Олжас Сулейменов включил «Балкон» в состав «Глиняной книги», назвав его и «Кактус» поэмой, хотя многие литературоведы не без оснований считают, что это маленькая лирическая поэма, скорее лирический этюд, часть большого целого. Мухамеджан Каратаев отмечает автобиографизм сюжета, в котором звучит явная ностальгия по прошлому. Это дает ему возможность назвать поэму «Балкон» психологической и сравнить с акварельной миниатюрой, «где лирика и элегия – отрочество, дружба, любовь, музыка, математика, отец друга – дядя Боря» [1, с.365]. В ней рассказывается об обыкновенной, без драм и трагедий повседневной жизни; о том, «что жизнь может быть и такой вот – простой, с отроческими горестями, которые забываются и даже кажутся потом милыми». Поэт лейтмотивом определяет пушкинскую мысль о том, «что пройдет, то будет мило», которая в финале этой лирико-элегической акварели расставляет все на свои места:
И вытянув плохой билет, иду к тому балкону, и знаю – дяди Бори нет, и все равно – спокойно» [2, с.22].
Художественное своеобразие «Балкона» заключается также и в том, построен как сочетание прозаических и стихотворных фрагментов, причем объем прозаической речи доминирует над объемом речи стихотворной, что дало исследователю А.С. Исмаковой назвать его «прозаической» поэзией». Олжас Сулейменов первый раз апробировал эту структурную форму в поэме «Глиняная книга». Но в «Глиняной книге» прозой написан текст, обрамляющий найденную древнюю рукопись, которая целиком написана стихами, а в «Балконе» мы наблюдаем произвольное чередование прозаических и стихотворных фрагментов. Скорее всего, корни такого построения стиха нужно искать в поэтике шестидесятников, которые, несомненно, оказывали большое влияние на казахского поэта, в частности в поэмах Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского. И читатели, и критики назвали поэму автобиографической, а в главном Своеобразие лирического героя в поэме Олжаса Сулейменова «Балкон» лирическом герое «увидели» самого автора Олжаса Сулейменова 60-ых годов ХХ века. Неслучайно, в фильме Калыкбека Салыкова «Балкон», поставленном по мотивам сулейменовской поэмы, герой Айдар, молодой человек, отличающийся от других своими лидерскими качествами и независимостью духа, в исполнении Исмаила Игильманова и внешне похож на молодого поэта Олжаса Сулейменова. Лирический герой поэмы рассказывает (вспоминает) от первого лица о событиях своих школьных лет: «Я опять стою под тем балконом. Там – давно – чужие, но я иногда прихожу постоять. Кажется, так начинаются киноновеллы о первой любви. Потом, весь фильм, – ретроспекция. Я не собираюсь отступать от правил» [2, с.24]. Олжас Сулейменов дает возможность читателю воспринимать его текст как киносценарий. Говоря о ретроспективной композиции поэмы, нужно иметь в виду, что здесь речь идет не только о несоответствии хроники описываемых событий хронологии самого описания. С одной стороны, это, несомненно, поэтическая зарисовка-воспоминание лирического характера, попытка вспомнить давнее прошлое. С другой стороны, это далеко не элегическая рефлексия. Внешне воспоминания лирического героя состоят из трех эпизодов школьных лет его и его школьного товарища Жени, разделенных несколькими годами. Первые два из них посвящены описанию в ностальгическом духе эпизодов из детства и периода взросления. В первом фрагменте герой вспоминает, как их обоих за двойки в дневнике:
Гонял нас Папа (кандидат наук педагогических), лупил нас маленький гигант ладошкой атлетической.
И мы сдавались, Ели суп.
А он решал задачи... [2, с.25] В следующем мини-сюжете: Все чаще – «три»,
все реже крик,
и мы все веселее.
А Папа, толстенький старик, стал тише и грустнее.
Мы перешли в десятый класс ударно и отлично,
пришла любовь: Он – в новый Джаз,
а я – в свою физичку [2, с.26].
