Центральная Азия в XIX веке: Россия, Казахстан и Туркестан (проблемы геополитики)

Общеизвестно, что задолго до утверждения военно-политического господства российского царизма в Центральной Азии между народами России и этого региона сложились довольно широкие торговые, хозяйственные связи. По мере все большего укрепления централизован­ного российского государства усиливались и реализовывались его экспансионистские устрем­ления, что и предопределило его постепенное превращение из небольшого государства, еще в XIV веке называвшегося (по преимущественно занимаемой территории) Северо-Восточной Русью, а в XVI в. после покорения Сибири и Поволжья - Россией, в Российскую империю (при Петре I, 1721 г.). И внешняя политика последней вообще, но особенно в отношении государств и народов сопредельных территорий, приобрела откровен­но агрессивный характер.

Даже простираясь на огромной территории -от берегов Тихого и Ледовитого океанов до Бал­тики, Черного моря и границ Скандинавии и Китая - в 1-й половине XIX века Российская империя то по своей инициативе, то в целях от­пора враждебным государствам продолжала войну и приобретала все новые и новые терри­тории. Так, в 1809 г. Швеция была вынуждена уступить Российской империи Финляндию, которая стала именоваться Великим княжеством Финляндским. Хотя последнее и было наделено широкой автономией, права его постоянно игно­рировались и княжество, фактически оставалось полуколониальным владением российской ко­роны.

До середины того же столетия военно-поли­тическое господство России распространилось на Польшу, Закавказье и часть территорий, при­надлежавших казахам Среднего и Младшего жузов. Ради этого, царизму пришлось преодо­леть военное и дипломатическое противодей­ствие ряда европейских государств (Великобри­тания, Франция, Пруссия (Германия), Швеция, Турции, Китая и сопротивление народов в основном насильственно присоединяемых ре­гионов).

В середине XIX века Центральная Азия, раз­дробленная на Бухарский эмират, Кокандское, Хивинское ханства и обособленные государ­ственные образования Старшего, Среднего и Младшего казахских жузов, уже была регионом, раздираемым, ослабляемым частыми войнами между ханствами, особенно между Бухарским и Кокандским, а также противоборством внутри ханств, казахских жузов.

Наряду с этим Центральная Азия - после российской колонизации Закавказья -стала объектом откровенных притязаний и Россий­ской империи, и Великобритании. В действи­тельности же, как известно, имевший давние торговые связи, дипломатические контакты и даже сношения еще с Московской Русью, за­падно-европейскими странами, арабским Востоком, Индией и Китаем, центрально-азиат­ский регион уже в начале XVIII века вызывал экспансионистский интерес у российского ца­ризма и у правящих кругов Великобритании -самой крупной в то время метрополии. Поэтому стоит заметить, что известный исследователь истории российско-центральноазиатских отно­шений Н.А. Халфин был неправ, называя Тур­кестан середины XIX века «полузакрытым и несколько таинственным уголком земного шара»/1/.

В этой связи подчеркнем, что многие авторы, касаясь этого региона, просто не учитывали вполне обоснованные проявления насторожен­ности, недоверия правящих кругов центрально-азиатских ханств к российскому царизму и к другим более сильным государствам.

Правители, высшие сословия коренных на­родов региона знали и помнили о колониза­ционном походе Ермака (от него пострадали не только народности Сибири, но и казахи, насе­лявшие Западно-Сибирскую низменность), о тяжелых последствиях за-воевания Казани, Астрахани, о военных экспедициях А. Бековича-Черкасского (1717 г.), Н.Н. Муравьева (1819 г.) в Хивинское ханство/2/; знали они и об остром российско-английском соперничестве за утверж­дение своего, конечно же, колониального, гос­подства в Центральной Азии, особенно ее в туркестанской части.

