Термин «инвариант» получил свое наиболее полное понятийное содержание в математической и языковедческой науках. Приоритет с точки зрения первичности его ввода в научный обиход принадлежит математикам. В «Логическом словаре-справочнике» Н.Кондакова, в частности, указывается, что термин «инвариант» введен в научный обиход английским математиком Дж. Сильверстом в начале второй половины Х1Х века [Кондаков 1975: 197]. В математике существуют такие преобразования, в ходе которых меняется само математическое выражение, а его содержательная сущность остается неизменной. В этом случае математики говорят об инвариантном преобразовании. Именно это, по существу, отражает и словообразовательная структура термина «инвариант»: префикс инимеет отрицательное значение не, а слово вариант заимствовано из французского языка, где оно восходит к лат. variantis – «изменяющийся», т.е. буквально инвариант означает «неизменяющийся» [БАС, т.7. 2007: 249].
В языкознании областью научной востребованности термина «инвариант» (и, соответственно, «вариант») стала фонология, в рамках которой понятия «инвариант» и «вариант» ввел И.А.Бодуэн де Куртенэ на материале фонем и их реализаций в речи: фонема – инвариант, а ее возможные звучания (звуки) – варианты. Что же касается перенесения понятия инварианта на другие уровни языковой системы, связанные с семантикой, то, по мнению Н.В.Перцова [Перцов 2001: 20], исследователи связывают такой перенос с работой Р.О.Якобсона об общих значениях русских падежей (1936 г.), хотя, как справедливо отмечает А.В.Бондарко, понимание инвариантности в его трудах опирается на предшествующую традицию в разработке проблемы общих значений (в частности, на работы К.С.Аксакова, Н.П.Некрасова, Ф.Ф.Фортунатова, А.А.Шахматова) [Бондарко 2003: 10].
В дальнейшем произошла экстраполяция термина и понятия «инвариант» в другие научные теории. Самый широкий смысл придает ему философское определение, в котором инвариантность рассматривается как «свойство некоторых существенных для системы соотношений не меняться при ее определенных преобразованиях. Отражая неизменное и постоянное в однородных системах (или в состояниях одной и той же системы), инвариантность выступает как определяющий момент ее структуры; в этом смысле структуру правомерно рассматривать как инвариант системы» [ФЭС 1983: 205].
Не осталось в стороне от введения в научный аппарат термина «инвариант» и психология. В ней инвариантность выражает общность важнейших аспектов ряда восприятий одного и того же объекта различными познающими субъектами, что составляет объективное содержание этих восприятий и тем самым служит основой адекватного отражения сущности объекта.
Как и термин «инвариант», термин «прототип» оказался востребованным в исследовательском плане разными науками. В «Логическом словаре-справочнике» Н.И.Кондакова «прототип – предмет, на который переносится информация, полученная в результате изучения модели» [Кондаков 1975: 495]. В «Философском словаре» И.П.Меркулова (1999) термин «прототип» определяется как «абстрактный образ, воплощающий множество сходных форм одного и того же паттерна, наиболее репрезентативный на 2009-2013 годы пример понятия, фиксирующий его типичные свойства [Меркулов // ariom.ru/wiki/Prototip]. В этом же словаре отмечается, что в когнитивной психологии разработаны две теоретические модели формирования прототипа. Первая – модель центральной тенденции – предполагает, что прототип есть хранящийся в памяти абстрактный образ, представляющий собой нечто среднее из всех относящихся к нему примеров. Вторая – частотная модель – исходит из допущения, что прототип содержит наиболее часто встречающееся сочетание признаков, свойственных некоторому набору паттернов (экземпляров).
В «Кратком словаре когнитивных терминов» (КСКТ) понятие прототипа не имеет самостоятельной словарной статьи, а в той или иной степени определяется в статье, посвященной прототипическому подходу, или теории прототипов [КСКТ 1996: 140-145]. Согласно этой теории, данный подход – это «новый подход к явлениям категоризации, к понятию как к структуре, содержащей указания на то, какие элементы понятия являются прототипами». С учетом выделяемых двух видов прототипов, ими оказываются либо единицы, которые проявляют в наибольшей степени свойства, обладающие с другими единицами данной группы, либо единицы, которые реализуют эти свойства в наиболее чистом виде и наиболее полно, без примеси иных свойств [КСКТ 1996: 140].
