Вопросы становления цивилизации евразийских номадов (материальная культура, конь, кочевничество)

Изобретения на рубеже I-II четверти II тыс. до н.э. бронзы и псалий вместе с удилами считаются откры­тиями, предопределившими генезис цивилизации в древней Евразии. Жители степной Евразии приручили лошадь и создали культ этого животного. Использование лошади коренным образом изменило условия охоты в пользу человека и несравненно увеличило производительность труда. Родиной легкой боевой колесницы, в которую запрягали двух-четырех лошадей, согласно многим исследованиям, также были степи Евразии, и уже отсюда колесница попала в страны Передней Азии. Оседлание лошади (всадничество), генезис номади­зма в начале I тыс. до н.э. в Великой сепии необходимо считать экономическим и технологическим прорывом. У сакских племен, Хуннов, Кок тюрков боевой конь считался священным. Боевые кони и элитные скакуны в казахской традиции не подлежали закланию и употреблению в пищу. Они умирали естественной смертью, о чем свидетельствуют образцы фольклора. Весьма оригинальны и ценны выработанные кочев­никами Евразии этикетные нормы и табу, так же, как и секреты военного искусства, охоты, космологические и экологические знания

Цивилизационная характеристика каждого социума включает духовно-культурные и мате­риально-технологические показатели. Если го­ворить о процессах возникновения и прогресса цивилизации в степях Евразии в древности, инновациях в материальной культуре, способах производства и т.д., то необходимо отметить, что в древнейший период важнейшим дости­жением эпохи неолита и энеолита стали, во- первых, доместикация лошади; во-вторых, пе­реход к производящим формам хозяйства, в данном ареале - освоение культуры скотовод­ства. Сообществами, осуществлявшими эти эпо­хальные открытия в степях Евразии являлись представители т.н. «андроновской» и «бегазы- дандыбаевской» археологических культур (сер. IV-нач. III тыс. до н.э.).

Носители «андроновской» археологической культуры составляли единую общность на огромной территории между Волгой, Доном и Уралом на восток до Енисея и на юге до Сред­ней Азии и принадлежали к кругу пасту­шеских культур. Термин «андроновцы», закре­пившийся вследствие первых находок этой археологической культуры в начале ХХ в. близ села Андроново в России, создает ассоциатив­ную связь с русской культурой, русским языком и потому, безусловно, является неудобным, неизменно требуя соответствующего поясне­ния в содержании научно-популярных публи­каций по истории Казахстана.

Предполагается, что именно в евразийских степях произошло приручение человеком лошади, зародился культ этого животного [1, с. 30], в дальнейшем наилучшим образом сох­ранившийся в жизни и культуре кочевых и полукочевых тюркских народов, как казахи, туркмены, кыргызы и др. В номадологии выделяют евразийский степной тип кочевого общества, для которого характерно наряду с другими признаками преобладание в видовом составе стада овец и лошадей [2, c. 124]. Также популярен в современной научной литературе термин «конно-кочевая цивилизация евразий­ских номадов». Говоря об истоках и предпо­сылках конно-кочевой цивилизации евразий­ских номадов нельзя не упомянуть уникальные находки многочисленных остатков лошадей в Ботайской археологической культуре (Кокше- тау, РК), относящейся к энеолиту. На месте древнего поселения обнаружено огромное ко­личество костей - от 70 000 особей лошади, что составляет 99,9% всего найденного на месте этого коневодческого поселения кост­ного материала [3, c. 283-284].

Показателем материально-технических дости­жений культуры эпохи бронзы на территории степной Евразии была металлургия. Домести­кация, а затем оседлание лошади (всадни- чество), изобретение колесниц и повозок, освое­ние и широкое использование металла, совер­шенствование видов оружия - все эти звенья прогресса были взаимосвязаны между собой. Освоение металла, возникновение бронзоли­тейного и позднее железоделательного произ­водства были важнейшими факторами цивили­зации. Древние насельники разрабатывали место­рождения меди, научились получать бронзу - сплав меди и олова.

