Для выяснения характера языковой эволюции отношений между «человеком» и «животным» как двумя ключевыми источниками «жизненности» следует обратиться к периоду их стилистической равноправности – к фактам древнерусского языкового узуса.

Ярким подтверждением исходной антропоцентричности языка и, как следствие, универсальности антропоморфного кода являются следующие примеры: отъ руки всякого зверя = «от всякого зверя», предадятся въ руки оружію = «преданы будут мечу», предъ лицем ветра = «перед ветром», отъ лица облака = «от облака» [1: 123]. Лице в древнерусском в числе прочих имело значение «перед»: и обратися икона лицемъ на градъ; въ лице означало «в присутствии», а также «прямо, против»: Новгородци же сташа в лице железному полку [2: II, 1440]. Именно в силу наличия этого «фасадного» компонента в юридической практике «лицо могло выступать синонимом» вещи в ее предъявлении… а лодью лицом воротити («Русская Правда»), т.е. отдать лодью. К такому лицу восходят современные наличность, лицевая сторона, показать товар лицом.

Зооморфизмы – более позднее явление, как и сама спецификация животных по разного рода «параметрам»: способам передвижения (ходить, летать, ползать, плавать…), «голосу» (рычать, лаять…), «анатомии» (нос = клюв, нога = лапа). В древнерусском языке общность лексической базы для описания человека и животного была весьма значительной. Между тем расхождение в обозначении этих двух предметных сфер в процессе развития языка кажется весьма интересным для лингвистического анализа, явлением.

Некогда, в условиях другой языковой ситуации человек и животное выступали как равноправные объекты описания. В динамике языка многие слова, которые в прошлом были антропоцентричны, т.е. применялись также для обозначения и описания человека, в современном языке сузили свою предметную область и воспринимаются как однозначно принадлежащие животной сфере и поэтому используются в качестве зооморфизмов. Ср.: Доить – теперь только о животных (доить корову); прежде означало «кормить грудью»: взя же отроча на руки жена, и абіе къ ней, яко къ матери своей прилепися любезно, она же дояша я. Воздоить – воспитать: соблюди ми отроча сіе, и воздой ми е; отдоить – отнять младенца от грудей: сотвори Авраамъ учреждение (пиршество) веліе, въ онъ же день отдоися Исаакъ сынъ его [3: 302].

Слово нора в древнерусском означало «подкоп», а норъ – «пещера, яма, водопровод». [1: 357]. Пример употребления этого слова читаем в «Материалах для древнерусского словаря» И.И.Срезневского: Подкапашаяся под стену двесте саженъ, и подкатиша норами бочки съ зельями и зажгоша съ устья [2: II, 406]. Здесь же приводится несколько значений глагола рыскать, в каждом из которых присутствует «быстрота» и «стремительность», но никак не выражена зооморфная природа субъекта: … и начаша звонити по всему граду, и начаша людіе сърыскивати съ обою страну, акы на рать въ доспьсьхъ на мостъ великыи… т.е. сбегались люди [2: II, 535].

Весьма любопытным кажется возможность сближения между такими глаголами, как рыдати и рыкати (рычать), на основе общего семантического компонента «издавать сильный звук». Вследствие чего оппозиция «человек»/ «зверь» нейтрализовалось, ср рыдати как «реветь»: Лев зѣло рыдая Пат.

Син.и рыкати как «стонать, рыдать»: Рыкахъ < въздыхани< сердца моѥго Псалт. Син.; Рыкати нача старець. Жит.Андр.Юр [2: III, 211].

В прошлом человеческая сфера служила для характеристики животного и многое из того, что сейчас воспринимается как зооморфизм, первоначально описывало человеческое содержание. Так, ла< ти в качестве исходного имело значение «бранить, наветовать, клеветать»: Лающе Его, ищущи уловити нечто отъ устъ Его (Лук. 11, 54); Лаялъ ми посадникъ вашъ Остафеи, назвалъ мя псом (Новг. лет.) [1: 123]. В «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» лай определяется как «брань», «ссора» [4: I, 470]. Отсюда и глагол лаяться в значении «ругаться». В «Материалах…» И.И.Срезневского выделяется два значения – лай –«брань, ссора»: А кто кого поимаетъ приставомъ въ бою, или в лае, или в замехъ, и на судъ ити не въсхотятъ, и они доложа судіи помирятся. Судебн. 1457; второе – «оскорбление»: Царь же Василеи, седя на царстве своемъ, многие беды прія, и позоръ, и лаи. Никол.л; Ратные жъ люди не можаху терпети лаи государю своему. т.ж. [2: II, 5]. Между тем исходно «собачьим» был глагол брехати в значении «лаять, как собака» [1: 123], который как не имел выхода в сферу человеческой деятельности. Интересны произошедшие изменения в семантике глаголов: именно к брехать перешли смыслы, близкие к «лгать, клеветать», а лаять, закрепившись как нейтральное за собакой, их утеряло.

