Анализ поэзии Новраса Имана с идейносодержательной точки зрения, в первую очередь, требует определения основных и ведущих семантических идейных направлений этой поэзии, выявления самобытности этих идейных направлений в традиционном и каноническом идейно-содержательном контексте ашугской поэзии в целом. Потому как, как отмечает большинство исследователей, в ашугской поэзии, составленной преимущественно из текстов традиционного типа, и соответственно, и формой, и содержанием являющейся каноничной, подчиняющейся определенным клише, сила мастерства отдельно взятого ашуга, поэтическая индивидуальная самобытность измеряется тем, сколь он оригинален в ограниченных рамках этой каноничности, клише поэтических фигур. Традиционные семантические идейные направления, приобретенные ашугской поэзией в течение столетий пройденного историко-культурного пути эволюции, хоть и подверглись небольшим изменениям, ведущие поэтические формулы остались в массе своей неизменными. Вне зависимости и от индивидуального поэтического почерка, и от личного поэтико-философского мировоззрения, любой ашуг, взяв в руки перо, в той или иной форме вынужден был подчиняться этим формулам. В таких условиях традиция, предоставляя для творчества готовые формулы, значительно облегчает индивидуальный творческий процесс. С другой же стороны, становится сложнее проявлять оригинальность в традиционных для ашуга условиях ограниченности темы.
В азербайджанской советской фольклористике норматированное заключение о классификации богатой ашугской поэзии по содержанию завершилось выделением трех направлений:
-
- Любовная лирика;
- Общественно-политическая лирика;
- Лирика природы.
Взяв за основу мотивы классовой борьбы, борьбы народа с правящим слоем в творчестве фольклористов советского периода, в вышеуказанной классификации в наибольшей степени было идеологизировано направление общественно-политической лирики. Например, написавший в тот период отдельную монографию об ашугском искусстве Мирза Ибрагимов так оценивает с социологической позиции общественные мотивы в ашугском искусстве: «Ашугское творчество постепенно начало отображать не только лирические любовные темы, но и все больше политические события. Темой многих ашугских стихов стали угнетение шахами и феодалами народных масс, грабежи и мародерства иноземных захватчиков, несправедливость сильных правящих классов. То есть тематика ашугской поэзии, ашугского искусства сильно расширяется. Она, наряду с освещением любовных мотивов, нравственно-моральных задач, общественно-политических тем, повествует и о геростве народа в борьбе за свободу и счастье, отражает отношение человека к природе, отдельные сферы его бытовой жизни» (1, 50).
В связи с религиозно-мистическими представлениями ашугов, в азербайджанской фольклористике, охватывающей последние 20 лет, становимся свидетелями добавления нового идейно-тематического направления к вышеизложенным идейным направлениям. Это направление исследователи преимущественно советского периода называли «религиозными стихами». Однако в исследованиях, серьезно анализирующих ашугскую поэзию в контексте участвовавших в его формировании древних тюркских и средневековых мистических представлений, ведущихся вне советской идеологии, это идейное направление отмечается как «религиозно-мистические представления», «ашугство справедливости», «мистическая символика», «воспевание духовно-божественных ценностей в ашугской поэзии», «философскосуфийская поэзия в ашугском искусстве» и т.д. И поэтому для более полного охвата идейносодержательного направления ашугской поэзии было бы целесообразными добавление к вышеизложенному классическому разделению «религиозно-мистического» направления.
Упоминаемые нами идейно-содержательные направления ашугской поэзии основываются на самые общих принципах. И эти идейные направления сами также порой делятся на другие идейные направления, склонные к проявлению себя в статусе автономных тем. А с другой стороны среди самих этих идейных направлений возникают «содержательно-диффузные зоны». Порой в каком-либо ашугском стихотворении так сплетаются общественная проблематика с религиозными воззрениями, или же любовная лирика с лирикой природы, мистическая символика с натуральным изображением красавицы и пр., что невозможно определить точные границы между направлениями содержания.