Именно на Южном Урале, Центральном Ка­захстане, Алтае находились ведущие центры древней металлургии. Казахстан ввиду богат­ства его недр полиметаллами стал одним из таких важных регионов. Речь идет об огром­ных объемах добычи медных руд и олова. Как установили специалисты, в районе Жезказгана в эпоху бронзы было добыто около 1 млн. тонн медной руды, выплавлено около 100 тыс. т. меди [4, с. 107]. Древние плавильщики бронзы были знакомы с секретами добычи и обра­ботки металлов. Археологами найдены остатки различных типов медеплавильных печей, дру­гие технические конструкции.

Насельники древнего Казахстана освоили прядение и ткачество, производство керамики, развивали домостроительство. Среди памят­ников «бегазы-дандыбаевской» археологи­ческой культуры есть монументальные мав­золеи из крупных каменных плит и сырцовых блоков. Эти мавзолеи поражают своим вели­чием и архитектурной завершенностью [5, с. 119]. Строительное искусство доказывают и мавзолеи Тагискена в низовьях Сырдарьи и Приаралья - памятники поздней бронзы: са­мый большой мавзолей Тагискена имеет вы­соту 6-8 м, он был окружен стеной 3-метровой высоты и толщины.

Степная Евразия поступательно накапли­вала знания и навыки в отгонном скотоводстве и мотыжном земледелии. И здесь необходимо подчеркнуть, что стремительное увеличение роли лошади в жизни древнего человека пре­вращала культуру местных «андроновцев» в культуру коневодов. По подсчетам специа­листов, мясная пища «андроновцев» (племен Казахстана эпохи бронзы) на 60-70% состояла из говядины, на 10% - баранины, а конина составляла в мясном рационе 20-30%. [1, с.33- 34]. В эпоху бронзы племена Казахстана на­ряду с лошадьми «монгольского типа» разво­дили коней элитной породы (предков совре­менных ахалтекинцев, английских и арабских породистых скакунов), предназначавшихся для колесничьей запряжки. Именно их воспевали в своих мифах и включали в число объектов ре­лигиозного поклонения древние скотоводы Евразии. И позже скифо-сакские племена пок­лонялись оружию, а боевой конь считался у них священным.

Евразийские номады, прежде всего казахи и монголы, вплоть до наших дней в своих пи­щевых привычках и традициях предпочтение отдают мясу лошади, высоко ценят его, назы­вают лошадь «жемчужным скотом», а конская колбаса считается у этих народов деликатесом. Сегодня в условиях глобализации мы стал­киваемся в общении с представителями разных культур, религий. При этом необходимо ува­жительно относиться к традициям и обычаям всех народов. В то же время мы должны уметь аргументированно доказывать важнейшие осо­бенности и приоритеты собственной традиции. Так, нередко представители иных наций (евро­пейцы, мусульмане Ближнего и Среднего Востока) высказывают мнение, что, мол, ло­шадь является лучшим и верным другом чело­века, кроме того - умным, редким и драгоцен­ным животным, с этой точки зрения «съесть друга» - это вроде бы неэтично.

Затрагивая тему лошади, коня в культуре кочевников Казахстана и их поздних потом­ков, мы должны развеять данный миф следую­щими аргументами. Во-первых, нам хотелось бы подчеркнуть, что казахи, как и их предки - древние тюрки - в своей скотоводческой куль­туре всегда выделяли породистых, элитных коней (а значит, умных, настоящих «друзей»; из которых комплектовались боевые кони) от массы остальных лошадей. На лучших коней распространялись некоторые этические зап­реты.

