Казахи и Сибирское ханство: советская историография проблемы

В статье проанализирована репрезентация места казахов в истории Сибирского ханства в советской исторической науке. Одной из наиболее интересных и обсуждаемых проблем доколониальной истории Западной Сибири является проблема места казахов в истории Сибирского ханства. По этому вопросу высказываются различные, порой, диаметрально противоположные точки зрения. Основные концепции сложились еще в российской дореволюционной науке, но в советское время они были значительно доработаны с учетом достижений этнологии, археологии и источниковедения. В советской историографии проблемы можно выделить два основных направления по вопросу места казахов в истории Сибирского ханства. Первое господствовавшее в советской исторической науке направление заложено трудами В. Огородникова и С. Бахрушина. Согласно ему, казахи появились на границе Западной Сибири только в конце XVII– начале XVIII века и не играли значительной роли в истории Сибирского ханства. Второе направление, представленное работами Н. Томилова и его последователей, относит казахов к числу автохтонов Западной Сибири и активных участников процессов, связанных с историей Сибирского ханства.

Введение

Несмотря на то, что территориальные вопросы между Россией и Казахстаном уже давно урегулированы, а договор о границе между Россией и Казахстаном подписан Президентами Казахстана и России еще в 2005 г., на страницах прессы и в Интернет-сообществе продолжает муссироваться тема территориальных притязаний России на Северный Казахстан. За всеми этими рассуждениями стоит укоренившаяся в российской науке концепция позднего (не ранее конца XVII века) расселения казахов на территории Северного Казахстана, Западной Сибири и Зауралья. В связи с этим особо актуальным является анализ истории постордынских государственных образований в контексте их связи с этнической историей казахов и других тюркоязычных этносов региона. Особое место в истории Северного Казахстана и Западной Сибири занимают Сибирское ханство и роль казахов в истории этого государства.

Проблема места казахов в истории Сибирского ханства была поднята в российской исторической науке с момента систематического изучения во второй половине XVIII века. Российские авторы XVIII — первой половины XIX века, связывая таких персонажей сибирской истории, как Тайбуга и Кучум с казахами, следовали за сообщениями сибирских летописей, т.е. исторической памятью сибирских тюрков. Кроме того, слабое развитие этнографической науки вело к тому, что все выходцы из степной зоны ассоциировались у авторов с казахами, занимавшими эти степи в XVIII–XIX веках (Г. Миллер) [1].

В середине XIX века, с развитием этнографии и критики источников, стала получать распространение иная точка зрения, согласно которой казахи появились на границах Сибири в конце XVII или даже начале XVIII века (Г. Катанаев) [2]. Причиной стало скептическое отношение к исторической памяти, как «баснословным» сведениям» и представления о тождественности политического феномена «Казахское ханство/Казачья Орда» XVI–XVII веков и этнического феномена XVIII–XIX веков «қазақ/казах».

Советская историческая наука продолжила и развила основные концепции дореволюционной исторической науки. Преобладающим в науке стало положение об относительно позднем появлении казахов на границах Западной Сибири и их незначительной роли в истории Сибирского ханства и других постордынских государств, кроме, собственно, Казахского ханства. Во-первых, определенное влияние на развитие науки оказал фактический запрет со стороны руководства страны на изучение преемственности между населением Золотой Орды и казахами. Во-вторых, в репрезентации истории постордынского пространства происходит процесс фрагментации, когда отдельные части Золотой Орды отрываются друг от друга, освещаются как истории локальных самостоятельных общностей. В- третьих, сыграла свою роль слабая разработанность проблемы этногенеза казахов, приведшая к смешиванию политонима «казак» XV–XVII веков и казахского этноса, сложение которого произошло раньше.

Д. Верхотуров, поднявший проблему объективного изучения дорусской Сибири, констатировал, что «история Сибири, несмотря на проделанные исследования и достигнутые результаты, пока еще относится к категории наименее всего исследованных и меньше всего известных» [3; 22]. Говоря о проблемах изучения взаимосвязи сибирской истории и истории центрально-азиатских народов, в том числе и казахов, он отмечает, что «русские историки старательно не замечали тесных связей Сибири со Средней Азией и Передним Востоком … Сибирь под пером русских историков утратила даже свой этнический характер» [3; 42]. В полной мере это относится и к репрезентации взаимосвязей Западной Сибири и казахов в ранний (до XVII в.) период истории.