Однако такое понимание термина «прототип» не является первичным. Вообще, сам термин «прототип» появился в XVII веке и, как отмечается в «Этимологическом словаре русского языка» М.Фасмера, слово «прототип» происходит от греческого слова, означающего, буквально, «первый отпечаток». Эта внутренняя форма достаточно четко отражает подход тех исследователей, которые считают, что «прототип заложен в человеческой мысли от рождения; он не анализируется, а просто «дан» (презентирован или продемонстрирован), им можно манипулировать» [со ссылкой на Филлмора – Демьянков 1995: 275]. В этом случае прототип в большей степени сориентирован на неязыковую категоризацию, когда прототип как «первый отпечаток» обусловлен непосредственным отражением и восприятием действительности, когда формирующийся образ оказывается «навязанным нашему уму извне» (И.М.Сеченов), когда прототип является началом, «первообразом» категории, ограниченной по существу данным конкретным образцом. Прототип в этом смысле выступает, согласно Э.Рош, как когнитивная точка референции, которая связана с тем или иным конкретным объектом действительности. Вот почему на этом этапе формирования категории возможны осмысления других ее членов с привлечением своего рода референтного или денотативного прототипа.
Как «первообраз, начальный, основной образец, истинник» толкуется значение понятия «прототип» в словаре В.И.Даля [Даль 1980: 521]. И в смысле «первоначальный тип», «исконный тип» в системе познания объекта действительности понятие прототипа совпадает с его осмыслением как «архетипа».
Но в ХХ веке происходит переход к истолкованию типа как методологического средства, с помощью которого строится теоретическое объяснение. «При этом происходит сдвиг в трактовке типа, который выступает уже не как реальный «архетип», а как результат сложной теоретической реконструкции исследуемого множества объектов», объединяемых с помощью обобщенной идеализированной модели или типа. Поэтому тип определяется как «некий объект, выделяемый по ряду критериев из всего множества и рассматриваемый в качестве представителя этого множества» [ФЭС 1983: 685]. В этом смысле значение префикса «прото-» по существу теряет свой смысл первоначальности, исконности и понятие прототипа в большей степени соотносится с типическим образом. «Прото-», таким образом, получает семантическое развитие, означая «лучший», т.е. прототип – лучший тип, образцовый тип.
Итак, научная востребованность терминов и понятий «инвариант» и «прототип» в разных областях научного знания, в различных науках свидетельствует об их междисциплинарном характере и в определенном смысле об их фундаментальности, если под фундаментальностью понимать «то, что работает и в других отраслях знания, на чем может строиться здание науки в целом, что обладает концептуальной универсальностью» [Журавлев 1982: 172]. В принципе, данные понятия, на наш взгляд, приобретают в той или иной степени статус общенаучных понятий.
Важным моментом в осмыслении противопоставления понятий «инвариант» и «прототип» являются их методологические свойства. Взаимосвязь инварианта с онтологией и гносеологией как двумя взаимосвязанными сущностями выделяет А.В.Бондарко, считая, что «в…истолкованиях инвариантности / вариативности… план онтологии соотносится с планом гносеологии». Но при этом далее он подчеркивает: «В теории инвариантности велика значимость гносеологических факторов (исходных принципов, общей концепции исследователя, особенностей различных научных школ), но это отнюдь не противоречит суждению об онтологической основе рассматриваемых понятий» (инварианта и прототипа – А.Ш.) [Бондарко 2003: 6]. Более жесткого противопоставления инварианта и прототипа с точки зрения онтологии и гносеологии придерживается Н.Н.Болдырев. По его мнению, «инвариант – это понятие, скорее, гносеологического плана, в то время как прототип – понятие онтологического уровня» [Болдырев 2003: 56].
Думается, здесь необходимо учитывать тот факт, что инвариант не существует в качестве реального объекта действительности, а представлен только в языке как объекте этой действительности, тогда как прототип существует как реальный (естественный) объект действительности. Но язык, если мы признаем его в качестве специфического объекта действительности, также имеет онтологический статус. И в этом плане инвариант и прототип, оказываясь в связи с этим объектом, имеют онтологический характер, отражая реальность существования тех или иных языковых единиц. Другое дело, какой из признаков – онтологический или гносеологический – преобладает в инварианте и прототипе? Ответ на этот вопрос, думается, следующий: в инварианте преобладает гносеологический план, а в прототипе – онтологический, что не исключает использования прототипа в качестве орудия (средства) познания действительности, поскольку с помощью прототипа, представленного тем или иным образом, человек воспринимает действитель-ность так, что «член категории, находящийся ближе к этому образу, будет оценен как лучший образец своего класса или более прототипичный экземпляр, чем все остальные» [КСКТ 1996: 144]. Это, в свою очередь, позволяет человеку классифицировать свои знания об объектах действительности, формируя на их основе определенные категории, отражающие в той или иной степени видение и восприятие человеком окружающего мира.
