Развитие психологической науки во многом зависит от того как понимаются ее основания. Это касается любой науки, а не только психологии. Часто вопрос о рассмотрении оснований заменяется обсуждением вопроса о предмете науки. При этом считается, что именно определение предмета науки полностью фокусирует на себя все возможные вопросы к ней, возникающие и «до» начала исследования выделенного предмета и «после» завершения проведенного исследования. Особое внимание к предмету науки считается оправданным, так как именно в нем обнаруживаются возможности уточнения проблем, связанных с областью исследования и проблем, связанных с допустимыми методами и методиками исследования. В этом не случайно видится и перспектива развития науки, и ожидаемые результаты.
Отношение к предмету психологии является существенным параметром понимания ее способов и перспектив развития. Это вполне подтверждается имеющимися в истории психологии изменениями в понимании ее предмета. В то же время определение предмета науки не является исходным и исчерпывающим. Выявление предмета науки само имеет основание. Если такое основание не рассматривать, то выявление и формулирование предмета науки будет иметь случайный, произвольный, во многом субъективный или даже субъективистский характер. Такое положение не может рассматриваться как положительное в существовании любой науки. Это касается и психологии.
Обращение к предмету психологии как науки может выявить некоторые особенности и влияние подходов, которые используются при определении в той или иной форме ее предмета. Выделение влияния используемых подходов способно прояснить меру адекватности выводов, по которым определяется предмет психологии. Такой анализ можно осуществить в отношении понимания психологии уже касаясь
древности. Так, Аристотель рассматривал психологию как науку о душе1.
Обращаясь к Аристотелю как философу, надо подчеркнуть, что, рассматривая характеристики души, он все же главное внимание уделял рассмотрению природы души. Это означает, что его взгляд на душу акцентировал не просто ее как предмет рассмотрения. Акцент переносился им на то, что порождает душу и лишь затем, в зависимости от этого, на то, как она может характеризоваться и структурно, и функционально в том или ином исследовании. Речь, таким образом, у Аристотеля идет не столько о душе как предмете рассмотрения, сколько о том, что выступает ее основанием, что обусловливает затем ее и как предмет исследования.
Проблема оснований психологических исследований в последующие периоды в Средние века и Новое время специально не рассматривается, если не считать наличия признания в одном случае Божественной субстанции, а во втором – механических закономерностей, характерных для мира. В обоих случаях есть указания на связь с этими основаниями, но собственно психологические знания выражают лишь негласные констатации результатов этой связи, а не процесс ее влияния и порождения того, что становится затем предметом психологического исследования.
В Новое время с развитием естественных наук возникает представление о сознании как предмете психологического исследования, под которым понимается
1В трактате «О душе» Аристотель формулирует понятие о способностях и их иерархии как функциях души, а также понятия такие как восприятие, память, воображение, психические образы, ассоциации как связь между представлениями, понятия характера, мотивации и др. Душа рассматривалась Аристотелем не как самостоятельная сущность, а как форма, способ организации живого тела.
способность думать, чувствовать, желать. Начиная с Декарта, происходит поворот в понимании предмета психологии от души к сознанию. Основные методы изучения в этот период:
- самонаблюдение (интроспекция, внутреннее зрение);
- и описание фактов.
Декартовская концепция сознания опиралась на открытие рефлекса и связывала процессы осознания с тем, что именно через рефлексы происходит фиксация актов осознания и фиксация цепи актов его самонаблюдения (интроспекции)2.
Дополняющим такой подход в понимании предмета психологии в этот период надо рассматривать вклад Лейбница, который отмечал наличие «малых перцепций» (неосознаваемых восприятий)3. Включение неосознаваемого в круг исследования явлений, важных для психологии, показывает присутствие вектора ее развития, указывающего возможность выхода за пределы доступности, определяемого механистическим подходом4.
Эти феномены характеризуют ближайшие познавательные контексты, благодаря которым состоялось формирование
2Рефлекс рассматривался как реакция высшего живого существа, присутствие их констатировалось как данность в функционировании сознания. В этом виде – в виде такой константы он вводился в обиход исследования сознания. Именно в этом виде позже в концепции бихевиоризма возникает версия исследования сознания и психики в целом по модели, которая воспроизводит структуру рефлекса, в виде соотношения «стимул – реакция».
3Осознание последних трактовалось как осуществление простой перцепции (вос-
приятия), к которой присоединяется апперцепция (внимание и память).
4Оба этих вектора были ориентированы на
постижение сознания и неосознаваемого на основе самонаблюдения. При этом большое значение придавалось методам и тому, как они могут помочь познавательному процессу. Очевидность, сомнение, правила для руководства ума тщательно исследовались.