В конце XVIII - начале XIX вв. получили широкую известность и вызывали тревогу у многонационального населения Туркестана све­дения о введенных российским царизмом факти­чески колониальных порядках на части тер­ритории казахов Младшего и Среднего жузов, добровольно (но все-таки в силу ряда обстоя­тельств) или вынужденно перешедших в под­данство российской империи. Великодержав­ному и великорусскому воздействию подверг­лись даже те массы казахского населения, ко­торые были обращены в российское подданство еще в 1-й половине XVIII века.

Понятно, что колонизация эта уже с самого начала вызывала активное сопротивление корен­ного населения, прежде всего его высшего со­словия. Известно, что распространение власти российской империи на все большую часть территории казахских жузов, ликвидация исто­рически сложившейся казахской государствен­ности - в 1819 г. в Среднем жузе и в 1824 г. - в Младшем, попытки полностью покорить их, подчинить требованиям «Устава об Оренбург­ских киргизах» (1824 г.) и «Устава о Сибирских киргизах» (1822 г.) встретили ожесточенное пр-тиводействие со стороны патриотически на­строенной части верхов и народных низов этих жузов.

Наиболее мощными национально-освободи­тельными выступлениями казахского населения первой половины XIX в. явились восстания, возглавлявшиеся батыром Исатаем Таймановым и поэтом Мухамбетом Утемисовым (1836-1838 гг.) и представителями ханской династии сул­танов - Саржаном Касымовым (1836 г.) и Кене-сары Касымовым (1837-1847 гг.). Эти восстания, в которых участвовали роды всех жузов, были нацелены на восстановление национальной государственности, но по тогдашним обстоя­тельствам они не могли завершиться иначе, чем поражением. Однако, как показали последую­щие события, возглавляемые братьями Касы-мовыми и поддержавшими их султанами народ­ные массы своей борьбой почти на 15 лет задер­жали колонизацию Центрального и Южного Казахстана, а также Ташкентского оазиса.

Тем не менее, внутри и вокруг Бухарского эмирата, Кокандского, Хивинского и казахских ханств, кыргызских родов, населявших терри­тории, входившие в состав Кокандского и Бухарского ханств, а также туркменских родов, проживавших на территориях, подвластных Бухар­скому и Хивинскому ханствам, обстоятельства довольно часто складывались так, что, напри­мер, отдельные казахские ханы, старейшины и другие представители знати кыргызских родов были вынуждены обращаться к монарху, правительству Российской империи с просьбами о военно-политической помощи, покровитель­стве и т.п.

Для казахов Младшего и Среднего жузов надобность действенной помощи со стороны властей России или принятие некоторой частью их российского подданства объяснялись систе­матическими разорительными набегами джун-гарских (после 1758 г. Джунгария стала имено­ваться Синьцзяном) и китайских войск, а также постоянными распрями в военно-феодальных верхах родов, жузов и между ними. А казахи Старшего жуза, кыргызы Тянь-Шаня, Чуйской и Таласской долин, кроме нашествия китайцев, болыпе всего страдали от социально-полити­ческих притеснений со стороны правящих кругов, феодального чиновничества Коканд-ского ханства, что тоже вынуждало обращаться к России. Но при этом если для Младшего и Среднего жузов российский царизм, преследо­вавший свои цели, намеренно выдерживал до­вольно длительные паузы и только потом ока­зывал помощь и прочно закреплялся на части территории этих жузов, то значительно отда­ленные от России территории и население Стар­шего жуза, и, особенно, кыргызы упомянутых регионов, вплоть до середины XIX в. заметной помощью ее не пользовались и оставались вне зоны практических экспансионистских действий России.

Вместе с тем, как и в других развивающихся регионах мира, жизнь государств и народов Центральной Азии текла своим чередом: междо­усобные войны, консерватизм и деспотичность феодальных властей, родоплеменные и местни­ческие раздоры сдерживали, но не могли вос­препятствовать их социально-экономическому, духовному развитию и довольно широкому тор-гово-хозяйственному сотрудничеству и гумани­тарным связям со многими зарубежными госу­дарствами и народами, в том числе с Россией.

