Словообраз-концепт «трава» в речемыслительной деятельности Бахыта Каирбекова относится к числу ядерных, или ключевых. Этот лингвоэстетический факт мотивирован в первую очередь сквозной актуализацией данной единицы художественного сознания в текстах каирбековских произведений, а также включенностью соответствующего ключевого словесного знака в заглавие стихотворения и в название стихотворного цикла, состоящего из тринадцати стихотворений [1]. Активная функциональная значимость концепта «трава» в дискурсе Бахыта Каирбекова обусловлена в первую очередь художественной синтагматической экспликацией данной ментальной структуры в составе концептуальной метафоры «родословная травы», приобретающего стилистическую и смысловую достаточность в заглавии стихотворения и в названии стихотворного цикла. Лексема «родословная» в прямом употреблении и истолковании означает: «совокупность поколений, относящихся к одному роду». При этом в узусе, как в языке, так и в речи, словесная единица «родословная» на уровне синтагматическом распространяется генетивными номинатами «человека» или «животного», элиминируя номинаты-распространители из растительного мира. Сравните: всегда есть «родословная человека», возможна «родословная животного», но нет в обыденной речевой практике – «родословной растения».
Концептуальная метафора «родословная травы» как свернутое сравнение в лингвопоэтическом отношении, на наш взгляд, корреспондирует прямо со «сравнениями нового времени» (термин Масловой В.А.), которым присуща не только изобразительная функция, но и функция порождения нового смысла. Более того, сравнения нового времени, по наблюдениям В.А. Масловой, могут выполнять текстообразующую функцию, строить текст-сравнение:
«…сравнение не просто вырастает из текста, а как бы прорастает в текст, цементируя его, обеспечивая тем самым сцепление текста в структурное целое» [2,149]. О прагматической функции сравнений нового времени российский ученый говорит: «Они нужны для иллюстрации сложных идей. Яркий и неожиданный образ помогает пониманию, запоминанию, в нем сильно убеждающее начало. Старое и давно известное в таких сравнениях предстает преображенным и переосознанным. Сравнение здесь не украшение речи, текста, оно суть, способ более широкого видения мира. Открывая мир, такие сравнения как бы диктуют реципиенту определенное настроение» [2,150]. Лингвопоэтическая корреспон
денция концептуальной метафоры «родословная травы» со сравнениями нового времени обусловлена в первую очередь активной функциональной значимостью данных речемыслительных единиц в словесном эстетическом целом; в более точном определении концептуальная метафора, как и сравнения нового времени, – «иллюстрация сложных идей» автора-творца и соответственно названные текстопорождающие структурные элементы могут квалифицироваться в качестве ядерных смысловых компонентов словесного эстетического целого. «Сложная идея» Бахыта Каирбекова, репрезентируемая во внешней и внутренней смысловой структуре концептуальной метафоры «родословная травы», это идейно-тематическая актуализация и авторская интерпретация архетипического комплекса «Сад и его составлящие», когда «трава» одно из опорных составляющих архитипической ментальной структуры «Сад». Казахстанский специалист в области архитипики Е.М. Лулудова об архетипе сад пишет следующее: «…сад – это мир не столько увиденный, сколько созданный художником, микрокосм, целостный и антонимичный одновременно, вбирающий бренное и вечное, мертвое и живое, реальное и символическое, эмпирическое, сиюминутное и трансцендентальное; это быт и бытие в его совокупности…[3,66].
С целью истолкования дискурсивной функциональной значимости словообраза-концепта «трава» и концептуальной метафоры «родословная травы» в составе архитипического комплекса «Сад и его составляющие» считаем необходимым еще раз обратить внимание на своеобразие творческой личности Бахыта Каирбекова. Как поэт Бахыт Каирбеков становится своеобразным бахсы – музыкантом, прорицателем, врачом и учителем, как любой настоящий поэт Бахыт Каирбеков – своеобразный медиум, канал связи между человеком разумным и Богом; слово поэта – живой организм, одухотворенный высокой духовностью, одухотворенная субстанция, передающая вечные истины, вступающая в диалог с прошлым и будущим, трансформирующая настоящее. В целом своеобразие речемыслительной деятельности Бахыта Каирбекова связано с его эстетической концептосферой, ядро которой составляют художественные концепты, или устойчивые мифологемы «сад», «трава», «вода», представляющие особенности миропонимания и мироистолкования мастера слова, точнее его «проникания» в центры Бытия. Если воспользоваться терминологией эстетико философской концепции Бахыта Каирбекова то, он – «кочевник с авиабилетом», в основе художественной ментальности которого «мифо-ритуальный сценарий миропонимания кочевника». Поэт в эссе «Лик времени – Движение Луча» прямо декларирует:
«Современный человек вновь обретает свое первобытное лицо – облик Кочевника.
Его дом – условен и жалок.
Он одинок в своей тоске по Несбыточному. Он – сирота – отлученный от Неба и Земли. Он отлучен от песен, стихов и сказок.
Песни его – безлики и мертвы.
В них больше от вопля и мычания замученного раба.
Стихи – хрип и шепот изредка пробивающейся из-под асфальта Травы».
В этом художественно-публицистическом рассуждении обращаем внимание на заключительное высказывание, где в соответствии с номадическим мировоззрением Бахыта Каирбекова репрезентируются две его устойчивые мифологемы. Во-первых,
«трава» как единица авторского художественного сознания, символизирующая «вечное», «живое»,
«трансцендентальное», или Бытие в гармонии с Небом и Землей. Во-вторых, «стихи» в качестве авторской ментальной структуры, развивающей тему: слово поэта – живой организм, одухотворенная субстанция, транслирующая вечные истины.