Таким образом, с методологической точки зрения инвариант и прототип имеют, скорее всего, взаимодополняющий характер. Обнаруживая в себе ту или иную связь с онтологией и гносеологией, они оказываются, в принципе, дополнительно распределенными сущностями: инвариант в большей степени сориентирован на гносеологию, а прототип – на онтологию языковых единиц. Но при этом важно отметить, что вне сферы языка инвариант и прототип оказываются не соотносимыми, поскольку прототип выявляется и в языковых категориях, и в категориях естественных объектов (естественных категориях), тогда как инвариант выявляется только в языковых категориях.
Отмечая методологическую составляющую в понятиях инварианта и прототипа, обратим внимание на то, что они связаны с разными путями (способами) осмысления действительности и его отражением в языке.
Методологические свойства понятия инварианта обусловлены, прежде всего, его связью с понятием абстракции. С.Шаумян, делая вывод о методологической значимости понятия абстракции для лингвистики, пишет: «Для лингвистики абстракция есть главный метод анализа свойств предмета, в отличие от других наук, использующих для этой цели технические средства. Ни микроскоп, ни химические реактивы не могут помочь лингвистике. То и другое должна заменить сила абстракции» [Шаумян 1999]. Несомненно, определенную роль в этом играет инвариант как один из основных видов абстракции.
Отношения между инвариантом и вариантами в языке строятся на основе родовидовой абстракции, позволяющей выделить общий признак, который объединяет различные частные признаки, определяющие сущность вариантов. При этом следует отметить, что оппозитивные отношения между инвариантом и вариантами представлены на разных уровнях абстракции, в отличие от оппозитивных отношений между вариантами, представленных в рамках одного уровня. Другими словами, отношения между вариантами гомогенны, а между инвариантом и вариантами гетерогенны.
Итак, с методологической точки зрения инвариант представляет собой ментальную единицу, отражающую родовидовые отношения между предметами и явлениями действительности. При этом важно отметить, что если бы мир оказался в нашем восприятии полностью вариантным, то когнитивная обработка поступающей о нем информации оказалась бы затруднительной и, думается, даже невозможной. Поэтому инвариант оказывается тем, что позволяет осознать и выявить варианты, своего рода логическим условием, соблюдение которого позволяет увидеть и описать в вариантном множестве различного рода преобразования, модификации и манифестации того или иного объекта действительности, одним их которых оказывается и сам язык. Инвариант оказывается своего рода ограничителем разнообразия, а, в конечном счете, мы имеем в противопоставлении инварианта и вариантов реализацию диалектического закона тождества и различия предметов и явлений окружающего мира.
Описание объектов на базе поиска инварианта нашло отражение в исследовательском подходе – инвариантном (инвариантно-вариантном), методологическая значимость которого в той или иной степени была подтверждена конкретными результатами научного описания языкового материала [Перцов 2001].
В отличие от инварианта, представленным родовым понятием, прототип представлен тем или иным конкретным типом (видом). Однако выбор этого конкретного видового представителя в качестве образца рода (категории) требует анализа уже не родовидовой абстракции, а другого типа (вида) абстракции, который позволил бы определить не столько логические отношения между родом и видом объектов действительности, сколько степень существенности тех или иных признаков, их психологическую и культурную выделенность сознанием человека на фоне особенного в единичном.
