Предлагаемая публикация посвящена одной из проблем медиевистики – жанровому своеобразию «Хождения за три моря» Афанасия Никитина. С развитием исследований путевых заметок в науке повляются новые дефиниции, которые позволяют конкретизировать жанровые параметры интереснейших фактов литературного опыта повествований о путешествиях и впечатлений о них. В данном случае речь идет о травелоге. Суть и эволюция жанра показательны и в сфере древнерусской литературы, достоянием которой является вклад русского купца Афанасия Никитина, совершившего длительное путешествие по странам Востока и оставившего письменные свидетельства о познании мира, уникальной культуры и самого себя на пути к Богу.
Введение
Особое место в литературе занимают произведения, написанные по впечатлениям во время путешествий в разные страны. Исследователь Маслова Н. пишет: «В произведениях такого рода аудитория получает своеобразно скомпонованную, прошедшую предварительно через непосредственное восприятие и переработанную идейно-художественным опытом авторасовременника информацию. Публицистические «путешествия» неоценимы для широкого ознакомления с различными областями социальнополитической, экономической жизни какой-либо страны, её культуры и искусства» (Maslova, 1980: 4). В современном литературоведении этот жанр дефинируется как травелог (от английского слово «travelogue»), занимающий некое среднее положение между литературой и историей. По определению Норманда Дуарона, «история и путешествия имеют естественную взаимосвязь: перемещение идет в одном пространстве, а в другом – во времени. Оба являются истоками человеческого опыта» (Doiron, 1988: 21).
К данному жанру, имеющему долгую историю, начиная от античности (Le Huenen, 1990: 11), в определенном контексте следует отне сти хождения, специфика которых связана с паломничеством в святые земли, в то же время оставивших многоплановый материал, широта и богатство которого зависели от характера и мировоззрения автора, что служило ему опорой при описании и помогало делать выводы и сравнения (Bembeev, 2003: 83).
Эксперимент
Более всего жанровая дефиниция травелог соответствует своеобразным по стилю путевым очеркам Афанасия Никитина, нежели паломническому хождению. Русский купец ХУ века, оказавшись волею судеб в странах Востока, увидел не только экзотику и описал её. Переживая долгий разрыв с Родиной и духовное одиночество, Никитин стремился восполнить его прикосновением к другим вероисповеданиям, понять и соотнести свои христианские помыслы и отправления с иными верами и откровениями. Таким образом, труд Никитина – это взгляд и слово человека, посетившего храмы и святые места других религий и описавшего не христианские святыни. Как следствие, определить жанр паломническим хождением будет не вполне соответствующим. Из дошедших до нас списков
«Хождения» можно судить о маршруте Никитина, путь которого из Твери с целью торговли в Ширванской земле (Северный Кавказ) после разных перипетий изменяет свой вектор: преодолев просторы Каспийского моря, купец оказывается в Персии. Пройдя её территорию, он пересекает Индийское море и оказывается в Индии. Этот начальный этап странствия изложен предельно кратко, главное же повествование – это города, люди, обычаи, верования и храмы Гундустана – «Ындейской земли», захваченной мусульманскими завоевателями, основавшими в её центре Делийский султанат. В трудном пути по дорогам страны, находящейся в состоянии расслоения и кризиса, чужеземец из далекого славянского мира вначале описал то, что непосредственно видел: «И тут есть Индейская страна, и люди ходят нагы все, а голова не покрыта, а волосы в одну косу плетены... А князь их – фата на голове, а другая на бедрах... Купцов поселяют на гостиных дворах, готовят для них служанки...» (Nikitin, 1986: 20)
Затем в повествование включилось то, что было услышано: легенды и предания индусов о «князе обезьянском», о «птице-гукук» (Nikitin, 1986: 22), о богатых торжищах в столице «бусурманского Гундустана»– Бедере, по улицам которого ползают змеи – «длина две сажени» (Nikitin, 1986: 22), на шумных базарах продают коней, «камку, шелка да всякий товар», и бывают бои, в которых участвуют слоны, закованные в «доспехи булатные» (Nikitin, 1986: 21).