Приведенные примеры показывают: то, что с точки зрения современного языкового сознания часто воспринимается как имманентная характеристика животного, могло в качестве исходного объекта описания иметь человека, а как спецификатор животного стало использоваться значительно позже; отношения «преемственности» таким образом оказываются перевернутыми, и в синхронном плане мы говорим о зооморфизме там, где в исторической ретроспективе легко устанавливается антропоморфизм, точнее, действие постоянного семантического фактора языковой антропоцентричности.

По мере спецификации языка описания сфера животных дистанцировалась от сферы человека. О переносном же использовании этого языка, т.е. о появлении зооморфного кода, имеет смысл говорить только тогда, когда слово стало устойчивой характеристикой той или иной предметной области. К примеру, некогда слово носъ прилагалось и к человеку, и к птице: Аще же оузр< ть напасть, прелѣтають на нь и наклонным носомь клюють [2: I,

1226].; по той же аналогии когтям предшествовало слово ногти, ср.: Подобенъ есть < рлоу преветх< и престароу, не имоущ< пер< я и ногтеи и клюна [2: I, 1230]. В современном языке когти – яркий зооморфизм, обозначающий соответствующие части животного.

Из этого следует, что для архаичного языкового сознания было чуждо противопоставленность человека и животного как субъектов биологической жизнедеятельности, более того, они были взаимно ориентированы: животное (его анатомия, физиология, «динамика») описывалось по модели человека, с опорой на «человеческую» терминологию, а человек (его проявления, деятельность, личные качества) очень рано может уподобляться животному в разного рода сравнительных оборотах. Благодаря стереотипности такого рода уподоблений современное сознание глагол рыскать относит к зооморфизмам с «хищнической» семантикой.

Постепенно в языке происходит размежевание этих двух предметных сфер, которые когда-то были равноправны. В современном языке понятия «человек» и «животное» находятся в оппозиции «высокое» и «низкое». Ценностная дифференциация обретает силу языкового фактора и представляет сферу животных как «низкую» (в духовном, этических коррелятов. Однако необходимо отметить, что следует различать термины движение тона, или тональное изменение (pitch movement), которое является основным фонетическим коррелятом в акцентных языках, и термин тон, присущий для таких тональных языков (tone languages иногда nonstress-accent languages), как, например, вьетнамский или китайский (Chinese mandarin) т.е. языки Восточной Азии. Они обычно описываются с помощью тона, т.е. движение тона, повышение или понижение тона может иметь важное значение при восприятии слова. В таких тональных языках существуют основные четыре тона, которые выполняют смыслоразличительную функцию. Например:

Анализ четырех тонов: слово 1. ma (высокий тон) – мама; 2. ma (восходящее-нисходящее) – конопля; 3.ma (нисходящее-восходящее) – лошадь; 4. ma (нисходящее) – ругаться, браниться [5]

Существует также тональное (тоновое) ударение, которое реализуется движением голосового тона (восходящего, нисходящего или комбинаторного) на фоне нейтрального тона прочих слогов. «Тональное» ударение не имеет никакого отношения к тональным языкам. По существу, это обычное динамическое ударение [6].

Тональный акцент, или pitch accent (английское название), имеет разные определения в разных лингвистических школах и теориях [1]. Мы используем термин тональный акцент (pitch accent) как основной акустический коррелят словесного ударения в акцентных языках.

В акцентных языках, где словесное ударение называют основным просодическим доминантам, изменение тона выполняет основную функцию при восприятии ударного слога. Однако разница в том что, в неакцентных языках тон выполняет основную смыслоразличительную функцию, а в акцентных языках является одним из коррелятов словесного ударения, наряду с интенсивностью, длительностью и качеством гласного.