психологического знания. Ближайшие контексты имеют в себе характеристики как эмпирического, так и рационалистического плана. Кроме этого, они представляют собой историческое явление, которое вплотную подвело к пониманию недостаточности ограничения познания лишь ближайшими контекстами рассмотрения. Познавательная коллизия при этом замыкалась тем, что и как понималось контекстом рассмотрения изучаемых явлений. Работа с психологическим объектом с позиций как эмпиризма, так и рационализма планируется однотипно: с помощью методов как особых инструментов. Различие эмпиризма и рационализма как основания могло проявляться лишь в плане формы предъявленности их присутствия: либо в качестве эмпирического факта, либо как мыслимого. В том или другом случае это присутствие оказывалось в статусе фактов самой психологической реальности: в виде фактов эмпирических, или в виде фактов мыслимых5. Образ предмета психологической науки в этом плане оказывался очерченным следующими востребованными усилиями ученых: самонаблюдение за сознанием (и неосознаваемым, по возможности) и описание того, что в процессе самонаблюдения оказывалось выявленным, зафиксированным, определенным. Этот проблемный круг требовал соответствующего ему понимания и предпринимаемых усилий6. Весь этот проблемный круг оказывался полностью помещенным в границы, определен-
5И вот здесь возникает вторая группа привлекаемых к исследованию методов, которая упоминалась выше. Речь идет об описании фактов и соответствующих ему методах. Методы описания должны подчиняться формальной логике, и методы проведения исследования могли вступать в противоречие с последними.
6В их числе: разработка исследовательских методов и методов описания; или: разработка методов описания как методов исследования; определение субъекта и объекта исследования, в которых должна найти свое выражение конкретизация возможностей их взаимодействия, влияющая на результат исследования и т.д.
ные пониманием предмета психологического исследования, возникшего в этот период.
В современный период происходит аналогичная ситуация. Она выглядит следующим образом. Учитывая большое многообразие трактовок предмета психологии, в каждом из вариантов таких трактовок проблемный круг всякий раз становится формой, ограниченной той или иной концептуальной канвой. Именно она выступает определяющим вектором, согласно которому осуществляется исследование. Можно обратиться кратко к некоторым вариантам, представленным в современной психологии, которые вполне определенно демонстрируют и наличие проблемного круга, и наличие ограничительной концептуальной канвы, в которой вынуждены помещаться психологические исследования, принадлежащие к различным направлениям.
Пожалуй, одним из наиболее вариативно представленным направлением, является поведенческая психология. Именно поведение получает в этом направлении статус предмета психологической науки7. Бихевиористы считали, что человек — реактивная система, которая имеет своей моделью поведения – модель «стимулреакция». Поведение может и должно, с точки зрения бихевиоризма, управляться внешней средой. Отсюда вывод о том, что система поощрений и наказаний имеет решающее значение. Именно она позволяет человеку добиваться того, к чему он стремится.
Вариацией поведенческой психологии можно считать и позицию так называемой объективной психологии8. В этом
7Так, основатель бихевиоризма — американский психолог Дж. Уотсон писал, что с точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения до смерти. Он не отрицал наличие сознания, но исключил его из предмета психологии.
8Основатель объективной психологии (А. Пьерон) поведение рассматривает как единство регуляций, психической и исполнительной двигательной стороны во взаи-
же ряду находится и функционализм, который предметом психологии считает приспособительное поведение и роль в нем тех или иных психических функций. Далее, Мак Дауголл английский психолог в США, определяет психологию как науку, задача которой заключается в исследовании и объяснении поведения человека с целью успешного его регулирования и приспосабливания к меняющимся условиям обстановки9.
Варианты трактовок поведения как предмета психологии как науки, примеры которых мы отметили, оставляют в стороне вопрос о том, что является основанием выделения поведения для построения некоего отдельного психологического учения. Так же в стороне остаются вопросы об обусловленности самого поведения, о его статусе в жизнедеятельности человека. Отсутствие интереса к данным вопросам характеризует подход, который можно назвать абстрактным, то есть отвлеченным. В то же время его можно назвать и эмпирическим. Он также отвечает модели рационалистического подхода. Отсутствие интереса к выявлению оснований, на которых только и можно определить предмет науки является выражением поверхностного подхода. Он позволяет в обычных бытийных условиях обнаружить внешним образом феномен поведения и взять его в качестве самостоятельного и самодостаточного предмета
исследования и практически (точнее: эмпирически), и концептуально10. В итоге,
модействии с окружающим миром. 9Поведение мотивируется и ориентируется умственной или психической структурой. Отсюда делается вывод о том, что психолог должен изучать строение и функции психической структуры. В психической структуре он выделяет два аспекта: побудительно-мотивационный и познавательно исполнительный. Эта позиция характеризует так называемую гормическую психологию.
«Горме» означает стремление к определенной цели. При этом речь все же идёт о поведении.