Методология и методы исследования

Объектом изучения являются модели репрезентации места и роли казахов в истории Сибирского ханства, сложившиеся в советской исторической науке. Специфика объекта диктует и специфику применяемых в работе методов и исследовательских приемов. Прежде всего, отметим, что эмпирическую базу исследования составили научно-исторические факты — положения, концепции и суждения ученых, ставшие основой их моделей репрезентации изучаемого исторического явления. При историографическом анализе данных моделей мы основывались на принципе историзма, учитывая контекст советской эпохи с ее жестким идеологическим контролем над всей системой гуманитарных наук, в целом, и историей, в частности. Следующий важный принцип — принцип методологического плюрализма. Выбор методологии и исследовательских стратегий зависит только от целей и задач исследователя и принципиально равнозначен. Поэтому и оценивать их можно только в той мере, насколько они соответствуют данным задачам.

Мы рассматриваем историческое исследование как моделирование исторического процесса. Моделирование — это исследование объектов познания на их моделях, построение и изучение моделей реально существующих объектов, процессов или явлений с целью получения объяснений этих явлений, а также для предсказания явлений, интересующих исследователя [4]. Познавательные возможности модели обусловливаются тем, что модель отображает (воспроизводит, имитирует) какие-либо существенные черты объекта-оригинала. Таким образом, изучение одних сторон моделируемого объекта осуществляется ценой отказа от исследования других сторон. Поэтому любая модель замещает оригинал лишь в строго ограниченном смысле.

В статье моделирование исторических процессов рассматривается не в узком смысле, как один из исследовательских методов, а в более широком. Как отмечает Я.Г. Неуймин: «Исторически сложившиеся научные понятия, непосредственно либо опосредованно связанные с объективной реальностью, — законы, теории, научные картины мира, суть, модельные конструкты. Все наши научные представления о мире природы, общества и техники, наши знания о самих себе, о мышлении и о его закономерностях носят модельный характер» [5; 49].

Учитывая, что объектом исследования являются модели репрезентации исторических явлений, оформленное как научно-исторический нарратив, основными методами будут сравнительный метод и метод типологизации. Применение первого метода обусловлено необходимостью проведения сравнения различных моделей, основанных на различных исследовательских принципах и подходах, второго — на необходимости выявления общих черт в данных моделях, позволяющих сводить их в определенные группы по заданным критериям.

Результаты и обсуждение

Итогом русской дореволюционной и в то же время началом советской историографии истории Сибири можно считать работу В.И. Огородникова. Работа была написана еще осенью 1919 г., когда Иркутск находился под властью белых, вторая ее часть издана уже в 1925 г. Говоря о специфике сибирской истории, автор подчеркивает, что приходу русских в регион «предшествовала многовековая история туземной Сибири» [6; 2]. Работу характеризует обстоятельное изучение на доступном для того времени уровне всего комплекса климатических, географических, социально-экономических причин формирования населения Сибири.

Он выделяет следующие этапы тюркизации региона. Первый, до XIII века, в ходе которого в Восточной Сибири закрепились якуты, в юго-западной и южной Сибири хакасы (кыркызы) и ряд более мелких тюркских и тюркизированных групп, а на юге Западной Сибири, в степных ее частях — «турко-татары» [6; 184, 185]. Второй этап был связан с походами Чингисхана, в результате которого угро-финское население Западной Сибири было сдвинуто на север, а на их месте закрепились сибирские татары — население Сибирского ханства, улуса, сформировавшегося в результате распада Кипчакского ханства (Золотой Орды) [6; 218]. Эту часть сибирских татар В. Огородников называет туринскими татарами, или туралинцами, первой волной тюрков Западной Сибири, «туземной» [6; 219]. Ко второй волне, «пришлым» тюркам, он относит ногайцев и бухарцев, проникшим в регион в XIV– XV веках, в результате их смешения с местными тюркскими и угорскими группами формируются тобольско-иртышские и барабинские татары [6; 219–220].

