Государство и право монголов в концепции Л.Н. Гумилева

В работах Л. Гумилева немалое место и внимание уделяется изучению явлений государственно-правовой действительности. По мнению ученого, процессы этногенеза и пассионарных взрывов очень тесно взаимосвязаны и взаимозависимы с процессами эволюции государственно-политической структуры и системы права. Право, как часть политической системы общества, подвержено изменениям не только в силу динамики политических и социальноэкономических условий, но и в значительной степени, в силу этнических процессов, т.е., либо перерождения этноса, либо смены фаз этногенеза. Последние обусловлены пассионарными взрывами или толчками. В совокупности эти процессы оказывают свое решающее влияние на изменение стереотипа поведения этноса, что в свою очередь воздействует на систему права.

Монгольский период в истории кочевников Евразии был одним из крупнейших объектов научных изысканий Л. Гумилева. Завоевания монголов и создание империи Чингисхана существенным образом изменили политическую карту Евразии, внесли существенные коррективы в государственную и правовую систему тюркского населения, обитавшего на территории Казахстана, и оказали значительное влияние на последующие судьбы казахской государственности и системы права. Как отмечено одним из исследователей кочевой цивилизации С. Узбекулы, Л. Гумилев на богатом фактическом материале обосновал концепцию кочевой демократии и государственности Великой Степи [1]. Исходя из постулатов своей теории пассионарности и этногенеза, Л. Гумилев высказывает свое объяснение монгольского феномена. По его мнению, очередная флуктуация биосферы на рубеже X и XI вв. вызвала новый пассионарный толчок, ареал которого был невелик (Приамурье, Уссурийский край и Восточное Забайкалье), но в орбиту влияния которого попали монголы и часть татар. Начинается инкубационный период, т.е. процесс накопления энергии и появление людей «длинной воли» - пассионариев. Этот процесс заканчивается в 30-40-х гг. XII века. И именно с этого момента начинается отсчет монгольской истории, т.е. истории государства [2].

В методологическом плане, следует отметить, что формационный подход в исследовании процессов образования государства и сопутствующих ему политико-правовых институтов у кочевников совершенно неприемлем. В изучении государственно-политических процессов у номадов необходима принципиально иная методологическая основа. Как писал Л. Гумилев, банальный европоцентризм достаточен для обывательского восприятия, но не годен для научного осмысления разнообразия наблюдаемых явлений [3].

Как пишет Ж. Артыкбаев, «историю степных народов нельзя анализировать с позиции способов производства, теории формаций…. Впервую очередь, необходимо выдвинуть на первый план историко-культурные и религиозно-культурные факторы и переходить к многофункциональному анализу истории. Для современной исторической науки характерно широкое обращение к цивилизационным принципам периодизации истории. …. В последнее время во многих исследованиях, относящихся к прошлому казахов, цивилизаторский подход актуализируется. В определенной мере в этом видится заслуга Л.Н. Гумилева, попытавшегося привести историю народов Великой степной зоны на цивилизационное поле» [4].

Опираясь на системный подход Л. Берталанфи и учение о роли биохимической энергии живого существа В.И. Вернадского, Л. Гумилев утверждал, что этнос - система, которая находится либо в динамическом равновесии (гомеостаз), либо в движении от какого-то толчка, импульс которого находится вне данной системы [5]. В качестве двигателя (или толчка - Ш.Г.) процесса этногенеза Л. Гумилев выделяет свойство «пассионарности», связанное с солнечной активностью [6]. То есть, пассионарность имеет энергетическую природу, собственно говоря, является энергией, которая стимулирует процессы этногенеза.

Несмотря на то, что теория Л. Гумилева уже достаточно давно широко известна, все же не будет излишним остановиться на некоторых основных ее моментах, потому что представляет для нас интерес, как оригинальная модель цивилизационного подхода.

Согласно его концепции, в развитии любого этноса можно выделить следующие фазы: зарождения, подъема, напряжения, надлома, инерции, обскурации и фазу мемориальную. На эволюцию этноса существенное влияние оказывает явление пассионарности. При этом, как указывает Л. Гумилев, необходимо помнить, что «максимум пассионарности, равно как и минимум ее, отнюдь не благоприятствует процветанию жизни и культуры. Пассионарный перегрев ведет к жестоким кровопролитиям как внутри системы, так и на границах ее, в регионах этнических контактов. И наоборот… когда уровень пассионарности приближается к нулю, теряется сопротивляемость окружению, этническому и природному» [7]. Помимо пассионарности, судьба этноса зависит также и от окружающего его ландшафта. Эта зависимость выражается практически во всех областях человеческой деятельности и определяет тип цивилизации. К примеру, кочевник напрямую зависит от состояния пастбищных угодий, той части биосферы земли, что обозначается растительным покровом, являющимся подножным кормом для скота. Наличие последнего обусловлено солнечной активностью и другими важнейшими климатическими факторами. Они в свою очередь определяют миграционный цикл кочевого общества, хозяйственно-культурный уклад, оказывают решающее влияние на формирование государства, политических институтов, системы права, императивов поведения этноса и т.д. [8].