И вскормленная на основе богатых традиций ашугской поэзии сотен лет и ашугской среды Гёйчи поэзия Новраса Имана, с точки зрения тематики, крайне разнообразна. Традиционная среди тематических направлений ашугской поэзии лирика природы в поэзии Новраса Имана практически отсутствует. Известна лишь одна кошма «Горы» («Dağlar»), отдельно посвященная ашугом теме природы (2, 33). Кроме этого, в работах иной тематики по сравнению с другими ашугами в поэзии Новраса Имана очень слабо использование описаний природы в качестве эстетического фона, поэтической фигуры. И основной причиной этого является значительное преобладание интеллектуальнофилософского уклона над чувственно-эмоциональным уклоном в поэзии глубоко связанного с религиозно-мистическими представлениями мастера. Это качество проявляется и в другом тематическом направлении. И заключается она в заметно меньшем количестве стихов с любовной лирикой по сравнению со стихами религиозно-мистической и общественной тематики.
Одним из черт, определяющих специфику основного содержания поэзии Новраса Имана, является господство в этой поэзии глубокой печали. Эта печаль есть поэтико-философская печаль, порожденная духовным одиночеством, заключающим в себе и жизненные трагедии, и чуждость общественной реальности духу поэта, и одиночество чужестранца, и разлуку от божественного начала в мистическом понимании, по отдельности не являющееся ни одним из них, а в целом являющееся всем. Печаль такого масштаба, не встреченная нами в творчестве ни у одного из классических и современных ашугов, в поэзии Новраса Имана возвышается до уровня нравственной ценности. Духовное одиночество Новраса Имана обуславливалось различными причинами, начиная противоречием его внутреннего духовного мира с окружающим миром, и заканчивая непониманием окружающими, признанием его мистической печали безумием. Новрас Иман должен был творить с подобной внутренней духовной потенцией на этапе мастерства ашугского искусства, в социально-общественной среде атеистического советского этапа. Среда же не позволяла этого. Поэтому в печали Новраса Имана присутствует порожденное духовным одиночеством желание быть непосредственно понятым, воспринятым. Возможно, поэтому во всех печальных стихах ашуга, наряду с собственным плачем, очень сильно желание заставить плакать и следовательно, сломав лед невежества в человеке, очеловечить и заставить понять:
Возможно, большинство стихов Новраса Имана можно считать письмами, написанными слезами и адресованными и современникам, и будущим поколениям. Поэт, призывая выплакаться прочитавших его письмо, понявших его, соболезнующих ему, этим показывает, что оказался в омуте духовного одиночества.
Как известно, глубокая философская печаль более соответствует общему духу классической поэзии, чем ашугскому творчеству. В нашей классической поэзии, распространившейся на базе мистической идеи, описание мук разлуки, порожденное отсутствием красавицы печаль постоянно была на ведущих позициях. В этом смысле, и поэзия Новраса Имана один из своих идейных источников получила в классической литературе. Написание ашугом совершенных произведений и в жанре классической поэзии
также была результатом этого. В этом смысле творчество Новраса Имана больше всего из классиков напоминает творчество Физули. Как известно, Физули был величайшим мастером не только азербайджанской, но и всей восточной поэзии, построившим Млечный Путь из горя и печали. «Горе»ключевое понятие для раскрытия сущности поэзии Физули. И в скорбных стихах Новраса Имана физулианство проявляется в наглядной форме.
Hicran yürüş etdi, qəm aldı canım, Ağlar gözüm, qanlı yaşlar tökər hey, Dərdü-möhnət bürüyübdür hər yanım, Qoşub dildə qəm kotanı əkər hey (3, 65)
Здесь такие гиперболы, как «hicranin yürüş etməsi, qəmin can almasi, dərd və möhnətin hər tərəfi bürüməsi», говорят о мерилах Физули.