Конечно, хорошо известен тюркский обы­чай захоронения с конем, принесения в жертву лошади после смерти хозяина. И все же наряду с ним (либо на определенном историческом этапе) сформировались и другие поверья и принципы. По крайней мере в поздней казах­ской традиции боевые кони и элитные скакуны не подлежали закланию и употреблению в пищу. К ним относились почти как к людям, и они умирали естественной смертью. Так, для примера можно привести историю знамени­того коня по кличке Кубас великого батыра Каракерей Кабанбая (Ерасыл). Согласно уст­ной казахской историологии, Кабанбай был богатырского телосложения (чуть ли не трех­метрового роста), так что не всякая лошадь могла его выдержать.

Жеребец Кубас оказался ему под стать и стал его лучшим другом; все знаменитые свои походы батыр Кабанбай прошел со своим вер­ным конем. Батыр достиг пожилого возраста и умирал в своей постели. Враги, узнав о бо­лезни и старости грозного казахского батыра, обрадовались ей и снова подкрались к гра­ницам казахских степей. Услышав тревожную весть, Кабеке пришел в ярость, вскочил с постели. Туго подпоясавшись, он приказал приготовить оружие и коня. Болезнь временно отступила от героя...Кабанбай батыр верхом на своем коне возглавил местных воинов-джи- гитов и дал последний решительный отпор захватчикам.

Далее, как повествует устная историческая традиция народа, возвратившись в родной аул, великий полководец сразу скончался. Но ин­тересна судьба коня батыра. После смерти Кабанбая конь Кубас долгие годы мирно пасся в табунах, стал совсем старым и слабым. По обычаям казахов такая лошадь должна была умирать естественной смертью. Никто не осме­ливался зарезать и съесть благородную ло­шадь, принадлежавшую великому человеку. И вот однажды табунщики доложили старшине аула великого батыра, что Кубас совсем стар и уже не может встать на ноги. Аксакалы, поняв, что смерть приблизилась к старому коню, при­казали, чтобы мимо лежащего Кубаса прог­нали табун лошадей, выкрикивая имя покой­ного батыра «Кабанбай, Кабанбай!». И тогда все увидели и удивились, как старый боевой конь на миг воспрял, зашевелил ушами. Ус­лышав священное имя своего хозяина, конь вдруг поднялся. Заржав, он поскакал было за табуном, но, упав на скаку, сразу испустил дух. (По другой, более противоречивой вер­сии устной народной историологии, наоборот, батыр пережил на три года своего любимого коня; с почетом его похоронил на вершине горы).

Итак, мы видим, что казахи как наследники древних тюркских, кыпчакских коневодов, не ели неразборчиво всех лошадей подряд; луч­ших коней народ считал священными и чтил как полулюдей. В фольклоре и литературе казахов известны имена знаменитых скакунов, о которых сложены легенды и песни. Это - Байчубар, Тайбурыл, Тарлан, Кулагер и дру­гие. Казахский народ помнит не только имена великих ханов и батыров, но и вместе с ними имена их священных коней: это, например, скакуны Алшанбоз (принадлежавший Абылай хану), Наркызыл (батыра Богенбая), Кертайлак (хана Кене), Актабан (героя Исатая) и др.[6, с. 437]

Вместе с тем следует учесть, что запреты на употребление в пищу конины в странах Ближ­него Востока, Европы и др. возникли истори­чески и обусловлены еще тем, что в ряде регионов планеты лошадь является весьма ред­ким, почти экзотическим животным и исполь­зовалась строго по назначению - для кавале­рии. Тогда как в степях Евразии испокон веков диких лошадей водилось очень много (пример: вышеупомянутая Ботайская культура). Создав­шие цивилизацию скотоводческого направле­ния кочевники евразийских степей в течение многих веков создали из этих лошадей огром­ные табуны домашних коней.

Концентрация скота достигала таких раз­меров, что, например, у средневековых тюр- ков-огузов самые богатые имели до десятков тысяч лошадей. Когда умирал состоятельный человек, в его память приносили в жертву 100­200 голов лошадей, как сообщал об этом Ибн Фадлан [7, с. 159-163]. Чокан Валиханов при­водил примеры казахских баев, имевших та­буны численностью до 25 000 лошадей. В условиях такого изобилия употребление в пищу конины не могло нанести ощутимый вред этой популяции или отрицательно по­влиять на состояние кавалерии.