10«Обычные бытийные условия» в данном
случае вполне соответствуют тому, что подразумевается, когда характеризуют эм-
обращение к эмпиризму и рационализму как основанию делает «легальным» формулирование предмета психологии, исходя из обнаружения того или иного объекта, выражающего что-либо (а в данном случае: поведение), который находится в непосредственном бытии. Такой объект, в свою очередь, находится в поле «беспроблемного» обнаружения, и нуждается только в фиксации его теми, у кого есть на это время и желание. Не удивительно поэтому, что в психологии существует очень много различающихся трактовок предмета ее как науки. В качестве вывода подчеркнем, что эмпирический и рационалистический подходы не требуют обращения к основаниям и, соответственно, к обоснованию. Достаточно лишь выделять различное, лежащее на поверхности и придавать ему статус предмета психологии как науки. Непосредственное обнаружение того, что может быть взято в статусе предмета исследования на уровне непосредственного опыта, сразу же оказывается достоянием мыслительного манипулирования, столь же не требующим погружения в основания. Благодаря последнему, из материала непосредственного опыта легко конструируются любые модели рассматриваемого объекта. Они при этом не теряют произвольного характера. Но могут быть использованы в случае востребованности.
Помимо бихевиоризма, в психологии существуют и другие позиции. Так, с точки зрения Пьера Жане, предметом психологии является человек в его связях со вселенной и другими личностями. Далее, говоря о связях, Пьер Жане указывает на то, что ими
пирический подход. Смысл эмпирического подхода при этом усматривается благодаря значению слова «эмпирио», которое переводится как «опыт». Далее, осуществляется обычная редукция. Она касается уже того, как понимается опыт. Традиция развития эмпиризма Нового времени также проявляет свое влияние. В результате «опыт» понимается как то, что дано непосредственно. Отсюда следует, что если нечто происходит из опыта, то оно не требует обоснования или не делает необходимым обращения к основаниям.
выступают человеческие действия11. Эта позиция требует рассмотрения статуса действий. Пьер Жане говорит, что психология является наукой о человеческих действиях, которые выражают его отношение к миру и насыщены психологическим содержанием. Обращаясь к рассмотрению действий, он как будто осуществляет выход за пределы круга на лично данных феноменов опыта. В то же время остается открытым вопрос о том, что понимать под действиями. Ведь выделение действий в качестве предмета психологии также является актом достаточно произвольным. Этот акт отвечает признакам абстрактного, эмпирического подхода и вполне может «рационализироваться» в форме вариантов манипуляций, теперь уже, системами действий. Здесь опять-таки не выявляются основания, на которых можно действительно обоснованно утверждать, что выбор именно действий в качестве предмета психологии как науки верный12. Напротив, есть основания утверждать, что действия в отличие от деятельности, всегда имеют ситуативный, конечный характер, а значит ими невозможно обосновывать без допущения известной произвольности постулируемую Пьером Жане социальную обусловленность памяти и психики человека.
Подчеркнем, что социальная обусловленность как таковая не может выражаться системами конечных ситуативных
11Он подчеркивает, что психические явления нельзя отделить от поведения, действия, движения. Он считает необходимым психику считать неотъемлемой частью деятельности, поведения. Анализ же поведения надо считать, по его мнению, способом изучения характеристик и свойств психики, а не предметом психологии, как это представлено у бихевиористов. Это в итоге позволило ему прийти к выводам о социальной обусловленности памяти и психики личности.
12В современной социальной науке имеется большое количество вариантов трактовок
действий, которые предлагается пониматься как основания конструирования тех или иных социальных феноменов. Наиболее ярко эта позиция представлена у Макса Вебера.
действий, так как это было бы основанием невозможности понять, объяснить культуру и общество, и, как минимум, их исторический характер. Если остановиться на выделении действий в качестве предмета психологии, ориентированной на понимание социальной обусловленности, то возникает неразрешимая коллизия, которая разрушительно будет влиять на состояние психологической науки. Поясним это утверждение.
Ситуативность и конечность действий присуща отдельным индивидам в отдельные промежутки времени и места. Если исходить из этого и далее пытаться подойти к вопросу о социальной обусловленности человеческой психики, то это будет означать, согласие с пониманием общества как совокупности отдельных индивидов. Однако такое понимание ведет в тупик и в понимании науки как социального феномена, и в понимании социальной обусловленности психики человека, и в понимании сущности культуры. Неразрешимая коллизия здесь возникает потому, что в данном направлении обращение к действиям как предмету психологической науки берет без рассмотрения то, что представляют собой действия, то, какой статус они имеют в социальной реальности, в реальности отдельного индивида, в реальности личности и др. Такое рассмотрение предполагает обращение к основаниям. Для него совершенно недостаточно выделение действий только потому, что они более весомы, чем поведение. Подчеркнём, что выделение действий – более глубокий вариант в формулировании предмета психологии. Но все же он недостаточен. Можно, например, сравнить смысл того, что может выразить поведение, с одной стороны, а что могут выразить действия, с другой13.
Отказ от рассмотрения оснований всегда чреват тупиками и ошибочными версиями происходящего не только в быту, но и в науке. Такой отказ является прису-
13Если действия ориентированы на результат здесь и сейчас, который подтверждается ими через его достижение, то поведение может выражать или вуалировать цели. Поэтому их статус не может быть одинаково весомым для адекватного понимания происходящего.
