интерес к общению в отечественной науке, как это нам представляется, был вызван попыткой осмыслить то, что происходило в обществе в период «оттепели», когда постепенно люди переставали бояться говорить то, что они думали, хотя бы в кругу близких друзей. Под общением понималась специфическая форма контакта между людьми, обличающаяся открытостью и искренностью высказываемых позиций. Общение включает в себя обмен информацией, мыслями, чувствами, духовными ценностями. Оно может осуществляться как в форме диалога, так и в форме монолога. Главный результат общения — доверие, возникающее между людьми.
Потребность в общении — это базовая потребность человека. В общении мы получаем возможность высказать себя, найти своих единомышленников. Коммуникация — деятельность, которая вовсе не обязательно требует открытости. Участники коммуникации демонстрируют друг другу не свою внутреннюю суть, а свое социальное лицо. Характерные признаки искренности: улыбки и слезы, прикосновения и объятия — это внешняя форма коммуникации между людьми, но никак не ее суть.
В то время как в отечественных гуманитарных исследованиях феномен общения обретал все новые интерпретации, «западный» термин «коммуникации» на самом Западе, в связи с практической необходимостью выработки механизмов инкультурации мигрантов, установления контактов с другими культурами и субкультурами, перекочевал из области технической в область гуманитарную и приобрел статус одного из ведущих понятий философии и теоретической социологии. В новой интерпретации понятие коммуникации сблизилось с понятием диалога. Коммуникация стала пониматься как диалог между Собственным и Другим, осуществимый на территории интеркультурного опыта. Значительный вклад в такое понимание внес Ю.Хабермас и его теория коммуникативного действия. Согласно Ю.Хабермасу, коммуникативное действие — это интеракция, по меньшей мере, двух владеющих речью, способных к действию субъектов, которые вступают в межличностное отношение с целью достичь понимания относительно ситуации действия, скоординировать планы действия и сами действия. Обосновывая свои притязания, участники коммуникативного действия прибегают к процедуре аргументации, которая позволяет им тематизировать спорные вопросы и либо разрешить их, либо подвергнуть существующее положение критике. Но согласие достигается лишь тогда, когда принятые или отвергнутые претензии пройдут проверку «жизненным миром», точнее, «жизненными мирами» двух или более вступающих во взаимодействие культур. Потому проверка решений «жизненным миром» означает не что иное, как согласование позиций коммуницирующих субъектов, возобновление правил и норм социального взаимодействия, стабилизацию групповой солидарности на новом уровне — уровне интеркультурных связей.
Коммуникативные процессы играют в социокультурной жизни ключевую роль. Именно в ходе социального взаимодействия и сопровождающего его информационного обмена а) порождаются коллективные представления и их символические объективации; б) складываются образцы взаимодействия и поведения, ценности, нормы, институты; в) происходит трансляция культурного опыта; г) осуществляется экспериментирование с культурными объектами, получается распространение культурных изменений.
Но эффект коммуникации может быть неоднозначным и выражаться в различной степени сближения или, напротив, отдаления точек зрения коммуникаторов на общий предмет. Результатом коммуникации может стать как консолидация различных социальных групп, так и социальное размежевание, но такое размежевание одновременно рождает потребность в общении между различными социальными группами. Результат коммуникации во многом зависит от того, какую именно форму коммуникации избирают ее участники: (1) консенсус, (2) конфликт или (3) диалог — именно эти формы коммуникаций специалисты определяют как основные [5; 98].
Консенсус — форма, направленная на полное согласие участвующих сторон. Структура информационного обмена, обеспечивающая данную форму коммуникации, определяется стремлением к накоплению согласий и избеганию обсуждения вопросов, которые могут нарушить единство мнений. Данная форма хороша для снижения уровня напряженности. Но поскольку реальные расхождения участников взаимодействия не получают своего разрешения, а, напротив, подавляются, то эти разногласия могут подспудно накопляться и приводить к неожиданному конфликту. Кажется, нечто подобное произошло в отношениях между Россией и Украиной, может это же произойти и в отношениях с Белоруссией.
Конфликт противоположен консенсусу. Он возникает именно там, где несогласие участников ситуации относительно ее определения становится основной нормативной ориентацией их взаимодействия. В динамике конфликта доминирует намерение каждого из участников достичь собственных целей и помешать другим в этом. Потому, вступив в конфликтные отношения, обе стороны стараются скрыть свои намерения и дезинформировать друг друга как относительно своих истинных намерений, так и относительно своих тех возможностей, которыми они обладают в деле разрешения конфликта в свою пользу. Яркий пример тому — конфликт России и США по грузинскому вопросу.