Эта печаль порой выражает глубокое социально-общественное содержание, порой проявляет себя как суфийское горе, а иногда воспроизводится как муки от разлуки с красавицей или Родиной. На наш взгляд, так как в основе поэзии Новраса Имана стояло мистическое мировоззрение, в плане общего содержания интеллектуально-философское содержание делает еще более наглядной эту печаль. В этом смысле у Новраса Имана качество, которое может быть охарактеризовано нами как общественная печаль, обладает определенной самобытностью. Проявление этой печали как общественной, то есть фактическое проявление противоречий между личностью мастера и эпохой, есть видимая сторона вопроса. В действительности, корни этой печали более глубоки. По своему масштабу и остроте даже доходит до философии «меджнунства». Причиной этого опять же является индивидуальное мировоззрение ашуга. Исторический период, в который жил Новрас Иман, с точки зрения внутренней культурологической закономерности развития ашугского искусства, был периодом возрождения. На примере поэзии ашуга Алескера, этот период был периодом единства суфийских сект и искусства на основе новых критериев искусства. Этот процесс, будучи в полной мере следствием естественной закономерности, регулировал сам. Так как эта стадия являлась стадией мастерства, здесь все подчинялась критериям искусства. Даже самая глубокая религиозно-мистическая идея воспевалась на основе высших критериев искус ства. А во главе этого процесса стоял Деде Алескер:
Eşq ilə sevdanın kökü Keçib cismi-canımdadır, Şeyxlərə ol dərsi verən, İndi mənim yanımdadır.
Алескер, будучи новым наставником и путеводителем качества синтеза направлений суфизма и искусства на основе эстетических критериев, создавал не только индивидуальные поэтические образцы. Алескер разрабатывает стоящие в идейной основе существовавшей до него в течение сотен лет ашугской поэзии религиозно-мистические мировые модели в новых исторических условиях в новых поэтических формах, и, соответственно, на основе новых эстетических критериев и качественно новых принципов, если сказать образно, проведя через самого себя существующую традицию, адаптирует его к новым историческим условиям. Алескер привязан такими глубокими и сердечными нитями к потенции «ашугства справедливости», что в этой поэзии даже самый голый натурализм ни в коем случае не является не эстетичным, даже не составлял противоречия с мистическим мировоззрением. Таким образом, ашугское искусство, преимущественно на примере Деде Алескера, на очередном этапе, на всех стадиях истории своего развития, наряду с выражением в никогда не встречающейся форме высокой эстетичности, сохранила в своем идейном ядре религиозно-мистическую модель мира, и, как следствие, духовно-божественное ценности. Бывший наследником ашуга Алескера как с точки зрения генеалогии, так и духовно-божественной, Новрас Иман воспитывался именно на этих корнях.
Период расцвета творчества Новраса Имана, пропагандирующего религиозно-мистические идеи, совпал с периодом установления советской власти в Азербайджане. А советская власть, как известно, опиралась на атеистическо-материалистические идеи. Следовательно, между религиозно-мистическими идеями, на которые опирался Новрас Иман, и советской идеологией было острое противоречие. Именно это качество еще более обостряет противостояние между личностью и обществом в его стихах общественного содержания. И в основе глубокой общественной скорби, проявляющейся в этой поэзии, стоит именно данное противоречие. В поэзии Новраса Имана религиозно-мистическая потенция столь сильна, что отказаться от нее в угоду советизации, превратиться в инструмент пропаганды советской идеологии, было невозможно. Молодой ашуг на ранних этапах своего творчества хоть и пытался неоднократно сделать это, в биографии ашуга это остается лишь экспериментом. Составляющее основную цель его поэзии божественно-духовное содержание не идет ни на какие компромиссы. Если бы привязанность его поэзии к мистицизму был бы лишь эстетическим фоном, внешней оболочкой, был на уровне системы образов, отдающих дань традиции, тогда его легко можно было бы превратить в инструмент пропаганды советских идей. Примеров чему в лице ашугов того периода мы можем увидеть предостаточно. В поэзии Новраса Имана эти духовные ценности были в статусе сущности, составляющей основу поэзии. Именно поэтому в прозведениях Новраса Имана общественного содержания более наглядны мотивы печали, траура, скорби, жалоб на эпоху, на отсутствие сочувствующих его горю.