Темы этих фрагментов: элегические воспоминания об «отрочестве, дружбе, любви, музыке, математике» – раскрыты полностью, но
сюжет продолжается, поэтому нужно обратить внимание на прозаический текст, данный перед вышеприведенным вторым стихотворным отрывком: «Здесь положено сделать паузу и заявить: прошли дни, месяцы, год». «Положено»
– это некоторый жанровый шаблон, в котором лирический герой описывает происходившее со стороны, он теперь вне этой жизни, по меньшей мере, он не встроен в нее целиком. Но Сулейменов вводит третий эпизод, где лирический герой, страдающий от неразделенной любви к учительнице, продолжает свои волспоминания:
Разжалованный Папа появился из кухни, покорный и вялый:
«Ну, как дела, отличник? ..» Я рассказал, мол, так и так, дела мои поганы.
О-о! Вспыхнул Папа-кандидат разбуженным вулканом,
и снова оплеуха в ход, и сыну мимоходом,
и бегал я, как идиот, с их сыном-идиотом.
Опять, охваченный огнем,
он рвал в клочки задачи!.. [2, с.27].
Таким образом, нарушаются все жанровые ожидания: лирический герой, который к началу этого условного третьего эпизода уже готов смотреть на Папу как на персонажа ностальгической элегии («Папа, толстенький старик, стал тише и грустнее», «покорный и вялый»), неожиданно оказывается в ситуации, которая казалась ему невозвратно ушедшей в прошлое. «Разжалованный Папа» вновь преподносит ему очередной жизненный урок, как прежде аргументируя оплеухами. Он показывает уже подросшему герою, что уныние в связи с сердечными обстоятельствами в юности настолько же предосудительно, как и двойки в школьные годы. Его аргументы физически осязаемы: унывающий и страдающий от любви юноша так же заслуживает побоев, как и прежний школьник-двоечник.
И именно этот нешуточный урок, вернее, воспоминания о нем придают всей поэме элегический характер:
...Я буду вспоминать о нем в минуты неудачи.
Да, мы умеем выручать, Но так, как дядя Боря, никто еще не мог кричать,
Ругать меня за горе [2, с.27].
Поэтому неслучайно критики называют
«Балкон» «киноновеллой о первой любви».
Герой, вспоминающий через много лет о происходившем с ним и его друзьями в простом алматинском дворе, приходит к мысли, что преодоление одних испытаний есть лишь пролог к новым, куда более трудным; что уныние, от каких бы возвышенных причин оно не происходило, во всяком случае, есть порок, а не понимающий этого безусловно заслуживает немедленного наказания. Именно эта мысль позволяет некоторым исследователям, в частности, М.М. Ауэзову, увидеть в поэме элементы жанра толгау. С нашей точки зрения, именно эта особенность толгау как размышления о смысле жизни была реализована в киносценарии, написанном Шахимарданом Кусаиновым по мотивам поэмы Олжаса Сулейменова. Режиссер Калыкбек Салыков воссоздал в картине дух «оттепели» после эпохи сталинизма, времени поэтов и художников, любви и романтики [3]. Сюжет рассказывает о событиях, происходивших в одном из дворов в центре Алма-Аты. Как и в поэме Сулейменова, использован прием воспоминаний: идет операция, хирург Айдар узнает по татуировке на руке, что его пациент – парень с их двора. Размышляя о том, кто бы это мог быть из их ребят, он восстанавливает в памяти события двадцатипятилетней давности. Вспоминает жизнь своего двора в 60-ых годах, когда они были подростками, ходили в школу, дрались с ребятами из другого района, влюблялись, курили на балконе, пробовали играть в джаз.
