Казахстанская поликонфессиональность имеет не только свою специфику, обусловленную современными реалиями, но и глубокие культурно-исторические основы, без ознакомления с которыми нельзя в полной мере постичь ее своеобразие.
Своеобразие это в огромной мере определяется самой многовековой историей Евразии, в ходе которой тысячелетиями перекрещивались и смешивались многочисленные племена и этносы, а, соответственно, соприкасались и включались в активное взаимодействие последователи различных верований и носители различных культурных традиций.
Следует только учесть, что взаимодействие это не ограничивалось территорией современного Казахстана, а охватывало колоссальные территории, населенные ныне самыми разными народами, обитающими в пределах различных государств.
С одной стороны Великая Степь, включавшая и ту ее часть, которая у древних русичей была названа Диким Полем, веками соприкасалась и взаимодействовала с восточными славянами, угро-финами, с другой - с индоиранцами, с третьей - с древней цивилизацией Китая, с четвертой - с Уралом и бескрайними лесными массивами и более северной частью Сибири.
Таким образом, движущиеся по огромным просторам, взаимодействующие и воюющие человеческие массы на протяжении тысячелетий являли своего рода волны одного океана, а история складывалась так, что временами эти волны двигались в одном направлении, временами - в другом. При этом возвышались то одни центры притяжения, то другие, но сами племена, этносы и культуры являли собой некий континиум, то целое, которое при всех расколах, столкновениях и противоречиях между отдельными его составляющими, тем не менее, в самой своей основе являлось именно тем целым, в котором отдельные элементы разнородных культур и кардинально отличающихся друг от друга религиозных систем, сосуществовали друг с другом на протяжении многих столетий.
Совсем иную картину мы наблюдаем в Западной Европе, которая после распада Римской империи и гибели ее западной части оказалась на какое-то время отсталым во многих отношениях придатком Евразии. Здесь на протяжении всего средневековья безраздельно господствовало лишь христианство в его западноевропейской модификации, получившей название католицизма. Исключением на несколько столетий стали лишь Пиренеи, да иудаизм, являвший собой осколок Древнего Востока на западе огромного континента. К этому можно добавить теснимое христианством «язычество» и многочисленные ереси.
Иначе говоря, так сложилось, что в средневековой Западной культуре духовная жизнь тяготела и сознательно направлялась к духовному монизму, при котором официально признанной становилась лишь одна доминанта – христианство, и, соответственно, объединительной и при этом господствующей силой оказывалась католическая церковь, стремившаяся возвыситься над светскими властями, так что богословы даже пытались подсчитать во сколько же раз величие церкви превосходит величие императоров, сравнивая первую со светом солнца, а последних (то есть светские власти) со светом луны [1, с.219].
Вполне понятно, что такое положение дел порождало самое нетерпимое отношение к инакомыслию. Отношение, которое проявлялось самым различным, но всякий раз крайне жестоким образом.
Во-первых, именно христианский мир знал особенно многочисленные еврейские погромы, ибо в евреях виделись нехристи, оказавшиеся волею судеб на землях христианского мира.
Во-вторых, именно в христианском мире было четко сформулировано понятие ереси, и велась самая ожесточенная борьба с ними, включавшая, как крестовые походы (например, на юг Франции), так и печально известную инквизицию.
О безжалостности этой борьбы свидетельствует сокрушение крестоносцами Лангедока (Каталония). История сохранила показательное свидетельство взятия крестоносцами процветающего города Безье. Когда христианское воинство получило возможность ворваться в город, папского легата спросили, как поступить с его жителями, среди которых далеко не все были еретиками или. точнее говоря, как выделить правоверных католиков, тот ответил фразой, вошедшей в историю: «Убивайте всех подряд. Господь на том свете отличит своих от чужих». В результате в 1209-м году были истреблены практически все жители города или приблизительно 20 тысяч человек [1, с.253].
Инквизиция же или «розыск» прославилась не только борьбой с ересями, но и так называемой «охотой на ведьм», во время которой тысячи людей, и прежде всего женщин, были подвергнуты пыткам и, обвиненные в колдовстве, казнены.