Политическая история сибирских татар, в изложении В. Огородникова, заключается в постоянной борьбе местной династии тайбугидов и шибанидами за власть в регионе. Это и привело к гибели Сибирского ханства, несмотря на «выдающуюся личность Кучума» [6; 282]. Казахов (кыргыз- казаков) В. Огородников относит к сибирским народам, формирование их связывает с походами Чингисхана, когда в «многочисленные турецкие племена», кочевавшие до этого в Монголии, были вытеснены в арало-иртышские степи [6; 249]. Здесь в XV веке в результате объединения кыргызов, канглы, кыпчаков и дулатов формируется Кыргыз-казачий союз (Казахское ханство. — Авт.) [6; 250]. К XVII в. относится продвижение казахов под давлением калмыков в верхнее и среднее течение Иртыша и Ишима, а в XVIII в. — «к русским границам на Ишиме, Тоболе и Урале» [6; 252]. Очень интересным является замечание автора о том, что миграция найманов и кереев на восток, верхнее течение Иртыша в результате ликвидации Джунгарского ханства, является «возвращением на свои прежние места» [6; 252].

В результате перемещений казахов из Семиречья в Ишимские и Иртышские степи формируются три казахских жуза — союз дулатов и канглы образует Большую, или Старшую, Орду; кипчаки и «позднее присоединившиеся к ним роды других турецких племен (аргынов, найманов и кереитов)» составили Среднюю Орду, а «отделившиеся от них роды в соединении с родом алчин» образовали Малую орду [6; 251, 252]. Таким образом, В. Огородников не видит этногенетической связи между сибирскими татарами и казахами, придерживается концепции позднего появления казахов на территории лесостепной зоны Западной Сибири.

Собственно советская историография проблемы соотношения «казахского» и «татарского» населения Западной Сибири начата работами С. Бахрушина, в частности, «Очерками по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. [7]. В этот период С. Бахрушин обходит вниманием этнический состав Сибирского ханства, для него население региона — «татары», «туземные» и «инородческие» племена [7; 152]. Даже при описании пленения Сеид-Ахмата воеводой Д.Чулковым проигнорировано присутствие при этих событиях казахского султана Ораз-Мухаммеда [7; 154]. Уделяя большое внимание политическим и социально-экономическим аспектам истории Сибири, С. Бахрушин практически не анализирует этнический состав населения. При этом исследователь считал сибирских татар этносом, возникшим в результате завоевания Сибири монголами в X III веке.

Позже, в ставшей классической работе о сибирских служилых татарах, С. Бахрушин проследил историю отдельных родов сибирских татар и, косвенно, этногенетические связи сибирского населения и соседей [8]. В частности, он отмечает, что сибирская знать постоянно пополнялась выходцами из других частей Улуса Джучи, в том числе и с территории современного Казахстана, «из Ногайской Орды» [8; 156]. Отмечает он и обратные процессы, когда от Кучума откочевали улусы «в Ногаи и Казацкую орду» [8; 158].

Связям Сибири с южными соседями был посвящен очерк С. Бахрушина «Сибирь и Средняя Азия в XVI и XVII вв.» [9]. Обширный анализ экономических и политических связей Сибирского ханства и среднеазиатских владений показал постоянные системные связи региона с другими частями Улуса Джучи и с присырдарьинским регионом, в частности, что констатирует автор. Однако для данной работы, как и для других работ С. Бахрушина, характерно полное игнорирование казахской составляющей таких контактов. Даже в тех случаях, когда эти контакты фиксируются в источниках, в частности, при упоминании фактов переезда родственников Кучума к казахскому султану Аблаю или установления брачных отношений с ханом Шыгаем, данные исторические персонажи не названы казахами. Об Аблае сказано буквально словами источника «в Бухары к Облахану», а Шыгай назван «знатным бухарским князем» [9; 199, 200].

Для исторической репрезентации С.Бахрушиным этнополитических процессов на территории Улуса Джучи характеры следующие моменты:

1. подчеркивание отрицательной роли монгольских завоеваний и Золотой Орды как в экономических, так и в этнополитических процессах в регионе;
2. принижение роли «кочевых» степных народов — наследников Улуса Джучи в этнополитических и экономических процессах в регионе;
3. искусственная модернизация терминов «татар» и «узбек» применительно к XV–XVII векам, присвоение им современного этнического значения с целью преувеличения роли «оседлоземледельческих» народов.