Стоит добавить, что современная медицина подтверждает высочайшие вкусовые качества и пользу конины для здоровья человека, по­скольку это бегающее животное. Кроме того, лошадь - очень чистоплотное и чрезвычайно чуткое к загрязненной пище и воде; поэтому в лошадином мясе бывает мало токсинов, оно легкоусвояемо и менее вредно по сравнению с бараниной и тем более свининой. Широко из­вестны лечебные свойства кумыса - кобыльего молока, которое очищает кровь, эффективно при лечении туберкулеза и др. заболеваний.

Изобретение в древности, на рубеже I-II четверти II тыс. до н.э., бронзы и псалий вместе с удилами (приспособлений, крепив­шихся к узде, что позволило создать конскую упряжку и создать новый вид транспорта - легкую колесницу) исследователи считают от­крытиями, предопределившими смену куль­турных комплексов. Родиной легкой боевой колесницы, в которую запрягали двух-четы­рех лошадей, согласно многим исследованиям, были степи Евразии, и уже отсюда она попала в страны Передней Азии. Боевая колесница была шедевром мастерства, совмещающая проч­ность конструкции и маневренность на боль­шой скорости. Образцы их изображены древ­ними художниками на скалах (петроглифы). Колесницы и повозки сохранялись и в эпоху саков. Заслуживает внимания новые виды ору­жия и орудий (втульчатые копья, секиры, ме­таллические наконечники стрел), протоюрты и средства передвижения: жилища на четырех­колесных телегах, грузовые повозки и телеги.

Создатели конно-кочевой цивилизации Евразии были прекрасными мастерами, освоив­шими различные ремесла. Другим аспектом культурно-цивилизационного развития в про­тотюркский период является генезис городов. Протогорода - предшественники городов были на территории Евразии уже в эпоху бронзы. Сенсационным стало открытие в Южном Урале и сопредельных регионах Казахстана «страны городов», датируемое рубежом III-II тыс. до н.э. Примерами монументальной архитектуры являются Аркаим, Кент и др. Они имели свое­образную застройку, инфраструктуру: оборо­нительные сооружения, водоснабжение, святи­лища, развитые ремесленные центры. Уникаль­ным образцом протогородов Евразии должен быть назван Аркаим (XVIII-XVI вв. до н.э.), который был одновременно храмом, крепостью, ремесленным центром и жилым поселком. Общая площадь памятника составляет 20 тыс. кв. м.

Говоря о факторах цивилизационного раз­вития в степной Евразии, следует признать уникальную стимулирующую роль Великого шелкового пути [8, с. 17-28]. Этот трансконти­нентальный маршрут впервые соединил даль­невосточный и средиземноморский очаги древ­них цивилизаций и проходил через Централь­ную Азию. Начинается генезис этого великого маршрута с путешествия за Великую Стену Чжан Цяня в сер. II в. до н.э., который дошел до территории современного Афганистана.

Представляя собой систему торговых кара­ванных путей, связывавших вплоть до XVI в. н. э. главные культурно-хозяйственные регионы Евразии - Китай, Центральную Азию, Индию,

Средний и Ближний Восток, Средиземноморье и Европу - Шелковый путь оказал неоцени­мую услугу в цивилизационном развитии но­мадов Казахстана в качестве катализатора меж­культурного обмена и инноваций. Через Семи­речье и Сыр-Дарью, как известно, проходила главная трасса данной международной торгово­дипломатической артерии.

