В статье рассматриваются проблемы эпизации современной прозы литературы Казахстана и Средней Азии. Анализируются лучшие произведения литературы региона с 50-х по 2000 годы.
Опыт эпического романа-биографии 50-60 годов (и в частности, романов- эпопей М.Ауэзова «Путь Абая», Айбека «Навои», С.Айни «Рабы») способствовал углублению и расширению эпической содержательности историко-документальной прозы литератур центрально-азиатского региона, как и в целом, утверждению историко-художественной романистики. Стремление возвысить в 70-е годы и до наших дней как ведущему направлению развития национальных литератур.
Стремление возвысить роман-биографию одного человека до романа истории народной судьбы становится характерной особенностью литератур Средней Азии и Казахстана, литератур Сибири и Дальнего Востока, где в это время увидели свет значительные произведения такого рода, а именно, романы-эпопеи: трилогии казахских писателей А.Жаксылыкова «Другой океан», А.Нурпеисова «Кровь и пот», таджика Д.Икрами «Двадцать ворот Бухары», эпические полотна киргиза К.Баялинова «Братство», узбека Д.Шарипова «Хорезм», бурята Ч.Цедендамбаева «Доржи, сын Банзара», нанайца Г.Ходжера «Амур широкий».
И характерно, что этот процесс укрупнения проблематики и жанровой структуры историко-документальной прозы, начинаясь в литературах Средней Азии и Казахстана в жанре историко-биографического романа, во многом обусловил своеобразие первых, продолживших опыт романа-биографии, историко- документальных произведений в этих литературах. Здесь, в отличие от русской историко-документальной прозы 60-х – 90-х годов, обращающейся в основном к вымышленным персонажам («Сибирь» Г.Маркова, «Судьба» Н.Проскурина, «Вечный зов» А.Иванова, «Межа» А.Ананьева и т.д.), главными героями обрисовываются личности, как и биографических романах, исторически реальные. Об этом свидетельствуют историко-документальные романы: киргизских писателей К.Баялинова «Братство», К.Бектенова «Табылды Пудовкин», Н.Байтемирова «Памятник истории», Т.Сыдыкбекова «Женщины», художника слова из Казахстана Х.Есенжанова «Яик – светлая река», «Много лет спустя», туркменского прозаика Б.Кербабаева «Чудом рожденный».
Так, в первом в киргизской литературе значительном собственно историко- документальном романе «Братство» К.Баялинова образы центральных персонажей: Рудольфа Радоушека, Магазы Масанчина и других – имели в жизни реальных прототипов, людей, действовавших в реальной исторической обстановке.
В послесловии к роману «Братство» автор замечает: «Я хотел показать бурнокипящий вихрь исторических событий тех лет». Интерес к событийной стороне истории, как справедливо отмечалось в картине, хотя и реализовался в романе не без излишней описательности, но, тем не менее, здесь реалистически достоверно раскрыты процессы «пробуждения» с революцией трудящихся масс, приобщение их к исторически-сознательному творчеству, и это тенденции объединяют роман К.Баялинова со всей историко-документальной прозой тех лет.
Эти исторические процессы по своему отразились в судьбе одного из героев, Мамбета Суюнбаева. Мать его заклинала сына «не поднимать руку на баев», держаться за род, отстаивать лишь интересы одноплеменников. Писатель показывает как, приобщаясь к борьбе за права трудящихся, Мамбет, Порвавший, в изображении автора, с установками «старших» как исторически-отжившими, отстаивает новую историческую философию.
Утверждение и показ активных действий человека, основанных на понимании им законов общественного исторического развития, объединяет творческие поиски К.Баялинова с произведениями узбеков Х.Нугмана и П.Шарахметова «Отец», М.Исмаили «Фергана до рассвета», казаха Х.Есенжанова «Яик – светлая река», туркменов А.Атаджанова «Кремни» и Б.Сейтакова «Братья», где, как в романе «Братство», раскрываются процессы перелома в национальном сознании народа – показывается утверждение в нем новых миропредставлений о ходе борьбы между историческими силами нового и старого мира.