Системное изучение этнической истории Западной Сибири было начато в специальной монографии З. Бояршиновой [10]. Исследователь на основе изучения обширного эмпирического материала и классического для советской историографии методологического подхода приходит к выводу о тюр- кизации местного сибирского угорского населения, начиная с гуннского времени [10; 70]. Тюркиза- цию населения Западной Сибири она относит к раннему средневековью, к IX–X векам. З. Бояршинова считает, что угорское население, жившее в Прииртышье, было частично оттеснено к северу, частично ассимилировано кыпчаками. Последние стали одним из основных компонентов в формировании «сибирских татар» [10; 75].

Следующий этап этнической истории Западной Сибири относится автором к послемонгольскому времени, когда на территории Белой Орды и Улуса Шейбана формируется объединение «узбеков», причем предки казахов также включены в состав «узбеков» [10; 103]. Западная Сибирь, в частности, долина Ишима, отождествленная автором с владением «Туран», по мнению З. Бояршиновой, стала одним из центров формирования этого объединения «узбек» [8; 104]. Стоит отметить, что термины «татар», «узбек», «казах» исследователь считает условными названиями, более политическими, нежели этническими. Вместе с тем Сибирское ханство названо З. Бояршиновой государством «западносибирских татар», а Кучум — сыном «узбекского правителя Муртазы» [11; 36].

Говоря о советской историографии проблемы этнических связей казахского или шире, степного, населения с сибирскими татарами, необходимо отметить исследования узбекского ученого Х. Зияева. В небольшой по объему книге «Узбеки в Сибири», увидевшей свет в 1968 г., он пытается осветить роль узбеков в истории Сибирского ханства и этногенезе сибирских татар. При этом, описывая историю возвышения Кучума, похода Ермака и других исторических событий, Х. Зияев полностью игнорирует казахов и Казахское ханство. Роль Бухарского ханства, напротив, выделена несколько гипертрофированно, все персонажи сибирской истории (Кучум, Ахмет-Керей, Сеид-Ахмет) попадают в Сибирь непосредственно из Бухары, игнорируя географический и этнополитический факторы [12; 8, 9].

Заметным явлением в советской историографии стало издание пятитомной «Истории Сибири», первый том которой, увидевший свет в 1968 г., был посвящен дорусскому периоду [13]. Параграф, посвященный истории Западной Сибири в XIII–XVI веках был подготовлен З. Бояршиновой и Н. Степановым. В данной работе был окончательно сформулирована концепция истории региона в золотоордынский период, господствовавшая в советской исторической науке вплоть до начала 90-х гг.

Автохтонами региона были названы угро-финские, самодийские и селькупские племена. Тюрки, жившие в лесостепной и степной части региона, «сложились из угро-язычных, кето-язычных и самодийских групп, подвергшихся … тюркизации» [13; 360]. Таким образом, тюрки были признаны авторами «Истории...» пришлым, не автохтонным населением. Связь с Золотой Ордой отрицалась, образование Тюменского объединения, датированное XIV веком, объявлялось результатом внутреннего развития в процессе «феодализации» населения и «разложения первобытно-общинного строя». Очевидные факты сюзеренитета сарайских ханов над землями Сибири объяснялись тем, что «Тюменское ханство было в какой-то мере подчинено Золотой Орде [13; 363, 364].

Дальнейшая история Западной Сибири в изложении авторов «Истории» представляется борьбой сибирских татар во главе с «тайбугиным родом» с пришлыми южными степными народами — узбеками и ногайцами, «стремившимися закрепить за собой кочевья по Тоболу, Ишиму и Иртышу» [13; 364]. С 20-х годов XV века эти земли входят в состав территории, где идет непрерывная борьба между кочевниками, представленными «правителями Белой Орды» и потомками Шейбани-хана. Естественно, создание «татарского Сибирского ханства» тайбугидов было ответом местного тюркизи- рованного татарско-угорского населения на давление южных кочевников [13; 365, 366].