Известный тюрколог М. Кирхнер, считает, что в казахском языке выделенность ударного слога осуществляется с помощью повышения тональности, т.е. в казахском языке, по его мнению, ударение падает на последний слог, и оно реализуется с помощью тонального акцента [7]. Такого же мнения придерживаются и некоторые исследователи тюркских языков: по их словам, основными параметрами словесного ударения в тюркских языках является тональность и интенсивность, тогда как для русского языка основным фонетическим коррелятом словесного ударения считают не тональность, а длительность [8].

Длительность

Следующий значимый фонетический коррелят словесного ударения –длительность. В лингвистической литературе длительность иногда называют протяженностью, или долготой звуков, в настоящей статье этот коррелят рассматривается как длительность.

«Протяженность во времени является общим условием образования звуков вообще, а, следовательно, и гласных» [9]. В фонетической литературе длительность, с одной стороны, может рассматриваться как некоторое свойство, характеризующее определенные типы гласных (известно, например, что открытые гласные обычно длительнее закрытых). С другой стороны, длительность может быть представлена как характеристика фонетической позиции гласного, в этом случае можно говорить о том, что длительность часто оказывается различной в открытом и закрытом слоге. Она может зависеть от характера предыдущего или последующего согласного (смычный или щелевой, глухой или звонкий), от количества и позиции в зависимости от ударного слога слогов: предударный, послеударный, второй от ударного), а также от количества слогов в слове. Безусловно, длительность – основной количественный параметр гласных, представляющих интерес при исследовании вокализма. Это обусловлено тем, что с длительностью, главным образом, связывается такое существенное явление, как количественная редукция – непременное условие качественной редук ции. Как известно, для русского языка наиболее важным из вышеназванных коррелятов является длительность.

Для тюркских языков, в том числе для казахского, этот фонетический коррелят может быть не столь важным. Некоторые исследователи считают тональность и интенсивность основными параметрами словесного ударения в тюркских языках. Также они отмечают, что длительность в тюркских языках может быть лишь сопутствующим маркером ударения [8].

С.Б. Жанабаева в своей диссертации на тему «Сингармонизм и просодия слова (экспериментально-фонетическое исследование на материале казахского языка)» рассмотрела длительность.

Исследователь выбрала для анализа длительности двух-, трехи четырехсложные слова казахского языка с разным фонетическим составом. В результате она сделала вывод о том, что длительность не является основным фонетическим признаком словесного ударения, так как в основном длительность наблюдалась в конце высказывания или в конце отдельного слова, что является показателем не словесного, а ритмического ударения [10]. Здесь следует отметить важность правильности организации таких экспериментов. Выделенность последнего слога слова объясняется положением исследуемых слов в выбранных для эксперимента предложениях: эти слова чаще располагаются в конце ритмической группы и поэтому несут ритмическое ударение на последнем слоге.

По мнению исследователей, сложность определения физических параметров словесного ударения объясняется тем, что оно никогда не предстает в чистом виде, на него неизбежно накладываются просодические явления единиц высшего порядка – синтагмы, фразы [9].

Интенсивность

Интенсивность (напряженность) также считается основным показателем словесного ударения, но не важнейшим, так как интенсивность является акустической разновидностью громкости, и она во многих случаях является зависимой от окружающей среды. По словам некоторых ученых, изменение интенсивности никогда не имело и не будет иметь коммуникативную значимость из-за простой причины: интенсивность уязвима и во многом зависит от окружающей среды (шум, движение головы, расстояние между ртом и микрофоном и т.д.). Поэтому рассмотрение интенсивности как фонетического коррелята словесного ударения бессмысленно [3]. Это взгляд зарубежных исследователей, с которым наши фонетисты могут не согласиться, т.к. по их мнению, интенсивность, как и тональность, рассматриваются в качестве основных фонетических коррелятов в тюркских языках [8]. Хотелось бы отметить, что не смотря на то, что интенсивность хоть и считается одним из основных коррелятов, по сравнению с другими признаками словесного ударения ее роль менее значима.

Качество гласного

Другим основным фонетическим коррелятом словесного ударения является качество гласных. Известно, что многие исследователи (тюркологи) особо отмечали качество гласных и специально рассматривали их функцию.