Воссоздание сложных коллизий, возникающих на стыке различных исторических эпох, исследование трансформации сознания человека из народных низов на переломе истории – становится в эти годы все более определяющим и в многонациональной историко-художественной прозе. Произведения К.Баялинова, А.Атаджинова, Х.Есенжанова, Х.Нугмана и П.Шарохметова органически сопрягаются в этом плане с прозой литератур Сибире, где в романах «Конец большого дома» Г.Ходжера, «Югорская колыбель» Ю.Шесталова, «Женитьба Кевонгов» В.Санги описывается распад родовых отношений на стыке ХIX – XX столетий, показывается формирование новой исторической общности людей, объединенных социальными признаками.
Изображение духовного выпрямления человека из трудовых низов общества под влиянием истории имело давние традиции в литературе. Внутренняя перестройка, идейно-политический рост личности по-своему отразился в образах Ивана Журкина («Люди захолустья» А.Малышкина), Гвади Бигвы («Гвади Бигва» Л.Киачели), Гушки («Родина» М.Черного). опыт многонациональной литературы в этом смысле, так же как собственный опыт, сыграл большую роль в обогащении литератур Средней Азии и Казахстана. Но здесь проблема приобщения народа и человека из народных низов к историческому творчеству раскрывалось специфически – как путь личности народа от феодализма, «патриархально- родового» устройства общества к новым историческим представлениям. И в этом плане опыт воскрешения отношений человека и истории, связи времен писателями Средней Азии и Казахстана в историко-документальном жанре может быть охарактеризовано как явление новаторское как для национальной, так и для всей многонациональной литературы.
Художественно-образное воссоздание процессов очеловечения, идеального роста личности в сопряжении с изображением, исследованием закономерностей становления национального сознания народа – бесспорное свидетельство углубляющегося в этот период историзма искусства слова Центральной Азии. Становление нового качества реализма в литературах региона обусловлено именно завоеваниями историко-документальной прозы, в центре которой оказались судьбы реальных людей.
Социально-нравственная достоверно-реалистическая трактовка отношений человека и истории в литературах Средней Азии и Казахстана, углубляясь в период 60 – начала 70-х годов и в произведениях, на первый план выдвигающих образы вымышленных героев из среды трудящихся, в чьих судьбах отражена историческая биография народа.
В произведениях такого типа, в романах киргизских писателей «Жить хочется» и «Эхо» М.Абдукаримова, «Бунтарка и колдун» Н.Байтемирова, «Мир Иманбая», «Женщины» Т.Сыдыкбекова изображается повседневная жизнь бедноты, быт и заботы тружеников до начала ХХ века. Тяготение к изображениям прошлого в аспекте его социальной содержательности во многом определяет развитие историзма, принципов образного реалистического воссоздания истории и человека как выразителя народного духа.
В этом можно убедиться, обратившись к роману Т.Сыдыкбекова «Женщины» автор которого, раскрывая традицию для литературы центрально-азиатского региона тему «раскрепощения» женщины, показывает сложные процессы превращения ее в активного творца истории, поднимающегося на борьбу за свое человеческое достоинство и счастье.
Подобная проблематика свойственна для романов А.Атабаевой «Капли крови», А.Мухтара «Сестры», Т.Каипбергенова «Дочь каракалпака», для произведений Т.Эсенова, Д.Икрами, А.Нурпеисова и многих других произведений писателей Центральной Азии.
Но при всей общности идейно-эстетической проблематики романа Т.Сыдыкбекова с рядом произведений писателей Средней Азии и Казахстана, для него присущи специфические, обусловленные закономерностями развития киргизской литературы, особенности художественно-образного решения проблемы человека и истории.
Тенденция углубленного проникновения в реальную жизнь, характерная для историко-документальной киргизской прозы, способствовала освобождению художественного мышления писателей от всякого ряда иллюзорных, идеализированных представлении об истории, о сущности человека и его отношении с эпохой.