Захват власти Кучумом представлен в «Истории...» как результат «упорной борьбы за овладение Сибирским ханством со стороны шебанидов, ногайских мурз и правителей узбекских орд» [13; 366]. Кучум опирался на «узбекские и ногайские вооруженные отряды», местное население смотрело на него, как на завоевателя, пришельца, «положение массы трудящихся резко ухудшилось» [13; 367]. Таким образом, последовательно проводилась мысль, что последующее завоевание Сибири Московским государством было благом для местного населения, так как освобождало его от тирании пришлых «узбекских правителей», именно так в тексте «Истории...» названы Кучум и его отец Муртаза [13; 371].

В работах Н. Томилова проблема этнической истории тюркского населения Западной Сибири получила дальнейшее развитие. В одной из обобщающих работ он подчеркивает роль казахского населения степной зоны в формировании групп сибирских татар [14; 20]. В южной части расселения туринских татар автор отмечает их активные этнические контакты с башкирами или группами, вошедшими позже в состав башкир [14; 24]. Описывая особенности формирования тюркского населения по р.Тура, так называемой «области Тахчеи», исследователь проводит параллели со степным населением (племенами Дашт-и-Кыпчака), называя тагчи узбекским племенем, носившем второе название катаган [14; 27]. Отметим, что катаган и алаш были соответственно правым и левым крылом армии Орыс-хана, основателя династии казахских ханов. Кроме того, Н. Томилов отмечает наличие в составе хакасов группы «аргын», которая мигрировала сюда после завоевания Сибири русскими с реки Тобол вместе с другими группами сибирских татар. Вместе с тем, отмечено постоянное бегство части татар не только на восток, но и на юг, в степные районы [14; 34, 35, 76].

Описывая этногенез основного ядра сибирских татар — тобольских татар, или тобулык, Н. Томилов отмечает его сложный характер и считает, что, кроме местного тюркоязычного населения, в нем большую роль сыграли выходцы из степной зоны — ногайцы, узбеки и казахи [14; 67]. Кроме того, еще один компонент сибирских татар, «бухарцев», исследователь также связывал не только со Средней Азией, но и с Казахстаном. Отмечает он также наличие казахов в войске Мамет- кула во время его войны с Ермаком [14; 68, 69].

Тесную связь казахов и другой этнографической группы сибирских тюрков, тевризскими татарами, отмечает Н.Томилов, ссылаясь на работы Б. Кармышевой. В частности, анализируя этническую историю клана курдак, он отмечает, что часть этого рода попала к казахам и в составе аргынов в XVII веке оказалась в составе узбеков-локайцев. Кроме того, в составе курдаков отмечаются кара- кыпчаки, ногаи и китаи, пришедшие в регион в составе каракалпаков или казахов, а в составе сарга- тов — табыны, пришедшими в составе казахов, ногайцев или башкир [14; 119, 122, 124].

Анализ Н. Томиловым этногенеза такой группы сибирских татар, как чат или чагат, показывает прямую связь с казахами. В частности, исследователь отмечает, что в исторической памяти самих чатских татар сохранилось представление об том, что «раньше они составляли с казахской ордой один народ». Автор связывает с этнонимом «чат» такие казахские этнонимы, как «жетиру» и «жат» [14; 206, 207]. Относительно такого компонента в этногенезе сибирских татар, как «ногай», Н. Томилов отмечает, что этот компонент входит в состав всех групп иртышских татар [14; 123].

В целом, следует отметить очень скрупулезный анализ этнической истории сибирских татар в монографии Н. Томилова, позволивший ему показать тесную связь между различными группами сибирских татар, ногайцев, казахов и степных узбеков, составлявших до XVII века единый этнический массив.

Отдельно рассмотрим казахстанскую советскую историографию репрезентация места казахов в истории Сибирского ханства. Отметим, что в «Очерках по истории Казахской ССР» М. Вяткина, изданной в 1941 г., эта проблема не рассматривалась. Однако, анализируя этногенез казахов, автор отмечает, что: 1) образование Казахского ханства и казахов как этноса — связанные, но не идентичные процессы [15; 78]; 2) категории «узбек», «ногай», «казах» первоначально не носили этнический характер [15; 74, 75, 77]; 3) «узбеки» и «казахи» до XVI века представляют собой единый этнос, их обособление относится только к позднему периоду [15; 78–80]. К сожалению, М. Вяткин обходит вниманием историю Сибирского ханства, лишь эпизодически вспоминая о его существовании и контактах с казахами [15; 91, 92, 103].