щим позиции и эмпиризма, и рационализма, как мы отмечали выше. В данном же случае мы подчеркиваем, что присутствие эмпиризма и рационализма оказывается обнаруживаемым и в трактовке предмета психологии через обращение к действиям и постулированию через них социальной обусловленности психических явлений.
Эмпиризм и рационализм могут проявляться в различных формах. Например, если выделяется, например, структура или функция в качестве произвольных оснований, то эмпиризм здесь будет присутствовать в виде произвольности и непосредственности перехода от на лично данного в явлении (либо структуры, либо функции) к тому, что должно выражать описание этого явления, знание о нем. Рационализм же здесь будет проявляться в том, что все видимое содержание непосредственного произвольного процесса будет моделироваться в мысли и будет далее сопровождать исследователя в качестве уже принятой модели понимания, которой в этом случае будет придан статус концепции.
Далее, обратимся к психологической концепции, получившей название гуманистической. Она возникла благодаря развитию взглядов Адлера, Хорни и Салливана на роль социокультурных факторов в психической деятельности. Казалось бы, прямое обращение к социокультурным факторам должно обезопасить эту психологическую концепцию от присутствия эмпиризма и рационализма. Но на самом деле и эмпиризм, и рационализм в ней присутствует. Это выражается в том, что постулирование социокультурных факторов не выступает достаточным основанием адекватного понимания и общества в отличие от социума, и культуры, которая не должна редуцироваться к определениям цивилизационного характера.
Можно отметить, как писал Л.С. Выготский, что ни в одной науке нет столько трудностей, неразрешимых контроверз, соединения различного в одном, как в психологии. Предмет психологии, по его мнению, – самый трудный из всего, что есть в мире, наименее поддающийся изучению; способ ее познания должен быть полон особых ухищрений и предосторожностей, чтобы дать то, чего от него ждут.
Развитие современной психологии как науки напрямую зависит от меры освобождения от подходов, ведущих в тупик, а также от развития культуры в целом14. В отношении науки разделение цивилизационного ее образа и собственно культурного осуществляется также по параметры деятельности, которую осуществляют люди каждый день и все время своего существования. Эта деятельность может иметь различное предметное содержание, ее суть зависит ее характера. Наука как явление культуры, представлена исследовательской деятельностью, которая имеет характер созидательной, творческой, социальнозначимой. Это значит, что исследовательская деятельность не может превращаться в некую систему действий в режиме постоянно повторяющегося алгоритма. То есть она не может превращаться в деятельность манипулятивную, ситуативную и имеющую конечный характер, имеющую смысл только «здесь и сейчас». Если такое происходит, то это означает, что в этом случае научное исследование как таковое прекращается и вместо нее имеет место некий рационализированный поток программируемых действий, которые определенным образом сочетаются с целями принятых научных программ и последовательностями их осуществления. Сочетание манипулятивных систем действий, выходящих на
14Наука как явление культуры не может не развиваться вместе с развитием культуры. Развитие же современной культуры является усложненным процессом, так как на сегодняшний день цивилизационные характеристики общественного бытия преобладают за счет их чрезвычайной акцентированности потребительской ориентацией как главной ценности. Учитывая, что отличие цивилизационной формы организации общественной жизни от собственно культурных процессов в ней состоит в том, что собственно культурные процессы выражают осуществление деятельности, имеющей созидательный, творческий и социальнозначимый характер, а цивилизационные процессы в полной мере выражены употреблением, применением, потреблением, тиражированием, обменом и т.д. того, что создано в культуре и культурой.
передний план в работе ученого, с целями принятых научных программ и последовательностями их осуществления, может происходить в связи с тем, что в самих программах они предусматриваются15. Даже многократное проведение экспериментов по одной и той же методике уже вполне характеризует присутствие алгоритмизации того, что делает ученый в процессе исследования. Здесь также присутствует соответствие ситуации, в которой производится эксперимент, в котором присутствует ожидаемое его завершение в том или ином цикле и т.д. То есть эксперимент как форма, например, в которой осуществляется деятельность ученого, становится узнаваемо цивилизационной16. Аналогично, например, наблюдение как форма проведения исследовательской работы, точнее, как метод, который приводит к порождению ее формы, предполагает разработку его программы, в которой должны быть отмечены параметры, по которым это наблюдение будет осуществляться в отношении выбранного объекта исследования. После создания такой программы исследование превращается в «процедурный» процесс. То есть он не предполагает созидательного и творческого характера. Всегда происходит аналогично. Так как речь идет об использовании методов, форм, которые уже сложились, кем-то были созданы впервые.