Что заставляет носителей русского языка прототипом категории (концепта) Птица считать такой тип (вид), как воробей, а носителей английского языка – малиновка? На этот вопрос родовидовые отношения ответить не могут. Здесь уже требуется анализ структуры самого объекта. Поэтому, наряду с родовидовой абстракцией, выделяют другой вид абстракции – «абстракцию рациональной структуры предмета» (С. Шаумян), которая, по мнению С.Шаумяна, является по своему содержанию семиотической абстракцией, вытекающей из знаковой природы языка. Он пишет: «Родовидовая абстракция может применяться на физическом уровне звука и на логическом уровне значения, но она не применима на коммуникативных уровнях, ибо коммуникативные классы не выводимы непосредственно из физических свойств звука или логических аспектов значения. Коммуникативные классы выводятся через законы отношений, а не путем генерализации, основанной на родовидовой абстракции». Поэтому одним из основных выводов С.Шаумяна относительно взаимоотношений этих двух видов абстракции в современной лингвистике является следующий: «Центральной в науке должна быть абстракция рациональной структуры предмета, поскольку она позволяет отделить существенные признаки предмета от несущественных, а родовидовая абстракция может иметь только вспомогательное значение» [Шаумян 1999].
На наш взгляд, такой вывод является слишком категоричным и не в полной мере учитывает различные формы концептуализации и категоризации действительности, одним из объектов которой является и язык, а также роль инвариантов и прототипов в этих процессах.
С точки зрения природы прототип и инвариант являются ментальными сущностями, единицами сознания и вследствие этого представляют собой разновидности концептов. Другими словами, в целом мы имеем дело с концептом как феноменом ментальной сферы, но предстающим перед нами в двух разных ипостасях, сформированных на уровне логикопонятийного мышления (инвариант) и психолого-понятийного мышления или эмпирического мышления (прототип).
В случае с инвариантом концептуализируются прежде всего родовидовые отношения, позволяющие в инварианте осознать то общее, что объединяет варианты в одном классе, в одной языковой категории – лексической или грамматической. В случае с прототипом концептуализируются прежде всего отношения, связанные с абстракцией рациональной структуры предмета, позволяющей определить существенные признаки объекта с целью выявления лучшего образца своего класса. В результате инвариант является показателем рода в родовидовых отношениях, а прототип оказывается видом в них. Следовательно, инвариант направлен на большую абстрагированность по отношению к своим противочленам – вариантам той или иной категории, тогда как прототип направлен на конкретизацию категориального значения, выделяя тот член категории, который оценивается как лучший, образцовый в своем классе. Поэтому не случайно исследователи (А.В.Бондарко, Н.Н.Болдырев, Е.В.Петрухина и др.) считают, что прототип и инвариант, будучи двумя самостоятельными ментальными сущностями, имеют взаимодополняющий характер, поскольку они находятся по разные стороны мыслительного процесса, включающего в качестве точки отсчета базовый уровень категоризации. Инвариант отражает мыслительный процесс, направленный на большую абстрагированность по сравнению с концептом базового уровня, а прототип связан с конкретизацией концепта базового уровня [Болдырев 2003]. Базовый же уровень представлен, прежде всего, единицами понятийного мышления.
Данные отношения между прототипом, инвариантом и понятием, представляющими разные виды (типы) концептов, можно представить в виде троичной оппозиции. В качестве нейтрального немаркированного члена выступает концепт «понятие», а крайними маркированными членами этой оппозиции оказываются концепты «прототип» и «инвариант». Схематично эта троичная оппозиция выглядит следующим образом: инвариант понятие прототип.
В соответствии с предложенным оппозитивным представлением мы имеем следующие определения инварианта и прототипа. Инвариант – это абстрактное понятие, а прототип – это конкретное понятие. И в этом случае они оказываются прямо противоположными типами концептов. Поэтому вполне можно согласиться с мнением Н.Н.Болдырева о том, что прототип не может быть инвариантом, а инвариант – прототипом [Болдырев 2003]. Но поскольку понятия «конкретное» и «абстрактное» имеют относительный характер, то мы предполагаем, что и в случае с противопоставлением инварианта и прототипа в языке эта относительность присутствует.
В связи с рассмотрением инварианта и прототипа как разных типов концепта возникает вопрос о том, какие знания ими структурируются или, другими словами, формат каких знаний представлены инвариантом и прототипом? Естественно, будучи разными самостоятельными типами концептов, но при этом обнаруживая взаимодополняющий характер, инвариант и прототип как ментальные сущности связаны с формированием определенных типов знаний. Прототип определяет круг знаний об объектах естественных категорий и представлен на базовом уровне категоризации, демонстрируя знания о лучших образцах в категоризации действительности и языка, знания, которые оказываются наиболее типическими для их восприятия, что позволяет воспринимать окружающий мир в наиболее естественных для носителей языка формах обыденного сознания. В инварианте же представлены знания об идеальном объекте, который имеет классовую сущность, объединяя знания о конкретных единичных предметах на основе нахождения в них общих свойств и признаков, что позволяет отражать мир в тех или иных формах научного мышления, «создавая, выражась словами В.Г.Адмони, большую маневременную возможность для оперативной памяти» [Адмони 1988: 30].