Начиная же с Реформации именно Европа познала и весь ужас религиозных войн кульминацией которых стала Варфоломеевская ночь августа 1572 года, когда в Париже и ряде других городов Франции по приблизительным данным было истреблено 30 тысяч человек.
Следует добавить, что и представители Реформации не отличались мягкостью. Ее родоначальник Мартин Лютер убежденно писал, что необходимо снарядиться и напасть на этих вредных людей», то есть римских 163 попов, «которые отравляют весь мир, и раз и навсегда оружием, а не словами положить конец их игре»… надо атаковать «пап, кардиналов, епископов и всю остальную свору римского содома… со всевозможным оружием в руках и омыть… руки в их крови». Правда, несколько позже он уже смягчил свои взгляд и писал о том, что «не хотел бы, чтобы евангелие отстаивалось насилием и пролитием крови». Но при этом, отодвинув на задворки сознания знаменитую библейскую заповедь «Не убий!», стал отчаянно призывать истреблять, как «бешеных собак» селян, поднявших в Германии его лет крестьянскую войну. (1, сс.278 -279). И дело тут, наверно, не в «беспринципности» и «лицемерии» отца Реформации. В конце жизни он сам был подавлен кровавым разворотом событий, и когда одна из дам в частной беседе кокетливо сказала: «Что бы я только не отдала за то, чтобы вы прожили еще 20 лет, он с горечью ответил: «Сударыня, я предпочел бы отказаться от надежды попасть в рай, нежели прожить еще двадцать лет».
Так в чем же дело? - Во-первых, в уже упомянутой специфике общей картины развития западноевропейской духовности в условиях средневековья и на заре Нового Времени, когда все верования, кроме доминирующей столетьями ветви христианства виделись либо «пришлыми» (иудаизм), либо архаично-языческими, либо еретическими. Во-вторых, существенную роль в таком ожесточении сыграл и так называемый цезаре-папизм, то есть претензии церкви на значительную светскую власть и огромные привилегии.
Ничего подобного не было на Востоке, в том числе и в Византийской империи, где духовенство оказалось в подчинении светских властей. Великая же степь или, точнее, лесо-степь имела и еще одну особенность, на которой уместно остановиться внимательней. Эта особенность была неразрывно связана с климато-географическими условиями, характером общественного производства и специфической взаимосвязью различных укладов. Здесь мы обязаны хотя бы вскользь коснуться вопросов терминологического характера. Так, применимо ли вообще к кочевому образу жизни понятие цивилизация, и какое понятие уместнее использовать: «кочевая цивилизация» или «степная цивилизация»?
Представляется, что более уместно последнее, получившее, как известно, распространение в последние годы.
Почему? - Потому что «цивилизация», когда ее понимают не, как стадию развития, а как некое относительно самодостаточное локальное целое, является, хотя и не замкнутым, но довольно-таки четко очерченным континимумом, в рамках которого удовлетворяются все основные жизненные потребности данного социума.
Кочевые же общества при всей своей своеобычности и мощи, как правило, были составляющими больших, чем они социо-культурных систем. Поэтому, с одной стороны, в силу самой специфики организации общественной жизни они активно взаимодействовали с соседними оседлыми народами, с другой же при собственном развитии включали в свою орбиту и быстро растущие города.
Первое, еще в советские годы старались особо подчеркивать еще Л.Гумилев и О.Сулейменов, стремившиеся разбить стереотипы, согласно которым степь для оседлых (в частности, руссов) была лишь антагонистом.
Так Гумилев в своей широко известной работе «Древняя Русь и Великая степь» писал: «Степные просторы Причерноморья всегда были удобны для развития скотоводства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочевники. разумеется, эти миграции вызвали столкновение с местным населением - славянами, хозяйство которых было связано с лесными массивами и речными долинами. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческим, потому что обмен продуктов одинаково важен для обеих сторон. (Разрядка авторов). Поэтому мы наблюдаем наряду с военными столкновениями постоянные примеры симбиоза [2, сс.467 -468].
На второе указывает вся многовековая история Великой Степи, на просторах которой вырастали города, целый ряд которых становился знаменитыми цивилизационными центрами. Не упоминая их, достаточно заметить, что русское название «Золотая Орда» имело и ценностные аспекты, означая богатство и блеск этого изначально кочевого государственного образования.
