Олжас Сулейменов в своем многомерном творчестве часто обращается к прошлому: философии Востока, истории древнего Шумера, литературе Древней Руси, поэзии казахских акынов и жырау, наследию Абая, Махамбета, Чокана. Информационной насыщенностью отличается признание поэта: «Я бываю Чоканом! Конфуцием, Блоком, Тагором!.. Я согласен быть Буддой, Сэссю и язычником Савлом!..» [1]. Такие признания указывают на место поэта в истории: для него не существует привычных границ – пространственных и временных. Гипертекстовое пространство творчества О. Сулейменова объединяет разные эпохи, судьбы в единый мир. Довольно часты в творчестве О. Сулейменова реминисценции с Ч. Валихановым. Любопытно проследить эту особенность на примере отдельных произведений поэта.
Предки,
В бою поддержите меня под мышки. Одинокое дерево не обойду.
Я повешу аркан На кривом суку. Я не первым
В последнем бою упаду.
Кто не знает мою золотую саку? Вон звезда сорвалась,
Голова моя клонится ниже, Клятву верности женщине дав, Я целую ладонь.
ни сову, ни ворону, ни лебедя Не обижу.
Аруах!
Укажи мне дорогу на Балатон ... –так, несколько загадочно, начинается стихотворение О. Сулейменова «Песня кумана» [1, 109]. Смысл этих поэтических строк не сразу доходит до сознания современного читателя, а может и не дойти, если читатель не знаком с древними традициями, обрядами, обычаями, верованиями казахов. Для того, чтобы прояснить подтекст «Песни кумана», можно обратиться к работе Ч. Валиханова «Тенкри (бог)» [2], как это сделал в своё время Мурат Ауэзов [3].
Выпишем некоторые сведения, содержащиеся в указанной работе Ч.Ч. Валиханова: «Арвах – дух предков, во всех трудных житейских случаях обращаются к ним, говоря :»аруахи, держите меня за руку и поддерживайте подмышки» и при носят в жертву ...», «Звезды почитают душами людей, если видят падение звезд, то говорят: «моя звездочка стоит еще!», «Дере во, одиноко растущие в степи , или уродливое растение с необыкновенно кривыми ветвями служат предметом поклонения и ночевок. Каждый, проезжая, навязывает на это дерево куски от платья, тряпки, бросает чашки, приносит в жертвы животных или же навязывает гриву лошадей», «Не стреляют лебедей... называют его царем птиц. Не бьют сову, филина, дятла, коккарга (синяя ворона) и кукушку...».
Комментируя «Песню кумана», Мурат Ауэзов замечает: «Символика стихов О. Сулейменова (построенная по принципу прямого соответствия предмета, события по условному обозначению и в этом смысле родственная кольцу иносказания в национальной литературной традиции) поддается прочтению, обнаруживая за условной усложненностью формы предельную искренность поэта и четкую определенность его позиции».
Действительно, смысл стихотворения Олжаса становится прозрачным после усвоения информации Чокана. «Песня кумана», насыщенная информацией о прошлых обычаях казахов, становится своего рода поэтической клятвой на верность своему народу, выражением гражданского кредо поэта. Вспоминается аналогичное по смыслу высказывание Олжаса: «Возвысить степь, не унижая горы», то есть возвысить свою культуру, не унижая чужие. Не случайно «Песня кумана» построена как клятва, с использованием ряда глаголов первого лица единственного лица настоящего времени: не обойду, повешу, упаду, целую, не обижу... В результате возникает интонация заклинания, создается атмосфера древности, колорит степи, дыхание истории. Трансформация текста Ч. Валиханова в «Песне кумана» прослеживается четко и однозначно.
На основе другой записи, сделанной Чоканом [2, 201-208], Олжас создает стихотворение «Выборы» [4, 99-100]. Любопытно сопоставить тексты Ч. Валиханова и О. Сулейменова:
Ч. Валиханов: «Карабатыр говорит:
Если хочешь, то буду говорить я и скажу тебе, Урак: 1. О далеких маджид и торкоманах и грузинах; 2. Глубоко лежащих башкирцах;
3. Высокобашенной Москве; 4. Мохнаторотых
русских; 5. Хохлатоголовых калмыках; 6. Дикоговорящих чурчутах – я одному себе обратил. Если ты неверный, – стрелы обращаю, муслим,
– душу мою к тебе располагаю. Когда мне было 12 лет, стрел-бегунцами владел, десять тысяч рати я был голова. 18 лет когда мне было (подобно Булаю, сыну Есена, подобно Джолаю, сыну Эсеке), имя Карабатыра повсюду пустил и славил: подобно баранам после доения, заставил блеять (и тогда) беспечно лежащего Урака, под пояс пнувши, разбудил; Сын Алия Урак! Когда и где будучи со мной был равен?