Прежде чем охарактеризовать эти вопросы на материалах народов тех регионов, которым суждено было впоследствии составить Тур­кестанское генерал-губернаторство, приведем ряд примеров из практики жизни населения других регионов Центральной Азии.

К середине XIX в. хозяйственная деятель­ность населения Центральной Азии: земледелие, скотоводство и народные ремесла носили не столько натуральный, сколько товарный харак­тер. Природно-климатические условия различ­ных регионов, своеобразие исторически сложив­шихся хозяйственно-производственных тради­ций их населения предопределили достаточно высокий спрос на многие виды центрально-азиатской продукции. Так, у населения всех жузов преобладавшим родом хозяйства было скотоводство, сопряженное с сезонными переко­чевками. Эти перекочевки, в зависимости от природно-климатических условий особенностей ландшафта, определили полукочевой или пре­имущественно полуоседлый образ жизни. И если при первом типе хозяйства в совокупном стаде почти две трети поголовья составляли овцы (60%), а лошади - 13%, крупный рогатый скот -12 % и верблюды - 4 %, то при другом типе скотоводства большей была доля крупного рогатого скота и лошадей/3/ .

При всех объективных и субъективных труд­ностях ведения скотоводческого хозяйства и проблемах в социальной организации занятого населения многие казахские регионы являлись основными поставщиками скота в Бухарский эмират, Кокандское, Хивинское ханства и в Рос­сию. Например, в конце XVIII-начале XIX вв. на пограничных с Россией линиях ежегодно реали-зовывалось в среднем 1,5 млн. голов крупного рогатого скота и более 100 тыс. лошадей. В середине XIX в. (когда Россия уже утвердилась в ряде сопредельных районов Младшего и Среднего жузов) только на Иртышскую линию каждый год поставлялось около 150 тыс. лошадей, 3 млн. овец и 100 тыс. голов крупного рогатого скота/4/.

Развитие скотоводства стимулировало рас­ширение торговых связей казахских жузов с населением Бухары, Коканда и Хивы, а также с Восточным Туркестаном и

Китаем. Так, только присырдарьинские ка­захи на необходимые им и для реализации в районах Младшего и Среднего жузов товары ежегодно обменивали от 50 до 100 тыс. овец в Бухарском эмирате, около 100 тыс. овец в Фер­ганском регионе Кокандского ханства и почти 200 тыс. овец в Ташкентском оазисе/5/. Взамен они приобретали хлопчатобумажные, шелковые ткани, ковры, оружие, фрукты, разнообразную посуду, рис и др. товары.

Существенное место в хозяйственной жизни населения всех жузов занимало также земледе­лие, получившее заметное развитие в XVIII -первой половине XIX вв. Это объяснялось, во-первых, наличием на их территории множества полноводных рек и пригодных для орошения обширных долинных земель; во-вторых, потреб­ностями дополнять закупки продовольствия и фуражного зерна собственным их производ­ством; в-третьих, наличием у казахского насе­ления заимствованными у земледельцев сопре­дельных стран навыков земледелия, в том числе более целесообразного использования богарных земель. Как отмечалось в российской печати XIX в., казахи Младшего и Среднего жузов освоили земледелие столь успешно, что часть производимого хлеба продавали российским купцам". Но в последующем российские пере­селенцы, особенно в северных, северо-западных, южных районах и в Семиречье, вытеснили зна­чительную часть казахов из сферы земледелия.

Из продукции традиционных для казахов ремесленного производства и промыслов, кото­рая предназначалась в основном для внутрен­него потребления, довольно широким спросом на российском рынке пользовались войлок, выделанные шкуры домашних животных, лисиц, а также пух, ножи, арканы, седла и т.д.