Как ментальные единицы инвариант и прототип имеют своих репрезентантов в языке, ибо только благодаря языку концепты приобретают свою форму выражения и оказываются способными выполнять инструментальную функцию. Поэтому возникает вопрос: что является языковым репрезентантом инвариантных и прототипических знаний?
Прежде всего необходимо помнить, что объектом языка являются не различные типы концептов, включая и понятия как протитотипический вид концептов, а значения языковых знаков, их семантика, в частности лексическая и грамматическая.
В этом плане и прототип, и инвариант находят свою репрезентацию в семантике, что позволяет выделять в языке инвариантное значение и как прототипическое значение. Прототипическое значение, как правило, представлено той или иной лексемой. Что же касается инвариантного значения, то оно, по мнению исследователей, имеет в качестве своего обозначения или названия то или иное словесное выражение, которое представлено в определениях категорий и классов слов. Наглядным примером этого является представление инвариантного значения в грамматике, в частности, связь инвариантного значения с такими понятиями, как «общее значение», «обобщенное значение» и «основное значение».
В истории развития теории значения в сфере грамматики данные понятия имеют различные истолкования и поэтому не всегда однозначно представлено их соотношение между собой. Не вдаваясь в подробный и детальный анализ этих подходов, отметим, что все они в той или иной мере связаны с понятием семантического инварианта. Наиболее часто эта взаимосвязь проявляется в отношениях между инвариантом и общим значением. Так, А.В.Бондарко, анализируя реализацию идеи инвариантности в работах Р.О.Якобсона по морфологии, отмечает, что «понимание инвариантности в трудах Р.О.Якобсона наиболее полно раскрывается в истолковании общих значений грамматических форм» [Бондарко 2003: 10]. Это естественно, поскольку, «общее – это единое во многом. Отдельные, единичные явления связаны между собой, взаимодействуют, зависят и обусловливают друг друга: они имеют (и не могут не иметь) нечто соизмеримое, общее» [ФЭС 1983: 447].
Однако, как показал языковой материал, не всегда оказалось возможным свести различные значения, в частности грамматических форм, в единое (целостное) общее значение. И наиболее наглядным в этом плане был материал о частных значениях падежей. Вследствие этого был востребован другой термин – «обобщенное значение», понятийное содержание которого также связано с абстракцией. В теории значения, наряду с понятием общего значения, в грамматике представлено понятие «обобщенное значение», прежде всего в работах В.Г.Адмони. В ФЭС в одном из своих толкований обобщение определяется как «мысленный переход от отдельных фактов, событий к отождествлению их в мыслях (индуктивное обобщение). Так, например, обнаруживая некоторое общее и специфическое свойство у представителей известного неопределенно большого множества предметов, образуют понятие о нем (индуктивное обобщение) [ФЭС 1983: 446]. Ввод этого научного понятия отразил, по существу, несколько иной взгляд на структуру грамматических форм – полевую структуру, согласно которому обобщенное значение наиболее отчетливо представлено в центре (доминанте) реализации значений грамматических форм, тогда как на периферии отчетливость и однозначность восприятия значений грамматических форм пропадает. Поэтому по отношению к ним выразить обобщенное значение и оказывается затруднительным или даже невозможным.
Таким образом, понятия «общее значение» и «обобщенное значение» могут совпадать, а могут не совпадать. Если выразить их отношения с точки зрения оппозитивных отношений, то маркированным является понятие обобщенного значения, а немаркированным – понятие общего значения. В данном случае, на наш взгляд, речь не идет о замене одного термина другим, поскольку понятийное их содержание отразило разные аспекты рассмотрения структуры грамматических единиц, в частности грамматических форм. Поэтому целесообразно их различать в плане того, идет ли речь о традиционной структуре грамматической семантики как внутрисистемного явления или речь идет о функциональной структуре грамматической семантики в рамках функционально-семантического явления. В первом случае целесообразно использовать термин «общее значение», а во втором случае – термин «обобщенное значение». Но в любом случае понятия «общее значение» и «обобщенное значение» являются родовыми по отношению к единицам, которые подверглись абстрагированию. Другими слова, в том и другом случае мы имеем дело с инвариантом, отражающим категориальный характер семантики грамматических форм.