Что же касается взаимосвязей лишь с восточными славянами, то уже здесь помимо неизбежных военных столкновений, набегов и походов, их формы были разнообразны. Конечно же, это и активная торговля. Но не только. Здесь и использование кочевников в качестве воинов в славянских центрах, впрочем, естественное для тех времен. Точно также, нанимали и варягов, а русичи могли служить у византийцев и, как упоминают, современные историки, шесть тысяч русичей даже влились в монгольское войско и их следы были обнаружены в Китае. К тому же, речь могла идти не только о найме отдельных отрядов, но и о временных союзах. Так, например, «в 1149 году русские князья повели половцев в поход на Польшу» [3, с.10]. Половцы активно участвовали и в кровавой междуусобной борьбе русских князей, наглядные свидетельства чего дают «Ольгович» Святослав (12-й в.) и Рюрик, взявший в 1203 г. Киев вместе с Ольговичами и половцами [4, сс.551, 589].
Третий вид связей - смешанные браки. Исследователи отмечают, что еще до монгольского нашествия в жилах русских селян была заметная доля «монголоидности». Один из показательных примеров, изложенная в летописях история отрока-киевлянина, спасшего свой город от печенегов. «В лето 968-е» печенеги впервые пришли на землю руссов и подступили к Киеву. Князь Святослав был далеко. Воевода же Претич с русским воинством тоже был вне города. И тогда находчивый отрок, взяв уздечку, пошел будто бы в поисках коня через печенежский лагерь - «он умел говорить по печенежски». Пройдя сквозь лагерь, добрался до своих, призвал их на помощь и тем самым спас свой город, так как подошедший с войском русский воевода пожал руку печенежскому князю. Обменялись они подарками, порешили быть друзьями, и так без боя отступили печенеги от Киева [4, сс56 - 57].
Обратите внимание: для летописца не было ничего удивительного в том, что ни своим обликом, ни речью киевский отрок не отличался от печенегов настолько, чтобы вызвать их подозрение. Да и само соглашение о дружбе тоже знаменательно. Оно говорит о том, что казалось вполне возможным улаживать со степняками дела миром.
Смешанные же браки были тоже делом не редким. Так, например, хорошо известно, что у ряда русских князей жены были половчанками. Но, тем не менее, здесь было бы уместно привести рассуждения почетного консула Украины, казахстанского исследователя А.В.Тарасенко, который в своих «Студиях над «Словом о полку Игореве» пишет: «К моменту воспетых в «Слове» событий Русь и кипчаки прожили рядом в семи поколениях… Практически все князья породнились с половецкой верхушкой, а герои «Слова» были уже изрядно смешанных кровей. В том числе и главный герой - князь Игорь. А дочь Кончака была засватана за его сына Владимира. К удивлению, великий хан и удельный князь.
Сваты жили дружно. Игорь и Кончак с Кобяком пошли в Киев изгонять с престола женатого, кстати, на половчанке, Рюрика Ростиславича… Рюрик ввел в бой своих степняков… Все закончилось тем, что Игорь еле успел втолкнуть в ладью Кончака и скрыться с места битвы. Брат хана Елуг погиб, а двое сыновей оказались в плену». Но «через несколько лет Игорь пойдет на свата» [6, сс.24 -25].
Наверное, тут можно спорить о деталях, но общая картина, безусловно, заслуживает интереса. Особенно хотелось бы обратить внимание на сугубо личностный аспект смешанных браков, на который указывает еще… Ветхий Завет. Вспомним царя Соломона и его 700 жен и триста наложниц «И, - говорится с осуждением в «Третьей Книге Царств»,- развратили жены его сердце его. Во время старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам…» (Царств, 11)
По сути дела, здесь подмечен очень важный с точки зрения истории религии момент: влияние семейной жизни на личную религиозность и складывание своеобразного религиозного синкретизма, который, следуя подмеченной связи, наверняка должен был прослеживаться и столетия спустя уже в семьях славянско-тюркской правящей верхушки. И это притом, что с появлением христианства на Руси многие ханы кочевников принимали крещение. По словам летописца, уже в 988 г. к Владимиру пришел «печенежский князь Метигай и крестился». «В 991 году принял христианскую веру печенежский князь Кучуг и служил Владимиру «от чистого сердца» В Рязани в 1132 году принял христианство половецкий князь Амурат» [4. с.10].