Этот процесс значительно медленнее протекал в творчестве художников слова, тяготеющих к обобщенно-романтическому изображению действительности, и в творчестве тех писателей-реалистов, кто, подобно Т.Сыдыкбекову, продолжил совершенствование уже сложившихся ранее в литературе традиционно-фольклорных приемов и средств обрисовки личности в её связи с историческим процессом.
Быт в первой части романа (как характерно для фольклора) представлен как локальный мир народа и человека вне их связи с исторической подвижностью жизни общества. Это, отчасти, служит цели писателя: показать, что раньше киргизский труженик по преимуществу был не занят борьбой за существованием и его сознание не поднималось до уровня постижения объективных закономерностей, по которым человек – творец историй. Но такая, в общем объяснимая, тенденция изображения ограниченного от большой истории, замкнутого в себе бытия народа в иных случаях повлекла за собой неоправданное отвлечение автора от социально- исторического аспекта воссоздания человека в его связи с реальной историей.
Часто конкретные ситуации и судьбы, связанных с нами людей переключается Т.Сыдыкбековым из социальной плоскости в чисто моральному и получают отвлеченную трактовку. Порою характеры теряют исторически и социально-определенную типизированность, выступают как носители «зла и добра» в абстрактном их виде, или же, иными словами, проявляется то, что так характерно для системы художественных средств фольклорно-идеализированного изображения человека и истории.
Герои романа «Женщины» как бы связаны между собой естественным течением самой жизни, быт в первой книге романа осмысляется писателем как тот самый исторический поток, в котором люди черпают мотивы своих действий и поступков.
Факты киргизской литературы этого времени свидетельствуют о том, что в границах бытописания при сохранении социальных критериев в оценке писателей личности и истории возможно достоверное изображение действительности прошлого (как в рамках «Табылды Пудовкин» К.Бектенова, «Холм раздоров» А.Убукеева), но все же магистральное русло развития принципов реализма, как представляется, прокладывается на пути углубленного проникновения не столько в быт, сколько в историческое бытие человека и народа.
Опыт мировой реалистической литературы свидетельствует, что главное достоинство произведений состоит не в описании (пусть добротном и достоверном) тех или иных фактов истории, но в их всестороннем художественном исследовании и осмыслении.
Новации Т.Сыдыкбекова в романе «Женщины» заключается как раз в стремлении автора преодолеть описательность и обобщенность, заменить фольклорные приемы обрисовки действительности реалистическим изображением явлений истории и человеческих характеров. И эти тенденции совпадают с определенными процессами обогащения в те годы реализма киргизской литературы.
В произведении Т.Сыдыкбекова социальное духовное раскрепощение народа воссоздается многогранно, как бы с разных точек обзора.
Этому, в частности, способствует многосюжетная композиция, широко используемая и в наши дни в киргизской историко-художественной прозе. Как и в романах «Братство» К.Баялинова, «Жить хочется» и «Эхо» М.Абдукаримова, в романе «Женщины» представлены в развитии несколько линий повествования, связанных с описанием судеб различных персонажей, что обнаруживается даже в названии произведения.
Параллельное развитие нескольких сюжетных линий в границах отдельного повествования – явление в то время новое для киргизской литературы, свидетельствующее о стремлении писателей к масштабному освещению связей времен, взаимоотношений человека и истории.
Сплав фольклорных и реалистических средств изображения человека и истории, документализма, биографизации и вымысла, эпизма и бытовой детализации, описательности и психологизма – вот что определяет своеобразие романа Т.Сыдыкбекова, свидетельствуя о тяготении киргизского писателя к реалистичному эпическому романному синтезу.
Усложнение реалистической палитры Т.Сыдыкбекова в романе «Женщины» особенно наглядно сказывается в обрисовке характеров героев, и, прежде всего, образа Батыйны – героини: пережившей сложные моменты, связанные с ростом её сознания на пути очеловечевания, духовного расцвета личности: «Я, бывшая, белоушая, получила при справедливой власти равные с мужчинами права, получила свободу, и нынче я – человек», – с гордостью заявляет Батыйна в своей речи перед народом в финале романа.