По мере укрепления позиций царизма усили­валось и проникновение в сопредельные казах­ские регионы российского капитала, прежде всего торгового и промышленного, что поло­жило начало становлению фабрично-заводского производства, выявлению и использованию в интересах российской империи значительных месторождений полезных ископаемых, кото­рыми богаты недра Казахстана.

Вместе с тем развитие промышленности и связанной с ней социальной инфраструктуры постепенно и необратимо изменяло многовеко­вой уклад жизни значительной части казахского населения, прежде всего Младшего и Среднего жузов. В этих условиях усилилось социальное его расслоение (в результате, массы беднейших казахов переселились на началось ослабление чувства приверженности/6/ тому или иному пле­мени, роду, но сохранялось понимание принад­лежности к одному из трех жузов. Размывание родоплеменных представлений, различий нацио­нально-бытовых традиций довольно заметно происходило среди казахов, уже в первом поко­лении являвшихся российскими подданными и издавна проживавших на территориях, на кото­рых были созданы Западно-Сибирское, Орен­бургское генерал-губернаторства.

Серьезными факторами деформации адми­нистративного и социального устройства казах­ского общества стали: ликвидация системы хан­ской власти, других звеньев традиционной со­циально-политической структуры и введение к 40-м годам XIX в. на значительной территории Младшего, Среднего и, отчасти, Старшего жузов колониалистской, военно-административ­ной системы управления, соответствовавшей военным и политическим целям российского царизма.

В южной части Центральной Азии к сере­дине XIX в. существовали три ханства - Бухар­ское, Кокандское и Хивинское. В их состав, помимо узбекских территорий, входили также территории, населенные кыргызами, казахами, таджиками, туркменами, каракалпаками, уз-беками-локайцами и др. Часть туркменских зе­мель находилась в распоряжении Персии. Не­большое количество туркмен, живших на казах­ском полуострове Мангышлак, еще в XVIII в. приняло российское подданство. Таким образом, туркмены территориально были разобщены более всех других коренных наций Центральной Азии.

Туркменские земли прилегали к восточному побережью Каспийского моря и граничили с территориями Афганистана и Персии, а также представлялись наиболее выгодными для про­движения вглубь Хивинского ханства, а затем и Бухарского эмирата, что и предопределило то, что туркменам суждено было оказаться еще одной целью колонизаторских замыслов и дей­ствий российского царизма, который уже гос­подствовал на значительной части территории Центральной Азии.

Находясь в составе Хивинского, Бухарского ханств и Персии, туркмены, не имея нацио­нальной государственности, сохраняли свою со­циальную организацию и традиционное родо-племенное деление, в том числе на Мангышлаке и в Персии. Основными видами хозяйственной деятельности болыней части кочевого и осед­лого туркменского населения Бухарского эми­рата и Хивинского ханства были животновод­ство, хлопководство, ювелирное ремесло, очень престижное ковроткачество, а на побережье Каспийского моря - еще и рыболовство. Турк­мены же, населявшие Мангышлакский полу­остров, кроме скотоводства, занимались земле­делием и даже посадкой шелковицы/12/. Незави­симо от объема производимой продукции турк­мены ханств, особенно Бухарского, свое хозяй­ство вели с расчетом на рынок.

Как и среди населения других националь­ностей Центральной Азии, среди туркмен иму­щественная и в целом социальная поляризация была довольно значительной. К тому же турк­мены испытывали не только социальные тяготы, но и игнорирование их национальных интересов со стороны правящих кругов Бухарского эми­рата и Хивинского ханства. Это вызывало актив­ное противодействие массы туркмен, особенно племен теке и иомудов. Значительная часть последних находилась во власти хивинского хана.

И, несмотря на все это, в последующем рос­сийским войскам туркмены оказали столь силь­ное сопротивление, что оно вызывало серьезную озабоченность у имперских властей. Но, как указывается в относящихся к 1864 г. Официаль­ных российских источниках, «необходимость упрочения нашего (т.е. российского - С.Э.) влия­ния в Каспийском море... посредством занятия Красноводского залива и устройства там укреп­ленной фактории»/6/^, а также «обеспечения путей, ведущих от Каспийского моря в глубь Средней Азии»/14/ стимулировала завоевательские кампании российской империи.