Существовало христианство и в Золотой Орде. Чингиз-хан был вообще дипломатически веротерпимым.
В целом же язычество и, прежде всего, культ Тенгри, христианство, ислам, а также ряд иных верований на колоссальных просторах Евразии, 166 включавших и земли современного Казахстана, воспринимались, как автохонные, естественные, и сама жизнь мобильная и при этом подчиняющаяся устойчивым ритмам. способствовала укоренению относительно спокойного отношения к поликонфессиональности. Были и войны, и кровавые стычки, но того ярко выраженного религиозного характера, как в Западной Европе, они не носили уже в силу самого образа жизни, хотя, конечно, со временем, и, прежде всего, после принятия ислама в качестве государственной религии Золотой орды при хане Узбеке, феодальная и межгосударственная борьба стала облекаться и в религиозную форму. Однако при этом и усиливавшаяся православно христианская Московия, а затем и Российская империя никогда не ставили перед собой задачу массовой христианизации мусульман, как и наоборот, в Орде не ставили задачи массового навязывания своей религии, по сути дела, вассальным русским княжествам. В силу исторических причин такая задача была бы просто невыполнима [7, с.31].
Более того, после вхождения казахских земель в состав России, особенно со времен Екатерины Великой царское правительство целенаправленно содействовало усилению роли ислама в жизни казахов, усматривая в этой религии одну из своих опор, что свидетельствует о способности руководства Российской империи проявлять определенную гибкость при решении этноконфессиональных проблем. Хотя, конечно же, это было далеко не всегда и не во всем. Но жесткость проявлялась прежде всего по отношению к «сектанству» и «инославию», а не исламу и буддизму, которые рассматривались, как традиционные религии ряда народов Российской империи.
После Октябрьской революции 1917-го года и прихода к власти большевиков был взят курс на построение светского государства и, более того, на радикальную атеизацию общества. Могло бы показаться странным, но, несмотря на этот курс, в стране, где, по официальным данным, подавляющее большинство населения составляло верующих различных конфессий, именно силы, возглавляемые большевиками, смогли выиграть тяжелейшую и чудовищную по потерям народонаселения Гражданскую войну. Как представляется, вопрос о том, каким образом это произошло, требует дальнейшего изучения. Мы же здесь обратим внимание на то, что сам процесс «борьбы с религией» прошел несколько во многом принципиально различных этапов.
Первый этап - этап собственно Гражданской войны. На этом этапе представители религиозных структур, где вольно, где невольно, были вовлечены в кровавый водоворот событий, и, соответственно, оказались среди тех населения, которые наиболее пострадали не только от разрухи, голода и эпидемий, но и от целенаправленно наносимых ударов. Показательно, что в ходе ожесточенной борьбы менялась и позиция атеистически настроенного руководства большевиков. Так, если до революции В.И.Ленин в одной из своих известных работ даже допускал членство священников в партии большевиков, то во время Гражданской,подобно Лютеру в 16-м веке, занял несравненно более жесткую позицию, допускающую прямое физическое уничтожение служителей церкви. Впрочем, здесь они не были исключением.
И такая позиция не была исключительно большевистской. Приведем только маленький штрих, наглядно иллюстрирующий складывающуюся ситуацию. Биографы сообщают, что один русский поэт едва не был убит анархистами. Он носил бороду, и те поначалу приняли его за священника. Оказывается, одного этого было достаточно, чтобы жизнь человека оказалась под угрозой. Громились и монастыри.