По отношению к вопросу о создании методов познания можно обратиться к Новому времени. Именно в тот период создание методов было явлением культуры, так как они были результатом процесса творческого, в котором раздвигались границы познания – познания возможностей движения к новому знанию, к его открытию. Далее, они получили статус инструментов, которые можно применять, использовать, то есть они стали вполне цивилизационным явлением. Цивилизационные явления такие как методы, средства, технологии исследования и т.п., позволяют совершенствовать исполнительскую часть исследовательской деятельности, делают ее более эффективной и комфортной. Однако, они не становятся ведущим содержанием исследовательской научной деятельности, они не становятся выражением ее сущности.
15Так, в программах всегда предусматривается создание и использование тех или иных алгоритмов в проведении самой исследовательской работы. Выделяется, например, большое количество времени на подготовительные работы к проведению экспериментов, выделяется время на работу с источниками, на основе которых создается та или иная гипотеза и др.
16Понятно, если такая форма была выработана до проведения текущего эксперимента, то она используется с большей эффективностью, так как уже доведена до автоматизма и не требует все новых коррекций. Такая же ситуация имеет место и по отношению к другим формам проведения научных работ.
Что же остается за пределами досягаемости для методов, средств, технологий исследования? Остается главное. Образно выражаясь, главным является «погружение» в то, что исследуется. «Погружение» означает создание возможности познать объект через него самого и через тот контекст, в котором он возникает и существует.
Более поверхностным по отношению к погружению является процесс выявления того, как функционирует объект исследования. Функционирование предмета означает его проявление в том или ином плане, контексте, процессе и т.д. Понятно, что функционирование любого предмета будет различным, если это функционирование будет осуществляться в различных контекстах или обстоятельствах. Это значит, что предмет познания будет другим, если мы его будем рассматривать в различных контекстах или обстоятельствах. Контексты могут быть вызваны и внешними обстоятельствами. В этом случае формируемое знание предмета будет относиться не к нему самому, а к обстоятельствам, которые создали контекст и соответствующее проявление исследуемого предмета.
Понимание такого «переноса» смысла исследования с главного на инструментально-техническое может означать лишь трансформацию, не способствующую сохранению и актуализации цели, ориентированной на творческое деяние. Для внутреннего состояния науки это означает потерю своего энергетического потенциала развития. Цель использования матриц, трафаретов и т.д. не может сравниться по своему «энергетическому» статусу с целью созидания нового, целью осуществления творческого деяния. Научного сообщество, в котором произошла такая трансформация становится тоже цивилизационным феноменом и теряет возможность быть воплощением процесса развития культуры. Для развития науки как явления культуры необходимо сохранять созидательнотворческий потенциал. В развитии любой науки важным является понимание того, на каких основах можно осуществить исследование. К числу исходных оснований относится адекватное определение его предмета, а также то, как именно этот предмет исследования можно познать.
Эмпиризм и его антипод – рационализм в современном процессе научного функционирования и в научных исследованиях активно выступают в роли «добротных» оснований. Более того, на них сегодня строятся многочисленные концепции не только теоретического, но и методологического плана. Однако, при ближайшем рассмотрении такое положение должно рассматриваться как анахронизм, который не только не допустим сам по себе как архивное явление, но и вреден настолько, что выступает условием торможения всякого исследования и концептуального осмысления возможностей будущего развития науки.
Эмпиризм и рационализм родом из 17 века. Они имеют вполне положительные черты как философские концепции. В числе положительных черт можно отметить рассмотрение ими возможностей человека в познании, которые они связывали именно с тем, что человек как отдельное существо имеет изначально от природы. Здесь имеется в виду наличие у человека органов чувств и возможности осуществлять мышление, благодаря наличию мозга. Наличие этих природных характеристик у человека характеризует его физиологическую определенность. Здесь не может быть никаких возражений.
Однако, если физиологическую определенность рассматривать как определенность познавательного, а также и психического, процесса, то в этом случае должно быть осознано присутствие недопустимой редукции. Она состоит в том, что собственно физиологические характеристики в этом рассмотрении безосновательно квалифицируются как гносеологические, или в другом варианте: как психологические. Затем делаются далеко идущие выводы, касающиеся уже теории познания, логики познавательного процесса или предмета психологической науки. Объективности ради надо отметить, что как эмпиризм, так и рационализм в рассмотрении познавательных процессов уже в 17 веке столкнулись с недостаточностью своих концептуальных позиций. Так, эмпиризм оказался неспособным вывести и объяснить появление всеобщего и необходимого знания. Таким знанием, как известно, является знание математическое, философское и в целом знание закономерностей. Рационализм же, чтобы объяснить наличие такого знания вынужден был прибегнуть к постулированию (утверждению) наличия врожденных идей, которые, якобы, делают из идей ощущений, то есть из плодов чувственного воспроизведения мира, всеобщее и необходимое знание. Сегодня допущение наличия врожденных идей не подтверждается ни физиологически при исследовании мозга младенцев, ни психологически. В философском же плане такое допущение также является несостоятельным.