В произведениях поэта общественного содержания есть множество дидактических устаднаме, содержащих пропаганду нравственно-моральных ценностей и критику антиморальных ценностей, на которых нужно особо остановиться. Как известно, устаднаме называют сформировавшиеся как особый жанр, своим содержанием пропагандирующие нравственно-моральные ценности, критикующие антиморальные ценности, наставительного характера, глубокомысленные образцы стихов в ашугской поэзии. В целом, в архетипе моральных представлений, нашедших отражение в ашугской поэзии, стояли системные религиозно-философские и мистические представления. Другими словами, мастер-ашуг определяет существующее в обществе добро и зло на основе приницпов системного мировоззрения, на которую опирается сам. В ашугской поэзии согласно динамике исторического развития в этом статусе доминируют религиозные и мистические представления. Однако есть и тот факт, что морально-нравственные принципы, обеспечивающие порядок жизни и межчеловеческих отношений в мусульманском обществе, со временем универсализировались, лишились архетипа. А в поэзии Новраса Имана, при пропаганде морально-нравственных ценностей в устаднаме, религиозно-мистические представления напрямую опираются на информативный уровень.
Говоря об общих идейных направлениях, особенностях содержания творчества Новраса Имана, необходимо особо отметить еще один аспект. Имеется в виду вопрос внутренней семантической структуры самой религиозномистической лирики, составляющей основу поэзии. В поэзии ашуга религиозные представления проявляют себя, с одной стороны, как отмеченная нами выше пропаганда нравственно-моральных ценностей, а с другой стороны, на информативном уровне (шариат, религиозная история, религиозные предания, религиозные личности и др.). В этой поезии в пропаганде религиозно-духовых ценностей особое преимущество имеют тенденции шиизма. Шиитские представления в творчестве поэта проявляются в нескольких направлениях:
- Поэтическо-информативные представления о Хазрет Али и имамах в контексте истории исламской религии;
- Воспевание образа Али;
- Использование шиитских представлений в контексте пропаганды духовно-нравственных ценностей.
В силу того, что это качество является одним из основных и ведущих идейных направлений поэзии, мы считаем целесообразным признать его одним из основных направлений раздела воспевания религиозных и мистических ценностей.
Хотим также отметить, что произведениям как общественного, так и религиозно-мистического содержания Новраса Имана свойственнен глубокий интелектуализм. Поэтому более целесообразно именование этого уклона «общественно-философским» и «религиозным и мистико-философским». Терминологический эпитет «философский» более точно выражает в себе аналитическую характеристику этих стихотворений.
Таким образом, обобщая вышеизложенные предположения об идейно-содержательных особенностях поэзии Новраса Имана, для более системного охвата этой поэзии по всем содержательным параметрам, предлагаем следующую модель идейно-содержательной классификации:
- Общественно-философская лирика:
- критика общественных уродств и антиморальных ценностей;
- пропаганда нравственно-моральных ценностей;
- мотивы чужбины;
- стихотворения, созданные на основе индивидуально-биографических деталей;
- Религиозная и мистико-философская лирика:
- религиозно-информативное направление (история религии, шариат, релеигиозные притчи и стихи о религиозных деятелях)
- воспевание мистико-моральных ценностей;
- Любовная лирика:
- гезеллеме (род стихов, восхваляющих женскую красотуприм. пер.);
- воспевания ашугом (влюбленым) любовных чувств.
Литература:
- Ибрагимов М. Реализм в ашугской поэзии. –Баку: Элм, 1966. – 32 с.
- Новрес Иман. Избранные произведения. –Баку: 2044. – 199 с.
- Байрамов А. Духовный мир ашуга // В газете «Советская Арменя», 17 ноября 1981, № 138.