Опыт раскрытия такого рода взаимоотношений человека и истории при всей их идейной оспоримости с позиции современных миропредставлений способствовал, тем не менее, не только становлению и формированию киргизской историко-документальной прозы (обращающейся, прежде всего, к проблемам, отмеченным выше и в этом смысле отличной от историко-художественной литературы других жанровых разновидностей), но и углублению и развитию в этот период принципов историзма в национальном искусстве слова.
Одной из центральных проблем, вокруг которых сосредотачивалось тогда внимание центрально-азиатских писателей, является вопрос об активном герое, рожденном революцией и ставшим здесь центральным образом историко- документальной прозы.
Подобно Уркуе («Памятник истории» Н.Байтемирова), Мамбету («Братство» К.Баялинова), Батыйне («Женщины»Т.Сыдыкбекова) – в киргизской, Батману («Кремни» А.Атаджанова), Кайгасызу Атабаеву («Чудом рожденный» Б.Карбабаева) – в туркменской: Палвану («Хорезм» Д.Шарипова) в узбекской: Аскару («Яик – светлая река» Х.Есенжанова), Еломану («Кровь и пот» А.Нурпеисова) в казахской литературах образ такого человека раскрывался в показе диалектики процессов перехода его от пассивного созерцания исторических событий к активному в них участию, в созидании им новых общественных отношений, и далее – в процессах деятельного влияния на сознание соплеменников, трудящихся масс.
Открытие литературой Центральной Азии героя нового для нее типа – человека, духовно растущего в процессе исторической деятельности, способного активно, целенаправленно, сознательно воздействовать на перековку сознания народа, переживающего сложный переход от феодализма к новым общественным отношениям – это явление, свидетельствовавшее о становлении историзма нового качества, этот факт, безусловно, новаторский как для литератур Средней Азии и Казахстана, так и для всей многонациональной литературы 60-х – 90-х годов.
Опыт историко-документальной прозы Средней Азии и Казахстана в художественно-образном решении проблемы человека и истории в те годы плодотворно использовался в литературах Сибири, и в других молодых литературах народов Севера, в истории которых выход человека, народа в целом, из рода в социализм проходил примерно в том же русле, что и путь народов Средней Азии и Казахстана.
На пути углубления историзма художественного мышления национальных писателей все четче проявлялась характерная для литературы Средней Азии и Казахстана тенденция, обнаруживаемая не только в структуре, идейно-эстетической проблематике, но даже в названиях произведений одного цикла (к примеру трилогий: казахского писателя И.Есенбержина, начатой романом «Хан Кене» и завершенной романом «Отчаяние»; таджика Д.Икрами от «Дочери огня» к «Двенадцати воротам Бухары»; диологий «Женщины» Т.Сыдыкбекова – от первой книги «Батыйна» ко второй – «Перевал», – перенесения внимания исторического романа с истории судьбы человека на историю народа.
Именно эта потребность тяготения писателей к героико-эпическому повествованию, к расширению исторического масштаба и глубины художественного взгляда на действительность обусловило переход литератур Средней Азии и Казахстана, от историко-биографического жанра (где, как в романе «Женщины» Т.Сыдыкбекова, судьбе отдельного человека воссоздается уже в совмещении с изображением судьбы народа), и, в качественном итоге, – к собственно историческому роману, где чаще всего именно история и судьба нации, народа стоит в центре повествования.
Таким образом, путь художников слова Средней Азии и Казахстана к историческому роману, получившему бурное развитие в прозе региона, начиная с 70-х годов и определившему во многом ее нынешнее состояние, был непрост. Но именно в русле историко-художественной прозы закладывались его основы. Многообразие жанровых разновидностей исторической прозы во многом обусловливается национальными традициями искусства слова того или другого народа.
Появление исторических романов в литературах Средней Азии и Казахстана свидетельствовало о возросшем уровне не только реализма и историзма, но и принципов эпического изображения действительности, которые в исторической романистике, во многом основывался на раздвижении панорамы истории, на обращении писателей, прежде всего к переломным в биографии народа событиям истории.