Хождение идей эмпиризма и рационализма в современном функционировании науки и в осуществлении научных исследований, как правило, выражено ориентацией на терминологическое значение названий этих философских концепций. При использовании эмпиризма, как принимаемой концепции, ориентация осуществляется лишь с опорой на то, как переводится корень в его названии. Корень слова «эмпиризм» означает – опыт. А корень слова «рационализм» означает – «рацио», то есть рассудок или разум17. Понятно, что никакой уважающий себя ученый, или просто мыслящий человек, не будет отрицать роль разума или опыта в любом процессе познания и в развитии любой науки. Однако такое отношение к опыту и разуму вовсе не должно означать признания эмпиризма и рационализма основой развития современной науки в целом и научных исследова ний, которые проводятся под ее эгидой. Дело в том, что рассмотрение эмпиризма и рационализма в качестве ориентиров, помимо терминологического ракурса, имеет и собственно концептуальный итог. Терминологический и концептуальные ракурсы очень отличаются друг от друга и порождают очень различные следствия.
17 До немецкой классической философии понятия рассудка и разума по существу не различались. Под «рацио» понималась некая отсылка к тому, что осуществляется мышлением.
В рамках рассмотрения эмпиризма и рационализма в качестве концептуальных основ научного исследования или развития науки в целом необходимым образом на первый план выдвигаются коррекции в понимании предметов исследования, способов и методов исследования, способов институционального оформления результатов исследования и др. Эти коррекции существенным образом меняют логику научного исследования и понимание логики развития науки в целом.
Обратимся к некоторым итоговым коррекциям, обусловленным признанием эмпиризма или рационализма основой процессов, имеющих место в науке. Но прежде подчеркнем, что и эмпиризм, и рационализм, как мы отмечали выше, исходят из возможностей отдельного человека, индивида, характеристики которого в полной мере обусловлены природным образом. В понятиях «опыта» и «рацио» в их трактовке эмпиризмом и рационализмом абсолютизируется18 принадлежность их характеристик отдельному индивиду.
В то время как человеческий опыт и человеческий разум (и даже рассудок) не может сформироваться только как индивидный19 феномен. Они формируются как явления социального порядка. Это подтверждается всем развитием человеческой культуры. Вся история философии после 17 века, а также развитие науки на ее класси-
18 Абсолютизируется – значит недопустимым образом преувеличивается.
19 Индивидный феномен – значит явление, принадлежащее одному индивиду, или порожденное одним индивидом.
ческом этапе, доказывают недопустимость абсолютизации индивидного подхода, как со стороны эмпиризма, так и со стороны рационализма. Уже Лейбниц считает необходимым вводить понятие Предустановленной гармонии для характеристики поведения и имеющихся возможностей монад. Спиноза также указывает на природу как причину самой себя и этим подчёркивает несамостоятельность индивида в лоне природы, его зависимость от характеристик самой природы. Иначе говоря, в философии уже Нового времени имеет место понимание концептуальной недостаточности как эмпиризма, так и рационализма. В немецкой классической философии это направление мысли специально рассматривается. В частности, концептуально обосновывается необходимость присутствия всеобщего основания для любого отдельного явления. У Канта – это Трансцендентальный Субъект, у Гегеля – это Абсолютный Дух или Абсолютная Идея. В философии К. Маркса и Ф.Энгельса таким всеобщим основанием, но понимаемым материалистически, рассматривается общество. Через исследования в области философии открывается суть недостаточности позиций и эмпиризма, и рационализма. Эта недостаточность проявляется всякий раз, когда возникает попытка базировать понимание или построение процессов познания на основе концепции либо эмпиризма, либо рационализма.
Во-первых, это касается выделения и понимания предмета науки. Попытка определения предмета науки, осуществляемого исходя из возможностей отдельного человека, будет означать, что большая группа наук, уже имеющих место в современном обществе, должна потерять свой предмет. К ним можно отнести все социальные науки, так как все они не могут строиться на понимании общества как явления, моделирующего особенности отдельного индивида. В отношении естественных наук также произойдет потеря своего предмета, так как современные естественные науки опираются на данные о природе, которые фиксируются далеко не только и не столько с помощью органов чувств отдельных людей.
Во-вторых, это касается рассмотрения способов и методов исследования. Понятия «способ» и «метод» характеризуют то, каким образом происходит связь субъекта познания с тем, что познается. Такая связь, если она мыслится в виде характеристик атрибутов отдельного человека, с самого начала оказывается не способной воспроизводить то, что характеризует реально связь человека с познаваемым объектом. Дело в том, что связь субъекта и объекта познания с самого начала всегда обусловлена контекстом, в котором она осуществляется. Поэтому, чтобы эту связь правильно, точнее: соответственно, понимать и конструировать, воссоздавать в виде новых и эффективных способов и методов, необходимо сам контекст и то, как именно связан с контекстом сам познающий, как пребывает с ним в единстве, был понят и интерпретирован. Признание чувственного опыта в качестве основы понимания и интерпретации контекста связи познающего и познаваемого ведет в тупик. Это происходит потому, что сам контекст, хотя и реально существует, не может быть сведен к характеристикам чувственности субъекта познания, как моделирующего познавательный процесс основания. В то же время сохраняется проблема зависимости от субъекта того, что в результате оказывается результатом познания. Здесь тупик имеет статус методологического. Это означает, что понимание процесса, в котором формируется знание, искажен и требуется переосмысление. В противном случае тупик останется и следствия его будут неуклонно сохраняться и тиражироваться в отношении любых наук и любых проблем внутри них.