И, наконец, эпизоды странствия все более сопрягаются с картинами религиозной содержательности и духовного знания, рассеянного вокруг странника во множестве верований и убеждений, запечатленных на стенах храмов, в изваяниях богов и богинь: «В бутхане [храме] бут [с персидского – бог] вырезан из камени, велми велик, да руку правую простер высоко, а в левой руке у него копье» (Nikitin, 1986: 23). Так Никитин описывает бога индуистского пантеона Шиву. Вскоре повествование переносится на зарисовки наблюдений в мечети (Nikitin, 1986: 23), а затем следует описание паломничества в Парват – «индейский Ерусалим» (Nikitin, 1986: 24). Таким образом, путь Никитина в определенной степени связан с посещением мест паломничества к святыням, но не христианства, как это следовало бы ожидать от православного верующего. В ряде источников оно известно как антипаломничество. (Volkov, http://www.proza.ru/av- tor/dengusev 90).
Особый интерес представляет билингвизм текста. Автор сумел соединить разные языковые фрагменты с определенной целью – скрыть в иноязычных инсталляциях собственные мысли и мнения о фактах и реалиях, увиденных в долгом странствии по чужим землям. Более того, сочетание русского, тюркско-персидского жаргона, арабских лексем и текстов из Корана может быть определено как полилингвизм, хотя употребление иноязычных слов не является в данном случае постоянной константой, а лишь фрагментарной практикой. По мере продвижения вглубь страны эпизоды путешествия все более наполняются религиозной содержательностью и духовным знанием, рассеянным вокруг странника во множестве верований и убеждений, запечатленных на стенах храмов, в изваяниях богов и богинь. Гармония и ажурная вязь узоров на стенах многочисленных храмовых сооружений, величие созданного людьми в знак поклонения Богу сказались в завершении произведения особенно явственно: ему воздвигнута эта сложная структура словесного храма:
«Смилна рахманъ рагымъ
(Во имя господа милостивого, милосердного); Олло акбер, акши худо, илелло акши ходо (Господь велик, боже благий, господи благий);
Иса рухолло, ааликсолом (Иисус дух божий, мир тебе); Олло акбаръ (Бог велик);
А илягяиля илл елло
(Нет бога кроме господа)…» (Nikitin, 1986: 58).
Познание многочисленных фактов и различных явлений окружающего «чужого» мира в единстве позволило Никитину так тонко «прочесть» его культуру (GGrreesssseett, PPoollkk, 1985: 7) и, зззаа-вершая свои записи трансформированным текстом сура из Корана, оставить не просто загадку для читателя, но знание о том, что им увидена и осмыслена великая культура, которая в конечном счете как бы закодирована в музыке созвучий арабской молитвы.
Путь Никитина был труден и опасен, он преодолевал его под вымышленным именем «хозя (ходжа) Исуф Хоросани». И даже в последнем турецком городе Трабзоне « субаши [начальник охраны города – А.А.] и паша [наместник султана – А.А.] много зла мне причинили», – пишет Никитин, то поясняя чужие слова по-русски, то переводя с русского на «персидский»: «Божией милостью прошел я до третьего моря – Черного, что по-персидски дарья Стамбульская» (NNiikkii-tin, 1986: 58). В этой связи особенно ппооккааззааттее-лен момент определения жанра «Хождения» как путевых очерков. Его восприятие в контексте эстетической дистанции подводит к заключению о необходимости уточнения жанровой дефиниции. Некоторые качества текста позволяют предположить в нём, помимо примет очерковости, письмо на Родину, так как явно намеренное переложение на другом языке ярких в своей эмоциональности высказываний о фактах, вызвавших отклик автора, свидетельствует о намеренности сохранить их для тех, кто будет читать записи, и нежелании вызвать у соотечественников осуждение за слишком резкую интерпретацию увиденного. Речь идет об оценке храмовой проституции, о социальном неравенстве в обществе. Картина мира моделируется в «Хождении» особой культурой высказывания со своей дискурсивной стратегией. Сообщаемое в дискурсе «Хождения» имеет коммуникативный статус письма. В этом случае становятся понятными выраженный монологизм, инсталляции фраз «на чужом языке» (тюркско-персидском жаргоне) в качестве намеренных зашифрованных высказываний, которые адресованы своим соотечественникам, способным или неспособным узнать истинный смысл
Уместно суждение Барта Р. о том, что «письмо возникает, как продукт значимого поступка писателя, оно соприкасается с Истори ей несравненно более ощутимо, нежели лю бой другой пласт литературы» (Bart, 1983: 13).
«Хождение» же насыщено историческими сведениями, которые были использованы как в российской (Karamzin, 1892: 346] и советской (Lurje, 1986: 65) историографии, так и в истории государств Бахманидов, Гоа и Виджаянагара (Lurje, 1986: 95).