В целом, общепризнанно, что культурные контакты и обмен опытом - необходимое усло­вие социального прогресса, тогда как изоля­ция, особенно если это касается номадических обществ, часто приводит к стагнации. Не го­воря о Центральной Азии, даже население далекого Алтая и Сибири в те времена имело контакты с древними цивилизациями Перед­ней Азии. Согласно исследованиям, древняя тюркская Сибирь была более тесно связанной с Западом, чем с Востоком (Китай и др. страны). У берегов Байкала, на Ангаре, Лене сходились и расходились пути древних культур Востока и Запада.

Культурные связи с Ираном, Китаем, Парфией, Кушанской империей и другими древ­ними цивилизациями не могли пройти бесследно для степняков Евразии. Не исключается и обрат­ное влияние: так, одним из путей распростра­нения бронзы в древней Евразии был путь из Семиречья в западный Китай. Потребность в бронзе была одним из факторов, повлиявших на возникновение Шелкового пути. Цивилиза­ция Степи оказала влияние на развитие ранней китайской цивилизации, дав ей металлургию, лошадь и колесницы с запряженным конями. Китайцы хорошо знали древних насельников Казахстана: саков (сэ, сэйчжун), усуней (усунь) и канглы (кангюй, канцзюй), хуннов (сюнну); в ранние эпохи северных кочевников называли собирательным именем «ху» (дунху - восточ­ные «варвары», юечжи - западные), позже ки­тайские летописи писали о «туцзюе» - древ­них тюрках эпохи Великого Каганата.

Появление всадничества и кочевничества сыграло революционную роль в формировании и укреплении основ цивилизации на простран­ствах Евразии (сакская и тюркская эпохи). В результате произошла серьезная социально­культурная трансформация: сформировалась мобильная конно-кочевая цивилизация евра­зийских номадов. Генезис номадизма в начале I тыс. до н.э., будучи обусловлен главным об­разом аридизацией климата в центрально­евразийской ойкумене, стал в конце концов экономическим и технологическим прорывом, так как его следует понимать не просто как своеобразный производящий тип экономики, но и оптимальный, своевременный ответ со­циума на вызов природно-географического и социально-демографического фактора.

Через номадизм стало возможным хозяйст­венное освоение ранее неиспользуемых огром­ных степных пространств. Интерес ученых вы­зывает и традиция облавной охоты кочевников Евразии, которая серьезно повлияла на генезис номадического хозяйства, а с другой стороны - на дальнейшее совершенствование военного дела. Важнейшим изобретением кочевников- прототюрков была юрта как уникальная мо­дель разборного жилища; широко распростра­няется юрта уже в VII-VI в. до н.э. [5, с. 120]

Новый скотоводческий тип хозяйства в рамках конно-кочевой цивилизации оказался рентабельным, высокопродуктивным, произ­водя больше прибавочного продукта и обеспе­чивая излишек, что, в свою очередь, стимули­ровало процессы социо- и политогенеза. Паст­бищное кочевое скотоводство позволяло зна­чительно увеличивать поголовье скота, сводя к минимуму трудовые затраты на его содержа­ние. Таким образом, массы молодых мужчин освободились от труда, составив «касту» про­фессиональных воинов. Постепенно нарастала военизация кочевого быта, усиливалась воин­ственность и частота военно-политических кон­фликтов. Таким образом, всадничество явило собой новый военно-политический механизм [9, с. 58]. «Использование лошади коренным образом изменило условия охоты в пользу человека и несравненно увеличило производи­тельность труда» [3, с. 287].

Если говорить о роли лошади в истории человечества в философском ключе, то необ­ходимо сказать, что благодаря лошади человек оторвался от привычной почвы, ему открылись дали и свобода передвижения, возможность создания новой, превосходящей прежнюю бое­вой техники. Возник слой аристократов-воинов, способных приручить лошадь и подчинить ее своей воле, проявить личное мужество наезд­ника и воина. В истории Евразии и всего древ­него и средневекового мира кочевники всегда выступали трансляторами культурных ценностей и технологических новшеств, инициаторами диалога этносов и цивилизаций.