Аналогично обстоит дело и с вариантом, в котором постулаты рационализма принимаются в качестве основы связи субъекта и объекта познания. Таким постулатами выступают представления о роли рациональной мыслительной деятельности
- мышления на уровне рассудка в познании. К их числу можно отнести:
- мысль о роли знания, которым уже обладает человек. Здесь оно оказывается в роли определяющего дальнейший ход познания, даже в том случае, если это знание оказывается ложным или искажающим;
- наличие сомнений и вытекающих из них вариаций понимания того, что предстает как объект и способ или метод познания;
- наличие мысленной модели хода познавательного (исследовательского) процесса как версии наилучшего способа или метода его осуществления вне зависимости его от ее (модели) оснований, который имеется и предпосылается самому исследованию;
- понимание рациональности как могущественного инструмента познания, так как его понимание, как правило, соотносится с образом все понимающего разума, все воспроизводящего мышления;
Однако каждый из этих постулатов нуждается в дополнительном рассмотрении. Итак, первый постулат указывает на особую роль уже имеющихся знаний для дальнейшего исследования. Уповать на наличное знание в научном исследовании крайне недостаточно, так как не всякое имеющееся знание способно помочь исследованию. В том случае, если имеющееся знание представлено в виде информации, то есть в форме знания «готового», а потому статичного, то в этом случае оно в исследовательском процессе не впишется в процессуальную форму самого исследования. Будет в этом смысле ему противостоять. Конечно, это противостояние будет наблюдаться только в том случае, если проводимое исследование не будет представлять собой конгломерат еще и других форм готового знания, которыми «исследователь» манипулирует путем проб и ошибок, наугад ожидая хоть какого-нибудь результата. Упование на имеющееся готовое знание как мыслительная установка является не только определенной данью рационализму как философской концепции Нового времени, но и является данью эмпиризму. Последнее обнаруживается тогда, когда подразумевается необходимость и обязательность использования готового знания, включение его в чужеродном виде (в готовом виде) в процессы. В данном случае в исследовательские процессы. Такое включение покажется вполне оправданным с точки зрения расхожего представления о знании, не различающемся в любой форме (включая и готовое знание, то есть информацию). Вспомним в этом плане яркую версию такой позиции, высказанную в Новое время Ф. Бэконом: «Знание сила». При этом нельзя забывать, что знание может быть выражено и выражать то, что вряд ли будет подтверждать этот тезис. Например, для иллюстрации: знание того, что такое инфляция не дает возможности ее преодолеть. Или знание о том, что есть психология не обусловливает решения ее проблем и т.д. Иначе говоря, не всякое знание есть сила.
Второй постулат, который можно отнести к позиции рационализма – это признание положительного смысла наличия сомнения как такового и вытекающих из него вариаций понимания того, что представляет собой объект, способ или метод познания. В современный период обращение к постулату сомнения является также расхожим выражением приверженности к позиции рационализма. В современной интерпретации: этот постулат интерпретируется как фактор приверженности к рациональному отношению. Он указывает на то, что в мышлении исследователя присутствует модель ситуации выбора (или определения приоритетности), который необходимо совершить между уже имеющимися вариантами знаний, оценок состояний, моделей, методов и проч. Недостаточность здесь выражается, прежде всего, в том, что для исследователя попадание в ситуацию выбора означает фактически выпадение из ситуации осознанного, целенаправленного познавательного процесса. Это означает, что его включение в исследовательский процесс носит характер достаточно внешний, неосознанный, поверхностный, ориентированный на случайность, а не понимание его закономерностей.
Третий постулат, предполагающий использование имеющейся модели, которая предпосылается познавательному процессу, как мыслительная схема, калька и т.п. также можно отнести и к традиционно рационалистическому и эмпиристскому варианту. Со стороны указания на наличие схемы или модели, которая присутствует в мышлении, этот постулат можно вполне отнести к позиции рационализма. Со стороны же использования этой схемы как матрицы, как того, с чем можно «орудовать» через системы действий, с этой стороны данный постулат вполне вписывается в позицию эмпиризма.