В 1943 г. был издан I том нового обобщающего издания — «История Казахской ССР» под редакцией М. Абдыкалыкова и А. Панкратовой. Учитывая, что М. Вяткин стал одним из авторов данной книги, неудивительно, что репрезентация этногенеза казахов и их места в истории постордынских государств, в том числе и Сибирского ханства, не изменилась по сравнению с «Очерками» [16; 85–87, 92]. После разгромной критики в адрес данной книги со стороны партийной верхушки, она была значительно переработана и переиздана в 1949 и 1957 гг. Однако основные положения репрезентации места казахов в истории Сибирского ханства значительно не изменились.

Серьезный сдвиг произошел в 60–70-е гг. XX века, когда благодаря большой источниковедческой работе были введены в научный оборот значительные объемы письменных источников, началось систематическое исследование исторической памяти казахского и иных тюркских народов СССР. В 1979 г. был издан II том нового пятитомного академического издания «Истории Казахской ССР», где впервые в репрезентацию истории Казахстана было включено Сибирское ханство. Разделы, касающиеся его истории (Северный Казахстан и Западная Сибирь в XIII–XV вв., Сибирское ханство при Кучуме) были написан Н. Мингуловым [17; 183–187, 280–282]. Раздел об этногенезе казахов был подготовлен А. Маргуланом [17; 239–248, 251–255].

Отметим, что авторы нового издания постоянно подчеркивают общность населения Западной Сибири в этот период с населением Северного, Центрального и, отчасти, Восточного Казахстана [17; 183, 184]. Основным населением региона в монгольский период, по мнению Н. Мингулова, являются кыпчаки, ставшие ядром казахстанских племен, соседствовавших с племенами Западной Сибири, и кереиты, создавшие крупное этнополитическое объединение на территории Северного Казахстана и Западной Сибири [17; 184]. Автор отмечает, что Сибирское ханство при Кучуме включало в себя территорию Северного Казахстана, а население этого региона составляли казахские роды, кочевавшие по среднему течению Тобола, Ишима и Иртыша и в Барабинской степи, по соседству с тюркоязычным населением Западной Сибири [17; 280]. Автор придерживается распространенной ранее в российской литературе точки зрения о степном, ногайско-казахском происхождении как Тайбуги, так и Кучума. Говоря о населении долины Иртыша, известном как «шибанцы», Н. Мингулов подчеркивает их общее с казахами происхождение [17; 280, 281].

Наличие этнической общности населения Казахстана постордынского периода обосновано в разделе, посвященном этногенезу казахского народа. Автор подчеркивает, что термины «кыпчак», «могул», «узбек», «казах» обозначают в XIV–XV веках один и тот же народ [17; 253]. Процесс смены названия авторы видят следующим образом. Примерно с 50–60-х годов XIV века в отношении населения Казахстана вместо традиционного термина «кыпчак» начинает применяться термин «узбек», а с начала XVI века — «казах». При этом изменение названия не сопровождалось сменой населения, за исключением миграции части степных племен во главе с Мухаммедом Шейбани в Среднюю Азию [17; 253, 255]. Как мы видим, в издании 1979 года появляется новое направление в советской историографии, репрезентующее историю Сибирского ханства как часть истории казахов. Однако данное направление осталось лишь в рамках казахстанской историографии, не получив распространения в официальной советской исторической науке.

Выводы

Таким образом, историографический анализ научно-исторических моделей репрезентации места и роли казахов в истории Сибирского ханства, разработанных в советской исторической науке, показывает нам наличие двух основных концепций, обусловленных как методологическими подходами, так и исследовательскими стратегиями, выбранными учеными. Первое направление заложено трудами В. Огородникова и С. Бахрушина. Согласно ему, казахи появляются на границах Западной Сибири только в конце XVII–начале XVIII века и не играли значительной роли в истории Сибирского ханства. Отметим, что данные взгляды восходят к работам дореволюционных российских авторов, в частности, Г. Катанаева.