По словам ученых, гласные звуки должны рассматриваться не только как фонетические единицы, которые образуют слог, но и как важнейшая фонологическая единица, которая выполняет множество функций. Все три вышеназванные фонетические корреляты словесного ударения могут зависеть от качества гласных. Например, от качества гласных (широкая или узкая) зависит движение тона или интенсивность, т.е. широкий гласный всегда интенсивнее узких гласных; на широком гласном может повышаться тональность и т.д. Однако далеко не всегда в ударном гласном реализуются все четыре компонента. Иногда выделение гласного лишь по единственному компоненту позволяет перцептивно верно определять место ударения в слове. Это возможно определить с помощью специальных компьютерных программ, которые предназначены для синтеза звуковых файлов.

Однако измерение любого из перечисленных физических коррелятов ударения для определения места ударения в слове может привести к ошибочным выводам, если не учитывать другие специфические свойства речи:

1. Для многих языков действует закон: 1) в начале синтагмы интенсивность (энергия) больше, чем в конце; 2) в конце синтагмы длительность больше, чем в начале. Это определяется физиологией дыхания человека при речепроизводстве.
2. Необходимо учитывать собственную длительность и интенсивность гласных, зависящую от физиологических причин. Для широких гласных (типа а) длительность и интенсивность (при прочих равных условиях) больше, чем у узких (типа и, у). Эта закономерность применима ко многим языкам.
3. При измерении частоты основного тона надо учитывать тот фактор, что в речи движение тона в большей степени подчинено реализации определенной фразовой интонации, нежели словесной просодике [11]. Поэтому ожидаемый значимый перепад тона на ударном гласном слова может быть нивелирован фразовой просодией, что также было отмечено выше.

Перечисленные факторы могут привести к тому, что выделенные по каким-то параметрам гласные могут оказаться не ударными. Поэтому актуален вопрос исследования словесного ударения экспериментальным путем, на основе которого полученные осциллографические и спектрографические картинки могут указывать на выделенный, т.е. ударный, слог. Однако надо заметить, что некоторые фонетисты утверждают, что «установление экспериментальным путем каких-либо различий в физической характеристике гласных слова еще не свидетельствует о наличии словесного ударения. Электронная аппаратура может показать тот или иной гласный в составе двуи многосложных слов сильнее (или более выше по тону, или длительнее), чем другой, но она никак не может продемонстрировать ударность данного гласного или неударность другого» [12].

В заключении можно сказать, что в русском языке словесное ударение является средством фонетического объединения слова в одно целое. Эта объединяющая функция словесного ударения осуществляется за счет выделения одного из слогов в слове (ударного), которому “подчинены” остальные (безударные). Какую же функцию может выполнять словесное ударение в казахском языке и какие фонетические корреляты являются основными? Эти вопросы в настоящее время не получили должного освещения и требуют своего исследования экспериментальным путем.

1. С. Оде Что такое тональный акцент? На примере интонации русского языка. Жизнь языка и язык в жизни. Сб.статей. – Алматы: Қазақ университеті, 2005
2. D.B. Fry Duration and intensity as physical correlates of linguistic stress. Acoust. Soc. Am. 1955
3. M.E. Beckman Stress and non-stress accent. Foris, Dordrecht 1986.
4. Agaath Sluijter “Phonetic correlates of stress and accent” The Hague: Holland Academic Graphics, 1995
5. Peter Ladefoged Phonetic data analysis. Blackwell publishing, 1990
6. С. Кодзасов, О. Кривнова Общая фонетика. М.: 1998
7. M. Kirchner Kazakh and Karakalpak. In Johanson, Turkic Languages. London and New York: Routledge, 1998.
8. Т.А. Баданова Словесное ударение в алтайском языке в сопоставительном аспекте. Дисс. Горно-Алтайск – 2007
9. Зиндер Л.Р. Общая фонетика: Учеб. пособие. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Высш. школа, 1979
10. С.Б. Жанабаева Сингармонизм и просодия слова (экспериментально-фонетическое исследование на материале казахского языка) дисс.на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Л.: 1985
11. Л. М. Захаров, О. А. Казакевич Инструментальные исследования словесного ударения (на материале русского и селькупского языков). 2005
12. Жунисбеков А. Введение в сингармоническую фонетику. – Алматы, 200