Четвертый постулат, характеризующий рациональность как могущественный инструмент познания, который соотносится с образом все воспроизводящего мышления, имеет все признаки, подтверждающие его прямое отношение к традиции рационализма как философской концепции. И все же при ближайшем рассмотрении этот же постулат выступает и формой подтверждения позиции вполне отвечающей духу эмпиризма. Поясним данное утверждение. Во-первых, в данном постулате «рациональность» прямо указывает на присутствие «рацио» как центральной характеристики того, что определяет процесс познания. Во-вторых, характеристикой рациональности оказывается соответствие определенной последовательности, нормам, требованиям, заданным признакам, установленным регламентам и т.д., которые предпосылаются рассматриваемым процессам. В нашем случае это процессы исследований. Предпосылание исследованиям заданных образцов переводит их в сферу поверхностного осуществления. Точнее: в сферу эмпирического осуществления. В науке, как известно, такая сфера называется эмпирическим уровнем исследований. Для него характерно как раз следование процедурам, к числу которых всегда относятся: сбор данных об исследуемых объектах, обработка этих данных, систематизация и классификация обработанных данных и, заключительной частью этих процедур является осуществление интерпретации того, что получено в результате первых трех процедур20.
20Данные процедуры эмпирического уровня научного исследования сами по себе не являются выражением эмпиризма. Они лишь указывают на наличие эмпирического уровня в научном исследовании. Однако, если их статус сублимируется, то есть если их статус чрезмерно возвышается и отождествляется с собственно научным исследованием как таковым и при этом не указывается, что данный эмпирический уровень не является единственным, если не учитывается, что кроме него есть еще и теоретический уровень, то в этом случае возникает позиция абсолютизации эмпирического уровня познания, а значит возникает и подтверждается позиция эмпиризма.
Развитие философии после 17 века прошло большой путь. Его нельзя игнорировать. Но в то же время склонность рассматривать науку и процессы, происходящие в ней, на основе эмпиризма и рационализма, являются анахронизмом. Они проецируют такие процессы в науке, которые делают исследования абстрактными, неэффективными, деформирующими образ науки как таковой.
Для адекватного научного исследования необходимо учитывать логику его развития. Она не совпадает с представлениями о непосредственном характере знаний, предметов наук. Так же, как она не совпадает с представлениями о возможностях мыслительных операций на рассудочном уровне для проведения исследований и понимания их подлинных результатов.
Реализация философского подхода к рассмотрению науки является условием понимания ее сущности и перспектив развития на всех этапах человеческой истории. Познавательная практика человечества всегда была предметом исследования: и в прошлом, и в современный период. Значимость такого исследования состоит в том, что благодаря выводам, которые человечество научается делать, проводя такие исследования, становится возможным понимание логики процесса развития науки. В свою очередь, установление закономерностей в развитии науки способствует перспективному прогнозированию ее реальных шагов и возможностей и преодолению абстрактных подходов в осознании предметов и задач этих наук.
Абстрактность может быть преодолена только путем рассмотрения объектов исследования этих наук с точки зрения процесса их формирования и развития. Эти «требования» характеризуют реализацию диалектического способа мышления, являющегося, в то же время, способом реализации методологии как сферы всеобщего. Речь, таким образом, идет о необходимости философского уровня рассмотрения оснований наук. При этом сама философия не должна рассматриваться как сфера знания, в которой запечатлены лишь мнения людей о самых разнообразных вещах и явлениях. Философское мироотношение выражает закономерности всеобщего порядка, в котором отражаются способы становления мира как целого. Именно эта ориентация на понимание мира как целого доминирует в классической традиции, присущей мировой философии. В современный период сохранение классических философских ориентаций в то же время является условием выхода из методологических тупиков, проявляющихся в социально-гуманитарном знании в целом и в психологии, в частности; тупиков, которые порождены сведением рассмотрения актуальных проблем к рассудочным схемам связи «Человек – мир», абсолютизирующим утилитарно прагматическое мироотношение.
ЛИТЕРАТУРА
- Веккер Л.М. Психика и реальность: Единая теория психических процессов. М.: Смысл, 1998.
- Danziger K. The methodological imperative in psychology // Philosophy of Soc. Sci. 1985. N 15. P. 1–13.
- Ждан А.Н. История психологии: от античности к современности/ А.Н. Ждан –М., 2002.
- История общей психологии. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:/ /www. rrc. ysu. ru/ resource/ network/ doc 21/ m3.htm
- Козлов В.В. Седьмая волна в развитии психологии // Тр. Ярослав. методол. семинара «Предмет психологии». Ярославль: МАПН, 2004. С. 185–206.
- Петровский А. В. и др. История и теория психологии / А.В. Петровский, М.Г. Ярошевский – Ростов-на-Дону, 1996.
- Смирнов С. Д. Методологический плюрализм и предмет психологии // Тр. Ярослав. методол. семинара. Предмет психологии. Ярославль: МАПН, 2004. С. 276–291.
- Стёпин В.С. Теоретическое знание. М.: Наука, 2000.
- Шрейдер Ю.А. Ритуальное поведение и формы косвенного целеполагания. // Психологические механизмы регуляции социального поведения. / Отв. ред. М.И. Бобнева, Е.В. Шорохова. М., 1979. С. 103-127.
- Юревич А.В. Психология и методология // Психол. журн. 2000. Т. 21. № 5. С. 35–47.