Словообраз-концепт «трава» как ядерный компонент архитипического комплекса «Сад» находит у Бахыта Каирбекова развернутую художественную экспликацию на уровне собственно поэтического дискурса в контексте стихотворения «Родословная травы»:
«Трава -
Все, что растет незаметно с весны до зимы. Трава -
Все, что дает жизнь жучкам-паучкам, Червям да бабочкам, многим!
Трава-
Память земли вековая -
Покровом – щитом укрывая
Все, что давно бы могло кануть в пропасть –
в космос пара сожженных планет.
Трава -
Корни и стебли-листы форма и формула жизни:
жить, не мешая, жить – помогая, жить – умирая, чтоб снова и снова жить, созидая жизнь».
«Трава» как единица с активной функциональной значимостью именно в данном стихотворном фрагменте репрезентируется в качестве ключевого словесного знака и ключевой ментальной структуры речемыслительной деятельности автора-творца. При
этом словообраз-концепт «трава» находит представление в трех ипостасях. Первая ипостась связана с определением «травы» как натурфакта: «Трава – все, что растет незаметно с весны до зимы, все, что дает жизнь жучкам-паучкам, червям да бабочкам». Вторая ипостась направлена на предикативную концептуально-метафорическую экспликацию словообраза «трава»:
«Трава – память земли вековая». И наконец третья ипостась актуализирует генерализирующую символическую функциональную значимость номадической мифологемы «трава» в речемыслительной деятельности Бахыта Каирбекова: «Трава – корни и стебли-листы – форма и формула жизни». И именно архитипическая и мифологическая в своей основе семантика словообраза-концепта «трава» в каирбековской эстетической действительности репрезентирует «мир не столько увиденный, сколько созданный художником, микрокосм, целостный и антонимичный одновременно, вбирающий бренное и вечное, мертвое и живое, реальное и символическое, эмпирическое, сиюминутное и трансцендентальное; это быт и бытие в его совокупности», если воспользоваться словесным контекстом, связанным с истолкованием архетипа «сад» у Е.М. Лулудовой.
Словообраз-концепт «трава» в поэтическом дискурсе Бахыта Каирбекова в первой ипостаси как натурфакт вбирает в себя прямую семантику соответствующего словесного знака, представляющего реальный природный феномен, дающий жизнь не только жучкам и паучкам, червям да бабочкам, но и всей другой домашней и другой живности, являющейся основным источником жизни и благополучия номадов. Кочевник, совершая беспрестанное движение со своими стадами от зимних и весенних пастбищ к летним и осенним, шел многие века и тысячелетия вслед за травой.
«Следуя по земле вслед за травой, подобно культовому животному своему – Овце, Богу Войлока
- Золотому Руну, кочевник поглощает информацию о мире и сам мир», говорит Бахыт Каирбеков в эссе
«Мифо-ритуальный сценарий миропонимания кочевника». Степи, покрытые молодой зеленой травой, в мифо-ритуальном Видении номада символическое начало вечного обновления. И неслучайно ребенку, самостоятельно делающему первые шаги в жизни при совершении степного обряда «тусау-кесер» (разрезание пут), ноги часто связывали травой, чем порождался сакральный смысл в момент ритуального использования данного натурфакта. Сакральные коннотации присутствуют в степном концепте
«трава» благодаря и такой естественной детали: запах родных трав – запах земли, тебя породившей. Вспомним, что у любого кочевника вызывает особое чувство запах полыни. Именно коннотативные или индивидуально-авторские приращения смысла, порождаемые метафорической и символической семантикой анализируемого словообраза-концепта, воссоздают отмеченные выше собственно художественные ипостаси стилемы «трава» в контексте поэтического дискурса Бахыта Каирбекова. «Трава» как сквозной, или ядерный символ – «это иносказательный образ, в котором, помимо того, что сказано прямо, присутствует сложный смысл, относящийся к иной, высшей реальности, постигаемой мистическим чувством поэта»[ 4.11].
Житель Галактики».
травы Вселенной, степи Вселенной, древо Вселенной -
«Мистическое чувство» Бахыта Каирбекова распространяет разбираемый иносказательный образ на образ вселенной, на образ целостной картины мироздания. Сложный смысл, репрезентируемый данной единицей индивидуально-авторского художественного сознания четко обозначен в поэтических декларациях, имеющих прямую номадическую мифологическую основу:
«Как же движение трав и ветров, звезд и подзвездных кочевий маршруты забыть?!»
«Как же мне славить тебя, мой космический Век?
Что мне игрушки твои – если я позабыл
Свое знанье травы и степи и небесного древа?..
Нет!
Самолетом, ракетой вовек не добраться, Не достичь,
Не познать мне:
Мистическое чувство поэта распространяет иносказательный образ «травы» на образ Вселенной, в которой звёзды – небесные травы, галактики – многотравный простор, или «степи Вселенной». В соответствием с мифо-поэтическим сценарием миропонимания кочевника травы земные, звёзды-травы, галактики-степи, Вселенная-древо, или Вселеннаясад, подчиняясь универсальной форме и формуле жизни «жить – умирая, чтоб снова и снова жить, созидая жизнь», репрезентируют высшую реальность, идею вечного обновления земной и внеземной жизни, идею Бытия в гармонии с Землей и Небом.
- Каирбеков Б.Г. Части целого: Избранное в 2-х томах. Стихи, проза, переводы. Том 2. – Алматы, 1998. – С . 55-63.
- Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. – 2-е изд., стереотип. – М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 208 с.
- Лулудова Е.М. Архетипы в художественном тексте: Учебное пособие для студентов филологических факультетов.Алматы: Изд. КазГУ, 2000. – 120 с.
- Ковтунова И.И. Очерки по языку русских поэтов. – М.:«Азбуковник», 2003. – 206 с.