Ответ Урака:
Я, если хочешь, скажу, Карабатыр, тебе, скажу я твой корень и происхождение скажу. Ты был из города Машакр, выбежавший единодомный выходец (сарт). Отец твой был простой человек, хоть давшего был слуга, мать твоя была простая бедная женщина и рабыня всякого, давшего деньги. Каракула мой без холки, не в теле и молодец без скота – богатства. Но божия милость велика, день божия дает мне богатство, – неизвестно. Если (захочет) поищет, мирзе, подобному Ураку, вражие табуны найдутся. У моего Каракула холка горсть, грознородившемуся Ураку. Раба Матрушки сын через скот свой сравнялся. Сын богача на богача похож, на невязанного жеребенка похож, раба сын на раба схож, на собаку с отрезанными ушами схож. После этого дня этот праздник твой на драку собак схож...» [2, 206-207].
О. Сулейменов:
«Говори, Кара-батыр!
Если хочешь, скажу я тебе, Урак,
- маньчжурах, ногайцах хохлатоголовых, о башкирах, о русских мохнаторотых,
- туркменах, грузинах в далеких горах, о китайцах, не знающих вдохновенья, о великих народах, умеющих плакать, всех, подобно овцам после доенья, заставил я блеять во имя аллаха.
Если ты мусульманин, братайся со мной, а неверный – из вен твоих выпущу гной, мое имя ураном клокочет в степи,
сотни тысяч джигитов водил я в бой. Меня знает сайгак, и орел, и змея!
Меня знают на небе и выше!
Сын Алия, Урак, кто не знает меня? Только я о тебе не слышал!
Говори, Урак-батыр!
Что ж, скажу, если хочешь, Кара-батыр. Я прошел по дороге великой твоей:
у туркмен я спросил, у грузин я спросил, я в далеких лесах у башкир побывал,
я у русских в прекрасной Москве побывал,
у поляков я в тесных полях побывал, я с маньчжурами дикими, воевал,
у Литвы я спросил, у болгар я спросил, у племен я признания вырывал.
Кто не знает тебя? Кто не знает, что ты – Сын раба! Внук раба! И отец рабов!
Ты, презренный, ты землю когда-то пахал. Жеребец Каракул похудел подо мной, Жеребец Каракул благородней тебя, хочешь, я оседлаю тебя на бой?
Нет кобылы такой в степях! Оседлаю, ударю тебя по бокам, повалю, опозорю, как жирную бабу!
Сын волка, хоть и тощ, но похож на волка, Сын собаки, хоть толст, но похож на собаку! С отрезанными ушами.
Предание говорит, что в этом споре победил Урак-батыр» [4, 99-100].
Текстуальная близость записей Чокана Валиханова и строк Олжаса Сулейменова налицо: совпадают образы, эпитеты, сравнения и другие тропы, использованные в обоих случаях. У Валиханова: мохнаторотых русских, у Сулейменова: о русских мохнаторотых; у Чокана: хохлатоголовых калмыках, у Сулейменова: ногайцах хохлатоголовых; у Валиханова: раба сын на раба схож, на собаку с отрезанными ушами схож, у Сулейменова: сын собаки, хоть и толст, но похож на собаку с отрезанными ушами.
В то же время текст Чокана трансформируется в соответствии с замыслом Олжаса. О. Сулейменов домысливает Чокана, включает в свое стихотворение целые фрагменты, отсутствующие в записи Ч. Валиханова, но созвучные оригиналу по общей тональности, обогащающие текст XIX века: «Если ты мусульманин, братайся со мной, а неверный – из вен твоих выпущу гной; «мое имя ураном клокочет в степи», «меня знает сайгак, и орел, и змея». Наиболее далек от записи Чокана ответ Урака, победу которому отдает не Чокан, а Олжас спустя столетие.