Конфликт не решает проблемы: ставя во главу угла свои интересы, участники конфликта просто забывают о ней, более того, конфликт мешает участникам воспринимать зоны пересечения их интересов и тем самым объективно работает против обеих сторон.
Но есть и положительная сторона у конфликта: он порождает соперничество, а потому может объективно работать на развитие. Впрочем, выбирая конфликтную парадигму, всегда стоит помнить, что она обладает тенденцией превращать конфликт в перманентное отношение между сторонами.
Диалог отличает исходное признание участниками взаимных расхождений в оценке ситуации и возможностей выхода из нее, но без наделения этих расхождений качеством несовместимости. При диалоге партнеры не ожидают полного взаимного согласия в процессе взаимодействия. Каждый готов к компромиссу. Парадигма диалога предполагает многосторонний открытый анализ ситуации, что делает возможным не только нахождение точек пересечения мнений и оценок, но и изменения мнений и оценок. Диалог обеспечивает максимальную эффективность процесса взаимодействия, но именно взаимодействия. Ведь парадигма диалога ориентирована на процесс, а не на результат, потому разрешение данной проблемы в рамках диалога означает отыскание новой. Впрочем, и у этом стороны диалога есть своя положительная сторона: направленность парадигмы диалога на процесс расширяет горизонты взаимодействия и создает предпосылки для перманентного регулирования ситуации, что особенно важно в условиях социокультурной неопределенности и высокого динамизма современного мира.
Итак, как видим, каждая из форм коммуникации имеет свои преимущества и, соответственно, свою сферу применения. Консенсуса следует добиваться в отношении тех традиционных культурных образцов и ценностей, которые не утрачивают своей функциональной значимости в меняющихся условиях. Конфликт полезен там, где, напротив, необходимо освободиться от того, что утратило свой смысл, что более не приносит дивидендов, а только мешает движению вперед. Парадигма диалога способствует формированию новых образцов взаимодействий и поведения новых норм и социальных моделей, ориентированных на перспективные тенденции в развитии общества и культуры [5; 100].
Итак, коммуникация — это не только обмен информацией, и даже не только социально опосредованный обмен, но и действия индивидов, социальных классов и целых народов, направленные на достижение согласия в понимания ситуации, с тем чтобы скоординировать планы действия и сами действия. Коммуникация — это поддающийся управлению процесс установления отношений и связей как внутри различных социальных групп, так и между таковыми группами и индивидами. Функции коммуникации разнообразны, но исходная функция коммуникации — взаимопонимание между участниками общего дела.
Общение трудно назвать процессом управляемым, слишком много в нем личного, спонтанного, основанного на эмпатии, сопереживании, да и связи, устанавливаемые общением, носят сугубо личностно-доверительный, а не социально-ролевой характер. Общаться можно даже на уровне поглаживаний, движений, взглядов, ничего определенного при этом не желая, как только быть рядом с любимым человеком. Коммуникация, напротив, прагматична, мы идем на нее, потому, что это в условиях современного мира робинзонада в отношении достижения целей или решения проблем абсолютно невозможна.
Итак, мы видим, как, казалось бы, чисто теоретический спор о понятиях на деле оказывается теснейшим образом связанным с вопросом о практической значимости гуманитарных исследований. Мы можем настаивать на приоритете отечественного понятия «общения» и рассуждать о том, какое из понятий «шире», а какое «уже»; мы можем продолжать настаивать на существовании особой духовности, присущей каждому народу, описывать ее признаки и свойства, но при этом придется смириться с тем, что логически стройные, учитывающие все аспекты «теории всего», каковой во многом сегодня является культурология, так и останутся в обществе недооцененными. Либо мы принимаем постмодернистскую методологию и связанную с ней систему понятий и трактовок, позволяющую описывать динамичные формы и переходные состояния, либо остаемся «заклинателями духа», проповедниками мифической духовности и «вечных» ценностей — этаким реликтом на фоне все более практически направленного современного гуманитарного знания.
Список литературы
- Современный философский словарь / Под. ред. В.Е.Кемерова. — М., Бишкек, Екатеринбург: Одиссей, 1996. — 608 с.
- Ильин И.А. Одинокий художник / Сост., предисл. и примеч. В.И.Белов. — М: Искусство, 1993. — 348 с.
- Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество / Общ. ред., сост. и предисл. А.Ю.Согомонов: Пер. с англ.– М.: Политиздат, 1992. — 543 с.
- См. напр.: Соколов А.В. Общая теория социальной коммуникации: Учеб. пособие. — СПб.: Изд-во В.А.Михайлова, 2002. — 461 с.
- Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию: Учеб. пособие. — М.: Изд-во МГИК, — 170 с.