Еще одна центральноазиатская нация, не имевшая в ХУШ-ХІХ вв. своей государствен­ности - это кыргызы. Кыргызы, сформирова-шиеся в качестве народности еще в период про­живания, как и башкиры, каракалпаки, в бас­сейне Енисея, населяли различные регионы Цен­тральной Азии: Тянь-Шань, Чуйскую, Талас­скую и Ферганскую долины, Гиссар, Карагегин.

По сравнению со своими сородичами, жив­шими в других регионах, к сер. XIX в. более прочные родоплеменные узы и традиции, в том числе традиционное общественное устройство, сохранили кыргызы Кокандского ханства, имев­шие и более высокий уровень хозяйственной деятельности. В значительной мере именно этим объяснялись и активное участие кыргызской родоплеменной знати в борьбе за власть в ханстве, и частые выступления кыргызских масс под освободительными лозунгами.

К тому времени социально-экономическое и политическое   положение   в территориально сократившемся ханстве чрезвычайно обостри­лось, что предопределило его довольно легкое завоевание российскими войсками в 1876 г. Но стремление кыргызов избавиться от феодально-национального гнета со стороны ханской власти и монархического чиновничества, а также от набегов казахов, проявилось еще в конце XVIII -начале XIX вв. Так. после безрезультатной миссии посланцев племени сарыбагыш в Россию в 80-х XVIII в., попытку получить покрови­тельство ее и перейти в российское подданство в нач. XIX в. предприняли старейшины племени бугу (олень). В 1814 г. Койчибек - сын Ширали-бия побывал у сибирского генерал-губернатора Глазенапа (позднее Западно-Сибирское генерал-губернаторство центром в г. Тобольске (до 1839 г.), а потом (с 1839 г.) - в г. Омске). Койчибек получил «чин капитана, золотую медаль и саблю за содействие при проходе караванов»/7/. Но русское подданство представители племени Бугу, населявшие Прииссыкулье, получили при вмешательстве российского офицера, казахского просветителя Чокана Валиханова и будущего исследователя края П.П. Семенова (впослед­ствии - Семенов-Тянъ-Шаньский) - только в 50-х гг. XIX в./8/

После образования Туркестанской области (1865 г.), а затем Туркестанского генерал-губер­наторства (1867 г.) вне зоны колонизаторских практических мероприятий оставались кыргызы только Ферганской долины.

Один из коренных народов Центральной Азии - таджики ко времени полного завоевания региона Российской империей компактными и многочисленными массивами проживали во многих районах, административно относив­шихся к Бухарскому эмирату, Кокандскому ханству и Афганистану. При этом, независимо от административно-политической принадлеж­ности своих территорий, таджики Шугнана, Каратегина, Бадах-шана. Дарваза, некоторых других районов Памира сохраняли свою относи­тельную независимость. Но это, как отмечал В.В. Бартольд, В.П. Наливкин был прав, считая, что одной из характерных национальных черт таджиков является их тяготение к горам/9/.

Относительная независимость таджиков упо­мянутых территорий, равно как и все болынее их сосредоточение в XVІІ-XVIII вв. в горных и предгорных районах, объяснялись многими факторами. Этим, в частности, объяснялось то. что к сер. XIX в. более двух третей собственно таджикских территорий приходилось на горные и предгорные районы, которые трудно было завоевать и еще труднее было закрепиться в них.

Так что тяготение к горам тут ни при чем, это лишь досужее мнение высоко-поставленного ко­лониального чиновника.