Но фильм был даже для конца 80-ых годов абсолютно новаторским, потому что в нем рассказывается о сталинской эпохе как о времени жесточайших репрессий. Айдар не помнит отца, мать запрещала говорить об отце, чтобы избежать участи быть семьей репрессированного. На единственной сохранившейся семейной фотографии лицо отца вырезано. Семья репрессированного долгое время считалась изгоями общества, эта тема и после сталинской эпохи была закрыта, и Калыкбек Салыков один из первых открыто сказал об этом. Он показывает, что тень прошлого все время витает над семьей Султановых, сестру Жанну вызывают в КГБ, сосед Хаким пишет на нее и Айдара жалобу, чтобы отобрать их комнату в коммуналке.
Айдар, прототипом которого является автор поэмы, показан в поэме как обычный дворовый мальчишка, но, с другой стороны, он – наблюдатель и фиксатор всего, что происходит, значит, отражатель эпохи. Он часто встречает в свом бродовском районе Солнцелова – странного художника, который бродит по городу и пишет картины. В нем воплощены черты реальной личности – алма-атинского художника Сергея Калмыкова (1891-1967), который был знаковой фигурой своего времени. Айдар наблюдает за мужиками из своего двора, которые играют в домино и выпивают, ничего другого не делая. Он видит милиционера, которого в пьяном состоянии выкрикивает слова из оперы «Князь Игорь»:
«О, дайте, дайте мне свободу! Я свой позор сумею искупить!».
Пространство Айдара и его друга Женьки – балкон, на котором они сидят и слушают музыку, рассуждают о жизни, спорят. Балкон – особое пространство, он немного над всем тем, что происходит внизу. Авторы фильма представляют его как символ элитарной культуры. Сюжет о дружбе Айдара и Женьки полностью взят из поэмы, а события, происходящиево дворе, внизу, воссозданы сценаристом Шахимарданом Кусаиновым. Эти два пространства – высокой культуры, образования и низкой культуры (криминала, пьянства, бытовых ссор) объединяет Айдар, который может реализовать свои лидерские качества не только на Балконе, но и в пространстве бродовских улиц.
Сценарист и Ш. Кусаинов и режиссер К. Салыков по-своему «прочитали» биографию шестидесятников, на долю которых выпало жить в переломную эпоху. Противостояние главного героя Айдара группе Беса завершилось избиением, но именно в эту трудную для него минуту появился художник Солнцелов, который перевязал ему голову, отвел в больницу и сказал то, что можно считать главными слова во всем фильме:
Есть деспот, который тиранит тело. Есть деспот, который тиранит душу.
Есть деспот, который тиранит и душу, и тело.
Имя первого тирана – власть имущих, имя второго – пастырь.
Деспот, который тиранит и душу, и тело – толпа. Бойся толпы, человек! [3]
Мотив тиранства, поднятый Сулеймено вым в поэме «Балкон», становится основным в фильме: люди из НКВД, милиция, система, в которой реальная сила за Двором, живущим в пьяно-угарном ритме, за толпой наркоманов и блатных алматинского Брода. Но в этой жизни есть и другая сила, представленная миром Айдара, переживающего смерть художника Солнцелова как величайшую трагедию в своей жизни. Оператор Аубакир Сулеев передал состояние героя через бег по лестнице вверх в сопровождении музыки Софьи Губайдуллиной, мелодия которой буквально разрывается в плаче. Вся это сцена – своеобразный символ: интеллигенция 1960-х годов передает эстафету жизни молодому поколению в лице Айдара, который уже не один, к нему постепенно присоединяются ребята не только из его группы, но и группы Беса и совсем незнакомые ребята с алматинских дворов.
Создатели фильма 1988 года смогли выразить в этой символичной сцене «времен связующую нить», показав время становления шестидесятников, которые в лице Олжаса Сулейменова сыграли историческую роль в деле обретения Казахстаном независимости.
Литература
- Каратаев М. Диалектика поэтических дерзаний // Каратаев М. Собр.сочинений в 3 т. – т.3. – Алма-Ата: Жазушы, 1976. – С.364-372.
- Сулейменов О. Балкон // Сулейменов О. Глиняная книга – Алма-Ата: Жазушы, 1969. – С. 22 – 32.
- Балкон // kazakh-films.net/balkon/