Быстрая и маневренная конница евразий­ских номадов, вооруженная легкими луками с трехгранными стрелами стала грозной силой для окружающих соседей. В древности завое­вания и связанные с ними миграции усиливали интеграцию народов и культур, ломали уста­ревшие стереотипы, мертвую неподвижность некоторых обществ. Именно неоседлый образ жизни стимулировал миграцию населения, которая, в свою очередь, являлась катализа­тором этнических, и в частности, этногенетических процессов, развивавшихся особенно интенсивно в пределах контактов между осед­лым скотоводческим и оседло-земледельческим населением.

Кочевые народы были создателями ориги­нальной военной системы, с помощью которой на протяжении ряда веков они получали бес­спорное военно-политическое превосходство над своими противниками. Как считают спе­циалисты, возможно, родиной сложносостав­ного лука следует считать пограничные районы Южной Сибири и Центральной Азии [10, с. 47­48], затем лук скифского типа быстро распро­странился по всей Евразии. В конце I тыс. до н. э. возникает и лук хуннского типа, послу­живший основой для различных типов луков в тюркской среде.

Еще на заре сако-скифской эпохи происхо­дит увеличение производства оружия и повы­шение его качества: бронзовых наконечников стрел, копий, ножей, кинжалов. Многие изо­бретения (железной сбруи, видов оружия, сек­ретов металлообработки и др.) принадлежали прототюркам Евразии. Саки использовали раз­личные виды рубяще-колющего оружия: корот­кие кинжалы, мечи, секиры, носили панцири из пластин. Кочевая сарматская культура ха­рактеризуется копьями конической формы, особыми шлемами и кольчугами.

Именно в военно-технической области быстро и заметно шел и идет процесс инно­ваций, заимствований и взаимовлияний. Хун- ны, в нач. I тыс. до н.э. населявшие Внутрен­нюю Азию, также вносили вклад в цивили­зацию коневодов. Они освоили металлургию бронзы и железа, металлообработку, колесные повозки и всадничество. Хунны имели навыки военного дела, стенобитную технику, что поз­воляло им успешно брать укрепления и города.

К настоящему времени открыто множество памятников материально-культурного насле­дия саков Казахстана: это поселения, древние строения, места очагов, оружие, предметы быта, ювелирные изделия. В них найдено множество наконечников стрел, копий, ножей, мотыг, топоров, молотков, глиняной посуды. В захороненных вместе с костями людей обна­ружены различные предметы обихода, в более поздних могильниках - бронзовые изделия, золотые и серебряные украшения.

Можно упомянуть такие памятники, имею­щие огромное значение для реконструкции древней истории Казахстана и сопредельных регионов Евразии, как Пазырык, Майэмир, Чи- ликты, Бесшатыр, Берел, Иссык, Тасмолинские комплексы, Тагискен, Уйгарак, Аралтобе и др. Часть памятников древних саков - это захоро­нения сакских вождей. Они встречаются на бе­регах рек Талас, Чу, Или, на склонах Илий- ского и Джунгарского Алатау, в Кегенских и Нарынкольских предгорьях. Сенсационным открытием своего времени стал памятник Берель - сакский курган VI в. до н.э. (Алтай).

В Берельском кургане археологами най­дены такие произведения звериного стиля, как позолоченные грифоны, покрытые золотом дере­вянные скульптурные изображения тигров- грифонов, баранов, лосей, оленей, много дру­гих украшений. Самым интересным является захоронение 17 лошадей в полном убранстве, которое сохранились благодаря вечной мерзлоте. Находки подтверждают знакомство древних насельников Евразии с секретами мумифика­ции с помощью искусственного льда, приемами трепанации черепа и т.д.