Основой таких выводов стали: 1) следование письменным источникам, преимущественно архивным; 2) скептическое отношение к устным источникам, связанное со слабой разработанностью в советской исторической науке методов анализа объектов исторической памяти; представления о тождественности политического феномена «Казахское ханство/Казачья Орда» XVI–XVII веков и этнического феномена XVIII–XIX веков «қазақ/казах».

Второе направление, представленное работами Н.Томилова и его последователей, относит казахов к числу автохтонов Западной Сибири и активных участников процессов, связанных с историей Сибирского ханства. Отличительная черта данных работ — широкое привлечение для моделирования истерических процессов таких источников, как лингвистические данные и факты исторической памяти, отраженные в фольклорных источниках, в частности исторических преданиях сибирских татар.

Стоит отметить, что уже в конце 70-х гг. начинает развиваться третье направление, исследователи, работающие в его рамках, считают казахов частью единого этноса Золотой Орды и, соответственно, не разделяют при реконструкции событий XV–XVI веков казахов и сибирских тюрок — основное население Сибирского ханства.

Статья подготовлена в рамках реализации научного проекта по гранту Комитета науки Министерства образования и науки Республики Казахстан на тему: «Сибирский улус: Северный Казахстан и сопредельные территории системе золотоордынской этнополитической системы», ИРН AP08856598.

Список литературы

1. Миллер Г. История Сибири. — Т.1 / Г. Миллер. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937. — 607 с.
2. Катанаев Г. Киргизский вопрос в Сибирском казачьем войске / Г. Катанаев. — Омск: Типогр. Окружного штаба, 1904. — 201 с.
3. Верхотуров Д.Н. Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня / Д.Н. Верхотуров. — М.: ACT; Красноярск: АБУ; Владимир: ВКТ, 2009. — 331 с.
4. Глинский Б.А. Моделирование как метод научного исследования / Б. Глинский. — М.: Изд-во МГУ, 1965. — 248 с.
5. Неуймин Я.Г. Модели в науке и технике: История, теория, практика / Я. Неуймин. — Л.: Наука, 1984. — 192 с.
6. Огородников В. Очерк истории Сибири до XIX столетия. — Ч.1. История дорусской Сибири / В. Огородников. — Иркутск, 1920. — 289 с.
7. Бахрушин С.В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. / С.В. Бахрушин. — М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1927. — 198 с.
8. Бахрушин С.В. Сибирские служилые татары в XVII в. // С.В. Бахрушин. — Т. III, Ч. II. — М.: Изд-во АН СССР, 1955. — С. 153–175.
9. Бахрушин С.В. Сибирь и Средняя Азия в XVI—XVII вв. // С. В. Бахрушин. — Т. IV. — М.: Изд-во АН СССР, 1957. — С. 195–214
10. Бояршинова З. Население Западной Сибири до начала русской колонизации. (Виды хозяйственной деятельности и общественный строй местного населения): спецкурс по истории народов Сибири для студ.-заочн. ист. фак. ун-та / З. Бояршинова. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1960. — 154 с.
11. Бояршинова З. Западная Сибирь накануне присоединения к России. Сельскохозяйственное освоение Западной Сибири русскими в феодальную эпоху: докл., обобщ. содержание научных трудов, представленных ... д-ра ист. наук / З. Бояршинова. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1967. — 109 с.
12. Зияев Х. Узбеки в Сибири (XVII—XIX вв.) / Х. Зияев. — Ташкент: ФАН, 1968. — 37 с.
13. История Сибири с древнейших времен до наших дней:[В пяти т.] / под ред. А.П. Окладникова. — Т.1. — Л.: Наука, 1968. — 454 с.
14. Томилов Н.А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI—первой четверти XIX вв. / Н. Томилов. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1981. — 276 с.
15. Вяткин М. Очерки истории Казахской ССР / М. Вяткин. — M.: Госполитиздат, 1941. — 367 с.
16. История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней / под ред. М. Абдыкалыкова, А. Панкратовой. — Алма-Ата: КазОГИЗ, 1943. — 670 с.
17. История Казахской ССР (с древнейших времен до наших дней): [В 5-и т.]. . — Т. 2 / под ред. А. Нусупбекова. — Алма-Ата: Наука, 1979. — 424 с.