Что же касается термина «основное значение» и его понятийного содержания, то его статус в соотношении, например, с общим значением оказывается, на наш взгляд принципиально иным, а именно: основное значение не оказывается рядоположенным с понятиями общего значения. Основное значение в большей степени ассоциируется с его положением в ряду тех или иных значений, среди которых он выделяется как основной и вследствие чего претендует на представление общего значения в качестве лучшего его образца, т.е. как своего рода прототип (прототипическое значение) инварианта (инвариантного значения). Именно к такому понимания статуса основного значения был близок Б.Комри, что отмечает А.В.Бондарко:
«По мысли Б.Комри, основное значение, скорее, может быть определено как прототип, т.е. «наиболее характерный случай» [Бондарко 2003: 14].
Таким образом, в инвариантной теории грамматической семантики основное значение выступает в качестве одного из вариантов инвариантного значения, обнаруживая при этом наиболее релевантные, четко и однозначно воспринимаемые признаки или свойства вариантного ряда, что позволяет считать основной вариант, представленный основным значением, лучшим среди них образцом, т.е. прототипом.
Показательным примером относительного характера противопоставления в языке прототипа и инварианта является представление инвариантной и прототипической семантики на разных уровнях классификации языкового материала (части речи, лексико-грамматические разряды, лексико-семантические группы). Проиллюстрируем это на материале глагола.
Как известно, глагол является языковой категорией, определяющей основное восприятие и отражение действительности, ее концептуализацию и категоризацию посредством глагольного класса как части речи. Частеречное значение может быть квалифицировано как семантический концепт, который репрезентирован в языке определенным набором грамматических категорий. Отношения между ним и его более конкретными репрезентантами, в качестве которых выступают лексико-грамматические разряды глагола, – это отношения инварианта и вариантов, где инвариант не совпадает ни с одним из вариантов, а является обобщением их значений. Но среди этих вариантов есть такие, которые в наибольшей степени реализуют релевантные признаки концептуальной структуры глагола, представленной грамматикой глагола.
В отличие от традиционного определения частеречного концепта как действия в широком смысле или процесса, мы определяем русский глагол, с точки зрения его концептуального содержания, как класс номинативных слов, обозначающих ядерный признак высказываний, чаще всего активного процессуального характера, который по отношению к субъекту (предмету) высказывания характеризуется актуализированностью и расчлененностью или же оказывается самодостаточным для выражения бессубъектных ситуаций, что обусловливает функционирование глагола в качестве предиката двусоставных и односоставных высказываний и морфологическую оформленность в тех или иных формах грамматических категорий наклонения, времени, вида, залога, лица (рода) и числа. Такое семантическое определение позволяет включать в состав глагола не только лексемы, обозначающие собственно действие или процесс (состояние), но и лексемы, обозначающие отношение (релятивные глаголы типа соответствовать) и свойство (в высказываниях типа Металл плавится, а дерево горит), которые не имеют процессуальной семантики (см.: [Шарандин 2009]).
Итак, семантическое определение глагола как класса номинативных слов, обозначающих «расчлененный, актуализированный, активный процессуальный признак», оказывается в этом наборе специфическим в пространстве признаковых частей речи, а также является в максимальной степени абстрагированным в системе глагола. Данный семантический концепт реализуется в позиции предиката и объективируется грамматическими категориями наклонения, времени, вида, залога, лица (рода) и числа. При этом важно отметить принцип объективации его концептуального содержания. Оно не влечет за собой отношение к компонентам грамматических категорий, составляющих его концептуальную структуру. Здесь важен лишь непосредственный набор грамматических категорий как таковых, по принципу «есть – нет». Данная особенность обусловлена сущностью семантической природы частей речи, которая определяется в высшей степени абстрагированным понятием, позволяющим включить в состав части речи все лексемы, в которых выявленная частеречная абстракция первичной и имеет интегрирующий характер.