Во время же чудовищного голода (еще двадцатых) осуществлялось изъятие церковных ценностей и публичное массовое вскрытие мощей. При этом в ранний период борьбы за власть и при ее становлении большевики относились к различным конфессиям дифференцированно. Самым мощным ударам подверглась именно православие, православная церковь, как та, что была государственной религией империи и, следовательно, не только большевиками отождествлялось с царизмом. Что же касается «сектантов», которые подвергались преследованиям и ссылались либо бежали на окраины империи, в том числе и в Казахстан, то на первых порах был взят курс на сближение с ними, как с потенциальными союзниками в борьбе с общим врагом – самодержавием. Не случайно близкий к Ленину В.Бонч-Бруевич серьезно изучал сектантов и даже записал Книгу Жизни духоборов. Тем самым после революции и резкого ослабления позиций православия, значительно усилилось «инославие». В Советской России в двадцатые годы стали бурно расти такие организации, как христомол и бапсомол, которые по числу своих приверженцев конкурировали с комсомолом.
Однако в периоды коллективизации и индустриализации картина стала резко меняться. Появились публикации типа «Сектантские колхозы». Началось очередное фронтальное наступление на религию, которое совпало со временем репрессий и одними только верующими не ограничилось: среди репрессированных были и активисты так называемого «Союза безбожников», переименованного вскоре в «Союз воинствующих безбожников».
В годы Великой Отечественной войны, напротив, руководством страны был взят курс на ослабление антирелигиозной пропаганды и, соответственно, стала возрастать и роль религии и представителей различных конфессий, которые активно участвовали в борьбе с агрессором, пытавшимся использовать религию и церкви в своих собственных целях.
Но именно во время хрущевской «оттепели» началось очередное наступление на религию. Хотя и без прежних репрессий, но с сокращением числа храмов и активизацией атеистической работы. Полагалось, что при коммунизме, который виделся совсем близким, религии, как и прочим заблуждениям, не должно быть места.
Позже ситуация начала снова постепенно меняться. Знаковым стал 1988-й «перестроечный» год, когда в Союзе официально отмечалась «религиозная дата» - тысячелетие крещения Руси.
Однако и Перестройка оказалась очень не простым временем не только в социальном, но и в духовно-религиозном отношении. Во-первых, потому, что к ее началу в результате целого ряда факторов в Казахстане сложилась очень своеобразная картина религиозности. Например, в Кустанайской (ныне Костанайская) области наиболее многочисленные зарегистрированные религиозные объединения было баптистскими. В г.Кустанае была и православная церковь. А вот мечети - ни одной. В здании, которое ныне вернули мусульманам, сначала был… КТЮЗ (кинотеатр юного зрителя, а затем - филармония, что, к счастью, и позволило ему сохраниться и избежать участи Николаевского собора, разрушенного в свое время до основания). Относительный рост протестантских объединений был связан, как с ослаблением позиций мечети и церкви, так и с тем, что Казахстан стал местом высылки целых социальных групп и народов, и те же протестантские объединения смогли для части из них стать местом релаксации и удовлетворения духовных нужд. Во-вторых, же потому, что в годы Перестройки в СССР, словно в долину с прорванной плотиной, хлынуло то, что прежде было запретным либо полулегальным. Среди этих потоков, многие из которых, как вскоре выяснилось, оказались мутными, были и многочисленные новые религиозные течения и их эмиссары. Число различных направлений стало резко возрастать. И лишь в последние десятилетия ситуация стала изменяться. Что-то отсеивалось, что-то усиливалось, отчасти в силу «естественного отбора», например, в связи с усиленным оттоком немецкого населения, связанного с лютеранством и др., а что-то - в связи с изменением законодательства, направленного на упорядочивание того, что сопряжено с религиозно-культовой деятельностью.
Общая же современная картина религиозности казахстанского общества свидетельствует о его складывавшейся веками полиэтничности. Так, по данным А.К.Султангалиевой, автора солидной монографии. «Ислам в Казахстане. История, этничность, общество», исследования середины девяностых годов прошлого века показали, что одной из преобладающих по числу последователей конфессий ныне является ислам. Согласно исследованиям, к мусульманам отнесли себя около 80% казахов и 95% киргизов, составляющих вместе с татарами и узбеками… большую часть населения современного Казахстана (8, с.63) И в этом нет ничего удивительного. Еще по данным первой Всеобщей переписи населения России в 1897 году «процент мусульман к общему количеству населения на территории Казахстана был высоким. Акмолинская область - 64, 45 %, Семипалатинская - 89, 71%..., Тургайская - 90,99% [7, с.33].