Таджики, обладая многовековой историей, богатым хозяйственным опытом и высокой духовной культурой, без каких-либо существен­ных проблем включались в экономику, социаль­ную сферу и межнациональные отношения насе­ления любого региона, где им суждено было жить. Поэтому будь то на собственной терри­тории, будь то на территории Бухарского эми­рата или Кокандского ханства, таджики, в зависимости от почвенно-климатических усло­вий зоны проживания, занимались хлопковод­ством, садоводством или животноводством, но всегда и везде неизменным для них было также богатое и разнообразное ремесленное производ­ство.

Однако положение таджиков, узбеков-локай-цев, кыргызов и населения других националь­ностей Восточной Бухары на протяжении XIX в. довольно часто подвергалось серьезным испы­таниям, что объяснялось, главным образом, про­должавшейся вплоть до 1895 г. борьбой Коканд-ского (до 1876 г.). Бухарского эмирата и Афга­нистана за обладание этой территорией. И в силу ряда объективных, а также субъективных причин сложилось так, что если уже в 60-х годах XIX в. население Ходжента, Ура-Тюбе, ряда других земель входило в состав Туркестанского генерал-губернаторства, то часть таджикского населения до 1920 г. осталась в составе Бухар­ского эмирата.

Для более полного понимания причин, пред­определивших несравненно более легкое завое­вание Россией Центральной Азии. чем. Напри­мер. Закавказья, а также осуществления в Тур­кестанском генерал-губернаторстве, других районах региона более жесткой, откровенно великодержавной национальной политики, кратко охарактеризуем положение Бухарского эмирата, Кокандского и Хивинского ханств к нач. 60-х годов XIX в., а также их взаимо­отношения между собой и с российской импе­рией.

Бухарский эмират, простиравшийся от бе­регов Сырдарьи у Ходжента до Памира (вре­менами включительно) и охватывавший также часть территории бассейна Амударьи. Населен­ную туркменами, каракалпаками, узбеками, тад­жиками, в сер. XIX в. являлся наиболее силь­ным центральноазиатским феодальным госу­дарством. Правда, производительные силы в эмирате были развиты слабо, хотя его недра были богаты многими уже известными место­рождениями полезных ископаемых, да и само­деятельное население было многочисленным. Но Бухарский эмират имел многоотраслевое сельское хозяйство и ремесленное производство, позволявшие производить разнообразную про­дукцию - от продовольствия до хлопчатобу­мажных, шелковых тканей, бумаги, кожи и ковров, ювелирных изделий. Не затрагивая во­просы феодального, даже архаического земле- и водопользования, непомерно тяжелой, особенно для народных низов, системы налогообложения, отметим, что благодаря искусному орошаемому земледелию, весьма доходным шелководству и каракулеводству, а также оригинальным видам ремесел и посредством успешных захватни­ческих войн против Кокандского и Хивинского ханств, оживленных торговых связей со мно­гими странами Бухарский эмират являлся эко­номически развивавшимся государством.

Однако тяжелое социальное положение болы-нинства населения эмирата, частые военные кам­пании против Коканда и Хивы, противоборство отдельных беков (например, Шахрисабза, Ки-таба, Каратегина. Шугнана, Бадахшана) против эмирской власти и в целом успешные акции российского царизма в соперничестве с Англией за подчинение Бухары своей военно-полити­ческой стратегии в Центральной Азии завер­шились тем, что после образования Туркестан­ского генерал-губернаторства от эмирата была отторгнута значительная часть территории, а затем он (по заключенному эмиром договору с К. П. Кауфманом) был лишен многих атрибутов независимого государства. Правда по сравнению с хивинским ханом статус бухарского эмира перед имперским центром формально был выше, да и эмират просуществовал на 9 месяцев долыне Хивинского ханства.

Самым крупным по площади территории, самым многонациональным по составу насе­ления и самым недолговечным государством в Центральной Азии было Кокандское ханство. После казахских ханств, подпавших под власть российской империи и ликвидированных ею еще до середины XIX в., Кокандское ханство еще некоторое время оставалось единственным центральноазиатским государством, граничив­шим с Россией, по уже лишившимся части территории.