В государственно-правовом смысле монголы не были продолжением ни хуннов, ни тюрок. Общим у них была только особенность ведения хозяйства в степных и лесостепных зонах, в силу родственных ландшафтов в местах обитания. Монголы, как считал Л. Гумилев, выведенные на историческуюарену вследствие пассионарного толчка, стали зачинателями принципиально нового типа государственности и права [9]. Подчинение всех общественных институтов, государства и права в том числе, принципу военноадминистративной организации отвечало цели и задачам экспансии монголов и было возведено ими в ранг абсолютного принципа. Новый стереотип поведения обусловил новую политическую организацию общества. «Тут (у монголов – Ш.Г.) не требовалось ни происхождения, ни языка, ни вероисповедания, а только храбрость и готовность подчиняться» [10]. Все население империи было разделено на десятки, сотни, тысячи и тьмы, которым отводилась определенная территория кочевий и во главе которых стояли либо Чингизиды, либо представители монгольской знати. Это военно-административное деление нанесло решающий удар родоплеменной организации государственности коренных этносов. Если у хуннов и тюрок в основу государственнополитической и правовой системы был положен родоплеменной принцип, то у монголов краеугольным камнем стал военно-административный принцип. «Родовой принцип был нарушен немедленно и сознательно» [11].

Несмотря на общность ландшафта и типа экономического уклада со своими предшественниками (хуннами и тюрками), монголов от них отделяла не одна сотня лет, благодаря чему простое копирование государственно-правовой системы уже невозможно. К тому же, по мнению Л. Гумилева, внутренняя структура и стереотип поведения монгольского этноса к моменту окончания инкубационного периода претерпели существенную трансформацию [12].

Последняя нашла свое воплощение и в области права. При этом следует отметить, что здесь мы наблюдаем интересную картину синтеза традиций и инноваций. С одной стороны, «в основу законодательства был положен воинский устав чингисовой армии» [13]. С другой стороны, в основу права монголов лег обычай, во многом схожий с обычным правом населения северных регионов современного Казахстана, где преобладало кочевое и полукочевое скотоводство. В южных регионах «Яса» Чингисхана, кодифицировав нормы обычного права степняков, вступила в некое противоречие с мусульманским религиозным правом. Некоторые явления общественной жизни, связанные с имущественными, земельными и торговыми отношениями выпадали из правового поля «Ясы», слабо регламентировались ею и были практически неведомы для правового сознания монголов.

Однако следует отметить и другое не менее важное обстоятельство. Принятая в 1206 году «Яса» Чингисхана, уже при жизни ее создателя и его преемниках дополнялась, расширялась и корректировалась на соответствие новым, изменившимся общественным отношениям и стереотипам поведения. Монголы, находившиеся в стадии пассионарного подъема и перерождения этноса стремились создать общеимперское, единое и универсальное, для всего этнического конгломерата империи, законодательство [14]. В самом деле, зачем создавать новые законы, вместо того чтобы кодифицировать старые, привычные? По мнению Л. Гумилева, только для того, чтобы обеспечить существование новому стереотипу поведения, непривычному, но целесообразному. Это значит, что каждый закон запрещает то, что раньшесчиталось допустимым или извинительным. «Яса» была новым законом [15].

Высшей законодательной и судебной властью в империи обладал каган или верховный хан монголов. Судебные функции на местах осуществляли тысячники и назначаемые каганом судьи – джаргучи [16].

«Яса» Чингисхана, в переводе – «постановление, закон» не сохранилась в подлиннике и известна в отрывках и сокращенных изложениях арабских, персидских и китайских авторов. Состояла она двух частей: Билик и Джасак (Ясак). Первая часть включала в себя описание наиболее значительных эпизодов из жизни Чингисхана, его изречения и представляла собой, по существу, идеологическое обоснование легитимности власти монголов вообще и Чингизидов в частности. Законное право на государственную власть Чингисхана и его преемников подчеркивается элементом сакрализации. Билик упоминает это неоднократно; «так как Всевышний Господь восхотел сделать меня старшим и вождем тьмы и тысяч и водрузить чрез меня знамя благоденствия….» [17]. Божественный характер установлений «Ясы» также подчеркивается. Именно «благостью Великого Бога я (Чингисхан – Ш.Г.) обрел эти значения …» [18].

В отличие от Билика, содержавшего по сути нормы государственного права, Джасак представлял собой свод уголовного, военного, семейнобрачного, имущественного и налогового законодательства, регулирующего практически все стороны жизни подданных империи [19].