В целом же в Казахстане на начало этого века (2003-й год) по подсчетам Трофимова и Иванова действовало уже свыше 3000 мечетей, из которых 1600 было зарегистрировано [7, с.34]. Динамика же роста их числа говорит сама за себя: в 1965 году по Казахстану было 65 зарегистрированных мечетей, в 1980 - 32, в 1989 - 59, в 1998- уже 898 [7, с.35]. Правда, как отметил казахстанский исследователь Я.Ф.Трофимов, у основной массы казахов преобладает обрядовая, а не идейная сторона ислама [9, с.45]. Более 169 того, как показали исследования еще советских лет в казахском быту существуют реликты доисламских верований, тесно сплетающихся с собственно исламом [10] - так же, как и в быту иных народов, например, славян, элементы язычества сплетаются уже с православием (См., например, Носова «Язычество в православии).
Вполне понятно, что данная ситуация нуждается в дальнейшем мониторинге. Но серьезная проблема заключается в том, что в условиях обострения борьбы с экстремизмом следует особенно бдительно относиться к тому, что именно экстремисты могут пользоваться сложившимся положением и претендовать на удовлетворение духовно-познавательных потребностей части ищущей молодежи, предлагая им суррогаты, опасные и для личностного роста, и для общества…
Следуя далее, мы должны отметить, что вторым по числу, не столько культовых зданий, сколько последователей у нас является православие. Таковым оно фактически было и тогда, когда число храмов и приходов официально могло в тех или иных местах заметно уступать числу зарегистрированных протестантских объединений. Но и здесь в последние десятилетия наблюдается значительный рост приходов. Так, если в 1989 году их было 62, то в 2003 уже 222 [9, с.70].
Замечательно, что и здесь Казахстан демонстрирует уникальные образцы гибкости. Так, в православном храме Астаны можно увидеть статую, что характерно не для православия, а для католицизма. Такая уникальность объясняется тем, что среди сосланных на просторы Казахстана были и тысячи поляков, которые определенное время не имели возможности ходить в костелы. Поэтому-то и появилось в православном храме то, что должно было бы помочь им в удовлетворении их религиозных потребностей…
Есть в Казахстане последователи иудаизма и целого ряда различных протестантских конфессий. Не затрагивая их все, включая и временно выросшие в годы Перестройки «религии нового века» (так как это требует особого более развернутого рассмотрения), мы, тем не менее, можем констатировать, что Казахстан, как и соседняя Россия, и традиционно, и в современных условиях является страной поликонфессиональности, где и в силу самих условий существования, и в силу складывавшихся традиций представители различных этнических групп и различных конфессий на протяжении столетий жили бок о бок друг с другом. Поэтому вполне закономерно, что именно Казахстан стал местом проведения съездов мировых и иных религий. И наша задача сегодня – сохранить эти традиции поликонфессиональности, сохраняя при этом бдительность и препятствуя любым проявлениям религиозного экстремизма, которые не только могли бы угрожать суверенитету страны, но и вступают в явное противоречие с традициями народа Казахстана.
Литература
- Крывелев И.А. История религий. Т.1. – М.: Мысль, 1975, С.215.
- Гумилев А.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: Мысль, 1989.
- История СССР с древнейших времен до наших дней. т.1 – М.:Наука, , 1966.
- Кшибеков Д. Единство судеб. Заметки ученого. – Алма-Ата: Казахстан, 1988.
- Рассказы начальной русской летописи. – М.: Школьная библиотека, 1966.
- Тарасенко А.В. Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. «Студии над «Словом». – Костанай: Печатный двор, 2007.
- Иванов В.А., Трофимов Я.Ф. Религии в Казахстане. – Алматы: Аркаим, 2003: «Царизм в первое время после присоединения Казахстана к России пытался распространить Христианство среди коренного населения, но безуспешно. Поэтому, начиная с конца 18-го – начала 19-го века он начал активно поддерживать Ислам».
- Султангалиева А.К. Ислам в Казахстане. История, этничность, общество.- Алматы, 1998.
- Трофимов Я.Ф. Религия в Казахстане. – Алматы. 1996.
- См., например: Толеубаев А.Т. Реликты доисламских верований в семейной обрядности казахов. – Алма-Ата: Гылым, 1991.