В статье «Тенкри (бог)» Ч. Валиханов объясняет значение слов айналмак, айналайын, айналайын қарағым, айналайын шырағым [2, 211]. О. Сулейменов создает стихотворение «Айналайын«, в котором наполняет древнее слово новым, социальным содержанием. Стихотворение завершается следующими знаменательными строками:
Кружись, айналайн, Земля моя! Как никто,
я сегодня тебя понимаю,
все болезни твои на себя принимаю,
я кочую, кружусь по дорогам твоим... [1, 151].
Ключом к постижению подтекста этого стихотворения для современного читателя служит информация Чокана: «Есть жертва круговая – айналмак, жертва три раза обходит существо, для которого люди это делают. Так, схватывая птицу, окружают три раза вокруг головы и отпускают. Она берет все мое несчастье и болезни на себя. Человек, делая то же, принимает и предлагает себя духам. Для выражения любви они говорят айналайн – обойду вокруг. Нежная мать говорит любимому сыну: айналайн шырагым (зрачок), шырагым (светильник), т.е. обойду вокруг, зрачок, светильник мой» [2, 211].
Любопытно признание Леонида Мартынова: «Но все же нашелся человек, который объяснил мне и значение слова «айналайн», и еще многое другое. Это Олжас. Олжас Сулейменов» [5].
Ч. Валиханов дал этимологию слова айналайын. О. Сулейменов, основываясь на чокановском объяснении слова, расширил его семантическое поле. В его трактовке слово айналайын становится выражением позиции Поэта: не личные мелкие чувства, а болезни Земли, проблемы человечества должны волновать подлинного поэта. И, пытаясь закрепить за старым словом новый смысл, Олжас обыгрывает древний обряд, описанный Чоканом: « я кочую, кружусь по дорогам твоим» – это тот же самый айналмак, та же жертва, о которой пишет Ч. Валиханов, но жертва во имя всех живуших на земле.
Чокан жил в тяжелое время. «Это было время, когда умирали Пушкины и Лермонтовы и процветали бенкендорфы всех мастей. Время, ког да официально отменялось крепостное право во имя еще большего распространения рабства по всей плоскости Российской империи. Время, когда лучшие люди, вспыхнув ненадолго, сгорали в «безумном веселии». Рушились романтические иллюзии, светлые головы, воспринявшие с кровью предков идеи избранничества, кончали свои дни в кабаках, в сумасшедших палатах и в серых стенах серых домов, которых по Руси было великое множество», – пишет О. Сулейменов [6].
Несмотря на тяжелое время, Чокан за свои неполные 30 лет сделал для казахского народа многое. Об этом пишет С. Марков в своем посвящении Чокану:
Чужая жизнь – безжалостней моей Зовет меня... И что мне делать с ней? Ведь можно лишь рукою великана
В лазоревой высокогорной мгле Куском нефрита выбить на скале Рассказ о гордом подвиге Чокана! [7].
Таким образом, личность Ч. Валиханова занимает большое место в гипертекстовом пространстве творчества О. Сулейменова. На это указывают: использование имени Чокана в стихотворных и публицистических текстах; прямое обращение О. Сулейменова к записям Ч. Валиханова; трансформация научных трудов Ч. Валиханова в поэзии О. Сулейменова; текстуальная близость отдельных произведений О. Сулейменова с записями Ч. Валиханова.
Литература
- Сулейменов О. Определение берега. – Алма-Ата: Жазушы, 1979. – С. 54.
- Валиханов Ч. Тенкри (бог). – Собр. соч. в пяти томах. Том 1. – Алма-Ата: Главная редакция КСЭ, 1984. – С. 208-216.
- Ауэзов М. Времен связующая нить. Литературно-критические этюды. – Алма-Ата: Жазушы, 1972. – С. 115116.
- Сулейменов О. Повторяя в полдень. – Алма-Ата: Жазушы, 1973. – С. 99-100.
- Мартынов Л. Вместо предисловия. – В кн.: Сулейменов О. Определение берега. – С. 6.
- Сулейменов О. Мой Чокан. – В кн.: Сулейменов О. Эссе, публицистика. Стихи, поэмы, Аз и Я. – Алма-Ата: Жалын, 1989. – С. 15.
- Марков С. Идущие к вершинам. – М.: Советский писатель, 1968. – С. 6.