Этому государству, пожалуй, больше, чем Бухарскому эмирату и Хивинскому ханству, были характерны такие противоречивые черты, как с одной стороны, довольно высокий уровень хозяйственной жизни, особенно в Узгенте, Оше, Андижане,  Намангане,   Маргилане, Коканде,

Ходженте (временами оказывавшемся во власти Бухарского эмирата), Ташкенте (большей частью остававшемся независимым и от Коканда, и от Бухары и благодаря этому, а также значитель­ным хозяйственным возможностям, служившем зоной оседания казахской бедноты), Чимкенте, Туркестане, Аулие-Ате, Пишпеке, а с другой, т громоздкая, социально несправедливая и мало­эффективная военно-феодальная система управ­ления территориями.

Именно с жестокостью методов управления, с непомерно высокими налогами, размеры ко­торых различались среди оседлого и кочевого, полукочевого населения, а поскольку кочевым, полукочевым хозяйством занимались в основ­ном казахи и кыргызы, то превышение взимае­мых с них налогов воспринималось как прояв­ление национального гнета. Кстати, заметим, что участие кыргызской родоплеменной знати в дворцовых интригах и в борьбе за власть в ханстве вовсе не означало, что она была уверена в реальной возможности прихода к власти, как об этом ныне пишут некоторые узбекистан­ские историки. Главное, чего Добивались кыр­гызские старейшины, - это добиться прихода к власти тех деятелей, которые содействовали бы ослаб-лению экс-плуатации кыргызского населения и восстановлению традиционного социально-по-литического устройства в кыргыз­ских родах.

Правлению кокандских ханов были присущи и такие черты, как значительное по масштабам строительство оросительных систем (от Таш­кента до реки Нарын), дворцов, медресе и в то же время частые военные кампании, предпри­нимавшиеся в целях захвата ряда территорий в горных и предгорных районах Памира, в нас-ленном казахами бассейне низовья Сырдарьи и в Семиречье, а также то, что Кокандское ханство в то же время многократно терпело поражения в результате агрессий со стороны Бухарского эмирата и при попытках противодействовать расширению российского господства на казах­станских территориях, на которые само претен­довало и часто вторгалось. Вместе с тем, рас­считывая добиться поддержки со стороны властей российской империи, особенно в свете борьбы против Бухарского эмирата, кокандские ханы в 40-х - начале 50-х гг. XIX в. безуспешно пред­принимали несколько дипломатических попыток. Направляемые ханами послания и дорогие по­дарки императору и его высокопоставленным чиновникам то принимались, то отвергались, а тем временем российские войска и вслед за ними колониалистские властные структуры целе­направленно и упорно продвигались в глубь Центральной Азии.

К середине XIX в. довольно трудным оказа­лось социально-экономическое и внешнеполи­тическое положение старейшего центрально-азиатского ханства - Хивинского. Занимая об­ширную территорию - от побережья Каспий­ского моря до Приаралья, на которой проживали узбеки, туркмены, каракалпаки, казахи, арабы и др., Хивинское ханство издавна являлось эко­номически развитым феодальным государством.

Благодаря тому, что многоводная и судо­ходная Амударья на значительном протяжении протекала по территории Хивинского ханства, здесь была создана разветвленная сеть каналов, других ирригационных сооружений, что спо­собствовало превращению орошаемого земле­делия в важную сферу хозяйственной деятель­ности большинства сельского населения. На основе поливного земледелия в ханстве высо­кого уровня достигли хлопководство, зерно-водство, садоводство и виноградарство. В турк­менских, каракалпакских районах по сравнению с земледелием более развитым было живот­новодство, в частности овцеводство и коне­водство. О масштабах животноводства, включая кочевое и полукочевое, свидетельствовало то, что при общей численности населения, состав­лявшей немногим более 800 тыс. человек, в ханстве поголовье крупного рогатого скота пре­вышало 180 тыс, овец было около 1 млн., ло­шадей - свыше 110 тыс, верблюдов - около 100 тыс/10/.