Гордостью конно-кочевой цивилизации Ев­разии является анималистическое искусство (т.н. звериного стиля). Атрибуты роскоши ко­чевников сводились к одежде и украшениям, к аксессуарам снаряжения и конской сбруи. Поэтому такие предметы, как застежки и пряжки, подвески для сабли, элементы лошадиной сбруи были специально предназначены для стилиза­ции. Формы животных и мифологических су­ществ придавали ручкам кинжалов, ножкам котлов, конским украшениям пряжкам, серь­гам и бусам. Это искусство носило прикладной характер и одновременно религиозно-магическое значение (выполняя тотемно-магическую функ­цию).

В содержании искусства предполагалась по­стоянная группа изображаемых животных. Это

• лось, олень, лошадь, горный баран и козел, хищники (лев, тигр, барс), хищные птицы, реже
• кабан, сайга. Звери изображаются отдельно или в сложных композициях, сценах смертель­ной схватки, борьбы. Особенно это было ха­рактерно для искусства номадов. Многие ис­следователи считают искусство саков Евразии местным, оригинальным, хотя не исключаются факты взаимовлияний и заимствований (от персов, йонницев).

Правильно считать искусство звериного стиля синтезом, сплавом самобытных и заимствован­ных традиций. Такие образы, как лев, орел- грифон, мотив древа жизни - «священного дерева», цветок лотоса и др. могли быть заим­ствованиями из персо-ассирийской культуры. Мотив свернувшегося в кольцо хищника ко­шачьей породы также считается заимствован­ным из Передней Азии. В свою очередь, рогатые львиные грифоны персы переняли из Ассирии и Вавилона.

Евразия, вероятно, заимствовала из Перед­ней Азии, основную идею воплощения в ис­кусстве звериных образцов, заимствовала худо­жественный стиль [9, с. 111]. В то же время кочевники творчески перерабатывали это ис­кусство и вкладывали в него свое этническое видение. Ряд ученых считают, что скифское ис­кусство возникло на севере Центральной Си­бири (именно - Алтай и верховья Енисея), а затем подверглось ассирийскому, иранскому влиянию. В изображениях скифо-сакских масте­ров больше жизни и экспрессии, что точно пере­дает дух номадизма. В целом, весомый вклад племен Евразии позволяет утверждать, что здесь сформировалась независимая школа дан­ного искусства - «евразийский звериный стиль».

Само искусство «звериного стиля» эволю­ционировало в ходе истории: рождались ори­гинальные идеи и сюжеты, совершенствова­лись приемы орнаментации, со временем на­растала стилизация и схематизация в изобра­жении животных вплоть до перехода в бес­предметный орнаментализм. Анималистическое искусство пережило этапы: архаичный (VII-VI и нач. V в. до н.э.), переходный (V и нач. IV в. до н.э.), наивысшего расцвета (IV в. до н.э.), затем упадка и трансформации (конец IV- нач. III в. до н. э.).

Судя по археологическим находкам, у древ­них хуннов также было развито очень ориги­нальное искусство - в основном пряжки и пластины для пояса, застежки и пуговицы из бронзы со стилизованными анималистическими мотивами или с характерными плавными окон­чаниями узора. Его часто называют «ордос- ским искусством» по названию племени, ко­торое жило в излучине Желтой реки, к северу от Шаньси, где обнаружено особенно много находок.

В 1972 г. на территории Внутренней Мон­голии, при раскопках кургана Алусай было обнаружено 218 золотых изделий общей мас­сой более 4 тыс. граммов, среди которых обра­щает внимание золотая диадема (корона) высо­той 7,1 см и диаметром 16,5 см., украшенная в зверином стиле. Изображение орла на короне символизировало высокий статус ее облада­теля и имело религиозно-символическое значе­ние. Как определили специалисты, корона при­надлежала хуннскому вождю [11, c. 21].

При раскопках памятников, принадлежа­щим усуням и кангюй, также находят раз­личные золотые украшения, серьги, кольца. В одном из курганов найдена интересная пряжка с изображением головы льва, проглатываю­щего птицу. Усуни и канглы были прекрас­ными ремесленниками; у них было развито гончарное, ткацкое, кожевенное, кузнечное, юве­лирное ремесла. Безусловно, нельзя отрицать культурные влияния из Китая и Ирана, элли­нистической культуры Средней Азии через контакты по Шелковому пути. Например, в курганах канглов найдена чашечка из нефрита, свидетельствующая о связях с Китаем.