Одной их характерных особенностей Джасака был этнический протекционизм. Жизнь монгола, его имущество охранялись законом более, чем жизнь и имущество любого другого подданного. Никто не мог продать монгола в рабство, иметь его в качестве слуги. Свидетельством протекционизма, но уже иного, конфессионального свойства были статьи «Ясы», посвященные институту дархатства – освобождения от налогов в пользу хана. Таким правом наделялись все духовные лица, вне зависимости от принадлежности к той или иной религии, а также лица, имеющие личные заслуги перед правителем.

Освобождение от налогов священнослужителей свидетельствовало об известной веротерпимости монголов, в среде которых были представители самых различных конфессий.

Военное законодательство монголов устанавливало всеобщую воинскую повинность для мужчин, предписывало последним заниматься только войной и охотой, указывало в ходе ведения военных действий щадить города и страны, которые сдаются добровольно.

Система уголовных наказаний «Ясы» отличалась крайней суровостью и жестокостью. Прелюбодейство, лжесвидетельство, укрывательство беглых рабов, воровство, как правило, наказывались смертной казнью. Убийство монгола также каралось смертью, за убийство же не монгола можно было отделаться штрафом. При этом, «Яса» устанавливает разные размеры имущественной компенсации в зависимости от этнической или конфессиональной принадлежности убитого. Так за жизнь мусульманина размер штрафа был несоизмеримо больше, чем за китайца [20].

Иные проступки, мелкие кражи наказывались штрафами, ссылкой или телесными наказаниями (ударами палкой). Если преступник, совершивший кражу, не мог уплатить штраф, то он подлежал либо смерти, либо его дети обращались в рабство и отдавались потерпевшему.

Семейно-брачное законодательство монголов закрепляло главенствующее положение мужчины, его право распоряжаться имуществом своих жен и наложниц, регулировало порядок наследования и распоряжения имуществом в семье.

В законодательстве монголов прослеживается стремление регламентировать и торговые отношения. Купец, обанкротившийся три раза, наказывался смертной казнью. Эта норма «Ясы» единична, однако, можно предположить, что в этой области существовали и другие нормы, которые не сохранились. Во всяком случае, наличие этой нормы говорит о том, что «Яса» пыталась охватить и сферу торгово-финансовых отношений, которые имели широкое распространение особенно в земледельческих районах.

Все выше изложенное позволяет сделать вывод о том, что в основе монгольского законодательства лежало обычное право степняков. Однако, анализ системы права монголов, проведенный Л. Гумилевым, свидетельствует о том, что в праве монголов наблюдается множество инноваций нехарактерных для традиционного кочевого общества. В частности, законы о взаимовыручке, оказание помощи боевому товарищу и многие другие нормы, отраженные в монгольском законодательстве, стали, по мнению Л. Гумилева, воплощением нового общественно-правового императива фазы этнического подъема [21]. «Яса», как утверждает Л. Гумилев, и как свидетельствуют источники, была первой в истории правовых систем попыткой объединить право кочевого и оседлого населения империи и наложила свой неповторимый отпечаток на дальнейшее формирование государственно-правовой системы казахов.

Литература

1. Узбекулы С. Право кочевой цивилизации казахов. – Алматы. «Мектеп баспасы» 2002, - С. 96.
2. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М. 1992, - С. 262-269.
3. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л. 1989, - С. 65.
4. Артыкбаев Ж.О. Кочевники Евразии (в калейдоскопе веков и тысячелетий). – СПб. Мажор. 2005, - С. 65-66.
5. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л. 1989, - С. 101.
6. Батырева С.Г. Этнокультурогенез калмыков в свете теории Л.Н. Гумилева.// Лев Николаевич Гумилев. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. (Материалы конференции). В 2-х томах. «Европейский дом». – Санкт- Петербург. 2002, - Т.2. С. 90.
7. Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. – М. 1993, - С. 10.
8. Батырева С.Г. Указ. Соч. С. 88.
9. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М. 1992, - С. 262.
10. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л. 1989, - С. 64.
11. Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. – М. 1992, - С. 130.
12. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л. 1989, - С. 92-93.
13. Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. – М. 1992, - С. 130.
14. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М. 1992, - С. 302-304.
15. Там же. С. 302-303.
16. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. – М. «Восточная литература». 1997, - С. 199. Абиль Е. История государства и права Республики Казахстан (с древнейших времен до начала XX века) Курс лекций. – Астана. ИКФ «Фолиант». 2000, - С. 59.
17. Хара-Даван Э. Чингисхан как полководец и его наследие. Культурноисторический очерк Монгольской империи XII-XIV веков. – Алма-Ата. КРАМДС-Ахмед Яссауи. 1992, - С.182.
18. Там же. С. 178.
19. Судебная власть Казахстана. История и современность. /Под ред. К. Мами. – Астана. «Дидар». 2003, - С. 25-28.
20. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М. 1992, - С. 303.
21. Там же. С. 303.