В сочетании с многовековым и разнообраз­ным ремесленным производством, славившимся прежде всего хивинскими коврами, ювелирными и керамическими изделиями, сельское хозяй­ство, тоже носившее отнюдь не натуральный/11/, а ярко выраженный товарный характер, служило основой для широкой по ассортименту и зна­чительной по объему торговли как внутри ханства, так и с другими странами, в том числе с Россией. Именно благоприятное расположение на торговых путях того времени способство­вало, помимо Хивы, росту и таких городов, как Хазарасп, Гурлен, Новый Ургенч, Чарджуй, Ташауз, Чимбай, Кунград и Ходжейли.

Несмотря на относительно стабильную хо­зяйственную жизнь всего населения ханства, социальное положение значительной его части было довольно тяжелым. Это объяснялось тем, что к середине XIX в. хивинские правители, едва отбивавшиеся от захватнических военных акций Бухарского эмирата, выступлений турк­менского населения, открытых попыток ряда туркменских родоплеменных вождей играть ведущую роль в правящей иерархии Хивинского ханства, в то же время не прекращали военных компаний как против колониалистских походов российских воя нацеленных на оккупацию туркменской территории от Каспийского побе­режья до населенного каракалпаками, казахами Приаралья, так и по нес новому и новому ограб­лению и покорению части населения Младшего жуза.

Такая внешняя политика хивинских ханов, однако, малое мешавшая традиционной тор­говле внутри и вне ханства, истощала и без того небогатую казну. В целях изыскания средств на ведение оборонительных и захватнических дей­ствий (отчасти поощряемых английской дипло­матией), а также на сооружение, а преувели­чения, прекрасных дворцов, медресе, минаретов и на поддержание культурной жизни ханы облагали население, особенно кочевое и полу­кочевое, непомерными налогами. А это в свою очередь, вызывало активное недовольство не только беднейших слоев населения, но и родо-племенной знати туркмен, казахов, каракал­паков, поскольку частое вмешательство хана и его высших чиновников в материальную сферу жизни родов и племен деформировало их тра­диционную социально-политическую организа­цию.

К тому же в Хивинском ханстве, несмотря ни на какие внутри- и внешнеполитические перемены, почти неизменными оставались монар­хическая система управления государством и очень сложный порядок земле- и водопользо­вания, что также тормозило экономический и социальный прогресс в ханстве. Но да вольно высокий уровень культурной, особенно лите­ратурной жизни, и широкие внешние контакты хивинских торговцев, турю мен, каракалпаков и казахов постепенно способствовали формиро­ванию в обществе и в правящих кругах пони­мания необходимости политических и социаль­ных преобразований. И они стали осуществ­ляться, но уже после того, как Хивинское хан­ство оказалось в подчинении российской им-перйи.

Таким образом, для народов Центральной Азии І-я половина XIX была весьма сложным периодом с точки зрения ситуации в геопо­литике: с одной стороны, их социальное раз­витие вело к осознанию путей и методов совер­шенствования производительных сил, производ­ственных отношений, болынего утверждения товарного характера производства, а также вос­становления своих исторически сложившихся, но заметно поблекших в результате феодальных междоусобии, культурных традиций и межна­циональных связей с другой стороны, правящие верхи центральноазиатских ханств свои вну­тренние социально-экономические трудности пытались, как правило, решать посредством усиления эксплуатации собственного населения и захватнических войн друг против друга. Именно последнее предопределило то, что перед лицом явной угрозы со стороны России и потенциальной угрозы со стороны Великобри­тании эти ханства ни разу не оказали сущест­венную помощь казахским жузам, а затем и туркменским племенам, первыми подвергшимся российской колонизации, осуществлявшейся с трех сторон Центральной Азии, ни разу не смогли добиться согласия между собой о сов­местном противодействии завоевательской политике России.