В зависимости же от набора (состава) конкретных форм грамматических категорий, реализация и функционирование которых как бы «дают жизнь» глаголу, понятие «расчлененный, актуализированный, активный процессуальный признак» приобретает, если так можно выразиться, свою «плоть», ибо данный признак может быть активным, динамичным, характеризующим волеизъявление и деятельность человека, направленным непосредственно на объект, а это не что иное, как концептуальная характеристика класса глаголов действия (в узком смысле, типа «читать»). С другой стороны, глагольный признак может быть лишен свойства активности, динамичности, волеизъявления и т.д., то есть может быть постоянным, и тогда он характеризует ситуации, описывающие постоянный признак («эссенциальное» свойство) субъекта (в широком смысле). Ср.: птицы летают; человек дышит легкими, а рыба жабрами; металл плавится, а дерево горит; и т.п. Естественно, семантика «действие» оказывается в этом случае более прототипичной по сравнению с семантикой «состояние», «отношение», «свойство».
Таким образом, частеречное значение глагола – это инвариантное значение, которое выявлено посредством абстрагирования от вариативных значений, объективированных ближайшими репрезентантами глагола – лексикограмматическими разрядами. Но при этом инвариантное значение не является прототипическим, ибо в качестве прототипа выступает вариативное значение тех ЛГР, которые обозначают «действие» в узком смысле слова и в максимальной степени реализуют набор полных парадигм грамматических категорий, наиболее значимых и обеспечивающих прототипичность данного значения в семантическом концепте глагола как части речи.
В свою очередь, концепт «действие», будучи прототипом частеречного концепта глагола, оказывается инвариантом по отношению к различным акциональным группам лексем, реализующих в той или иной степени значение «действие» в узком смысле слова. Но «прототипическим экземпляром» среди них оказываются глаголы, обозначающие предельное действие человека, непосредственно направленное на объект, т.е. это глаголы типа «учить», «асфальтировать». Они в полном объеме реализуют парадигмы категорий наклонения, времени, лица, вида и залога. Глаголы же типа «сидеть», «бежать», «стучать», характеризующиеся неполным кластерным пучком грамматических категорий по сравнению с прототипом, хотя и сохраняют статус действия, поскольку их кластер включает категорию императива, которая однозначно отражает категоризацию действительности с точки зрения восприятия действия и состояния, тем не менее не относятся к числу прототипических глаголов действия.
Итак, значение, например, ЛГР с абстрактной лексической семантикой «акциональный гомический признак, характеризующийся предельностью и направленный непосредственно на объект» является инвариантом, т.е. результатом абстрагирования от конкретных лексических значений глагольных слов, реализующих в полном объеме все собственно глагольные категории. Но оно, как было показано выше, оказывается прототипом на частеречном уровне. Это, на наш взгляд, свидетельствует об относительности понятий «инваринт» и «прототип»: то, что на одном уровне является инвариантом, на другом, более высоком, может быть прототипом. В данном случае мы имеем по существу ту же ситуацию, которую отмечают исследователи относительно формы и содержания в языке (см.: А.А.Потебня, С.Д.Кацнельсон и др.).
Таким образом, понятия инварианта и прототипа, имеющие методологический статус и исследовательскую значимость в описании языкового материала, являются продуктивными в случае четкого осознания их ментальной природы, функций и места в концептуализации и категоризации действительности и языка как специфического объекта этой действительности, отражают тот или иной этап ее познания, связанный с такими его сторонами, как чувственное восприятие и рациональное познание [Шарандин 2011].
- Адмони В.Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики. Л., 1988.
- Болдырев Н.Н. Инварианты и прототипы в системной и функциональной категоризации английского глагола // Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность / вариантность. СПб., 2003.
- Бондарко А.В. Инварианты и прототипы в системе функциональной грамматики // Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность / вариативность. СПб., 2003.
- Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3. М., 1980.
- Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. М., 1995.
- Журавлев В.К. Фундаментальный характер фонологических идей // Фонология. Тамбов, 1982.
- Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975.
- КСКТ: Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
- Меркулов И.П. Прототип // ariom.ru/wiki/Prototip.
- Перцов Н.В. Инварианты в русском словоизменении. М., 2001.
- ФЭС: Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
- Шарандин А.Л. Русский глагол: Комплексное описание. Тамбов, 2009.
- Шарандин А.Л. Когнитивная и языковая специфика инвариантов и прототипов // Взаимодействие когнитивных и языковых структур. М., 2011.
- Шаумян С. Абстракция в современной лингвистике //http://www.ruthenia.ru/logos/number/1999_01/1999_1_10.htm