Продолжим цитацию из Барта: «Если форма письма необычна для своего времени и современников – она превращается в воплощенное одиночество автора» (Bart, 1983: 18). Именно это имел в виду Н.Трубецкой, пришедший к выводу, что «Хождение» проникнуто реальным ощущением изолированности Никитина среди окружающей его нехристианской религиозной стихии (Trubeckoj, 1983: 452).
Результаты и обсуждение
С точки зрения рецептивной эстетики (Iljin, Curganjva, 1996: 25) последние страницы ««ХХоожж-дения» представляют собой виртуальные «горячие точки» произведения. Связав их с теми образами, которыми насыщены события завершающего отрезка пути, возможно сформулировать «ненаписанный смысл текста» и попытаться объяснить главную его загадку.
«Горячие точки» – это, во-первых, совершенно иная сверхсистема Востока, лишь приоткрывшая перед русским «гарипом» свой мир и свои тайны, но жестко державшая гостя в рамках свойственных ей ментальности, религий, кодексов поведения, и, во-вторых, постоянное чувство одиночества и тоски по родине. Вот только одна деталь последних месяцев: «А из Тебриза пошёл в ставку Узун Хасан-бека. В ставке его был десять дней, потому что пути никуда не было» (Nikitin, 1986: 58). Другая ситуация: «И в том Трабзоне субаши и паша много зла мне причинили. Добро мое всё велели принести к себе в крепость, на гору, да обыскали всё. И что было мелочи хорошей – всё выграбили» (Nikitin, 1986: 58)).. Годы, проведенные в ритме постоянного ннаа-пряжения и самоконтроля, не могли не сказаться на личности путешественника. Всё вместе и определило тот неоднозначный внутренний мир автора.
Заключение
Пройдя «милостью Божией три моря», Афанасий Никитин, оказавшись достаточно длительное время в многообразном и сложном мире Востока, не мог не отметить такую деталь мусульманского религиозного ритуала, как возможность его отправления в любом, где бы ни находился верующий, месте (возможно и за пределами храма), и даже если он будет в полном одиночестве. Главное – произнесённое во всеуслышание и в определенное время слово молитвы, восхваляющей Бога единого, благого, великого! Не потому ли и завершается «Хождение» именно такими словами. Исследование интерпретации фактов в текстах травелогов позволяет уточнить наиболее важные мысли и мнения, которыми авторы стремились поделиться с читателями. Среди них известные русские писатели – А.С. Пушкин, И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов и другие. В этом контексте особую значимость приобретает первый подобный опыт, каким является произведение русского путешественника Афанасия Никитина.
Литература
- Маслова Н.М. Путевой очерк: проблемы жанра. – М., 1980. – 115 с.
- Doiron N. L’art de voyager. Pour une définition du récit de voyage à l’époque classique. – Dans Poétique. – 1988. – № 73. (In French) – С. 10-29.
- Le Huenen R. «Qu’est-ce qu’un récit de voyage?», dans Les modèles du récit de voyage. – Littérales. – N 7. – Paris X-Nanterre, 1990. (In French) – С. 520.
- Бембеев Е.В. Своеобразие жанра путешествий (хождений) к святым местам (на примере русских, татарских и калмыцких источников) // Монголоведение. – Т. 2 // Сб. ст. под ред. Очирова Н.Г. – Элиста, 2003. – 296 с.
- Никитин Афанасий. «Хождение за три моря» // Серия «Литературные памятники». Изд. подг. Я.С. Лурье и Л.С. Семенов. – Л.: Наука,1986. – 212 с.
- Волков Д. «Хождение за три моря Афанасия Никитина»: история и политика. URL: http://www.proza.ru/avtor/dengusev 90
- Intertextuality in Faulkner / Ed. By Gresset M., Polk M. – Jackson, 1985. – 217 p. ( in English). Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика. Пер. с англ. – М.: Радуга, 1983. – С. 306-349. Карамзин Н.М. История государства Российского. – СПб., 1892, Т. YI. – 342 с.
- Лурье Я.С. Русский «чужеземец» в Индии ХV века. – Л.: Наука, 1986. – 69 с.
- Трубецкой Н.С. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина как литературный памятник // Семиотика. Ред. Ю. Степанов. – М.,1983. – С. 437461.
- Ильин И.П., Цурганова Е.А. Современное зарубежное литературоведение. – М.: Интрада, 1996. – 320 с.