Номадологи признают этнопсихологические особенности ранних кочевников, то есть фун­даментальные признаки, характеризующие их ментальность. Древние номады (саки, гунны, тюрки) ценили и сами выработали в себе физи­ческую и нравственную выносливость, свобо­долюбие, храбрость, воинскую доблесть; они были мобильными и открытыми к иннова­циям, не любили застой и статику, консерва­тивную привязанность к определенному месту жительства.

Если обратиться к духовным ценностям конно-кочевой цивилизации, то весьма ори­гинальны и ценны выработанные кочевниками Евразии этикетные нормы и табу, развитая система функционирования и поддержки слож­ных этногенетических взаимоотношений и зна­ния генеалогий, практика строгих экзогамных браков (запрещающая браки до седьмого ко­лена), не говоря о секретах военного искус­ства, ведения охоты на диких животных, кос­мологических, экологических знаниях и др.

Искусство красноречия и поэзии было по­ставлено в кочевой тюркской культуре на не­бывалую высоту. Классик тюркологии В. Радлов писал, что среди тюркских народов именно казахи и киргизы отличаются необыкновен­ным умением говорить; что кочевники смотрят на ритмическую речь как на высшее искусство в мире. При этом у них сильно распространено искусство импровизации. Татарский ученый Садри Максуди также подчеркивал, что в отличие от других тюркских народов именно у казахов и кыргызов сохранилось импровиза­торство и особая склонность к поэзии. Духов­ная культура тюрков-кочевников представляла гармоничный сплав древних мифологических сказаний, фольклора, прежде всего герои­ческого эпоса, историко-генеалогических и ли­тературных произведений, ораторского искус­ства и музыкально-песенного творчества

Итак, несмотря на то, что к началу XXI века в мировой историографии преодолены многие отрицательные стереотипы относительно но­мадов, утверждать о том, что тема конно-коче­вой культуры евразийских номадов исследо­вана до конца нет оснований. Исторический опыт номадизма все еще нуждается в даль­нейшем исследовании. Это касается и особой ментальности номадов как трансляторов куль­турных инноваций, интеграторов, экологической культуры и др. В современной историографии признается, что создатели конно-кочевой циви­лизации были одним из «главных агентов культурной диффузии и крос-культурных кон­тактов в Евразии» [12].

Литература

1. Кузьмина Е.Е. Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня. Фрунзе, 1986- 132 с.
2. Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Алматы, 2000 - 604с.
3. Зайберт, Виктор. Ботайская культура. Алматы, 2009- 576 с.
4. История Казахстана с древнейших времен до наших дней. Т.1, Алматы, 1996-544 с.
5. Маргулан, Алькей. Сочинения. Т. Алматы, 2010. - 472с.
6. Тоқтабай, Ахмет. Қазақ жылқысының тарихы - Алматы, 2010 - 496 б.
7. Материалы по истории туркмен и Туркмении. - Т. - Москва-Ленинград, 1939 - 612 с.
8. Байпаков К.М. Великий Шелковый путь в Центральной Азии // Материалы научно-практической конференции «Шелковый путь и Казахстан» (Алматы, 2-3 сентября 1998 г.). - Алматы, - С.17-28.
9. Археология Казахстана. Алматы, - 265 с.
10. Кушкумбаев А. К. Военное дело казахов в XVH-XVIH веках. Алматы, 2011-172 с.
11. Тарихи-мәдени жәдігерлер. Қазақстан тарихы туралы қытай деректемелері. 2 том. Алматы, - 80 б.
12. Вклад кочевников в развитие мировой цивилизации. Сб. материалов международной научной конференции.- Ал­маты, 2009. - 345 с.